Нейтронные звезды. Как понять зомби из космоса - Москвич Катя

Эта конференция проходила 21 и 22 мая. На той же неделе Голд послал свою статью в Nature, где она и была опубликована 25 мая. Похоже, редактор Nature разбирался в этом вопросе лучше, чем организаторы конференции. В самом деле, уже через два месяца в созвездии Паруса и в Крабовидной туманности астрономы обнаружили два новых пульсара. Это стало наглядной демонстрацией явной связи между нейтронной звездой и взрывом сверхновой (см. главу 3). Кроме того, при изучении пульсара в Крабовидной туманности стало ясно, что интервал между пульсациями хотя и очень понемногу, но увеличивается со временем. Это означает, что пульсар замедляется. И еще это означает, что он вращается. До этого открытия не было понятно, вращаются нейтронные звезды или колеблются. Если что-то, например такие звезды, как белые карлики, колеблется, со временем колебания становятся все быстрее и быстрее. Очевидно, новые замедляющиеся объекты – это не белые карлики, а, скорее всего, вращающиеся нейтронные звезды. Пожалуй, пульсар в Крабовидной туманности остается самым известным пульсаром, ярко сверкающим в своей великолепной резиденции.

После открытия Белл астрономы по всему миру прильнули к своим телескопам. Намереваясь оставить свой след в этой новой, увлекательной области радиоастрономии, они пытались обнаружить на небе новые пульсары. Несколько десятилетий радиотелескоп обсерватории Parkes в штате Новый Южный Уэльс в Австралии был одним из лучших инструментов для открытия пульсаров. Кроме того, этот радиотелескоп знаменит еще и тем, что 20 июля 1969 года его радиоантенна в числе немногих других оказалась способна принять сигнал прямой телевизионной трансляции посадки на Луну “Аполлона-11”29.

Поэтому я решила, что теперь следует направиться в обсерваторию Parkes. Справившись с чем-то вроде ностальгии, я оставила сельский Кембриджшир и заброшенную “Межпланетную сцинтилляционную матрицу”, где когда-то молоденькая Джоселин Белл безбоязненно взяла в руки кувалду, чтобы построить радиоастрономию будущего.

Добраться до Parkes не так-то просто: как и большинство крупных телескопов, он располагается в безлюдном месте. Из Мельбурна я ехала на машине вместе с Мэтью Бейлзом и его магистрантом Рене Спиваком, начинающим астрономом из Висконсина. Он получил домашнее образование и надеется повторить судьбу Джоселин Белл. Еще с нами в машине – юное дарование, двенадцатилетний Рудра Сехри. Мальчик слушает летний курс физики в университете, написал четырехсотстраничную книгу о новых технологиях и ради удовольствия преобразовывает излучение пульсаров в музыку. Про гравитационные волны он знает больше, чем большинство людей когда-либо будут знать. Недавно он попросил у Бейлза разрешение время от времени приезжать в Технологический университет Суинберна, чтобы поработать с архивом данных о пульсарах. Рудра радуется поездке, хотя добираться предстоит двенадцать часов.

Бейлз может без конца рассказывать про пульсары, и, если, конечно, вы увлекаетесь радиоастрономией, это делает длинную поездку достаточно интересной. В субботу, в конце дня, мы наконец добираемся до небольшого городка Паркс, где проживает одиннадцать с половиной тысяч человек. Я в восторге. Для меня эта поездка вроде запоздалого подарка на день рождения. Сам день рождения я отметила в воздухе, во время полета в Мельбурн, совсем одна. Бейлз считает, что, появись мы здесь лет на десять раньше, остались бы тут, вероятно, навсегда. В его голосе тоска по прошлому. По словам Бейлза, в то время здесь было гораздо интереснее. Он вспоминает, как чувствовал себя участником необыкновенного приключения, говорит о том волнении, которое испытывал, когда работал непосредственно на этом потрясающем инструменте, улавливающем сигналы из космоса. Сегодня все наблюдения ведут удаленно. Можно остаться дома и, сидя на диване в пижаме, управлять радиотелескопом с помощью персонального компьютера.

Наскоро поужинав, мы переночевали в небольшом мотеле, где обычно останавливаются редкие астрономы, все еще приезжающие сюда. На следующее утро нас ждала двадцатиминутная поездка к “Тарелке”. Это прозвище, которым австралийцы наградили радиотелескоп Parkes после выхода в 1999 году фильма, рассказывающего историю о том, как обсерватория помогла НАСА ретранслировать сигналы при высадке астронавтов на Луну. Бейлз говорит, что после выхода фильма число посетителей возросло до небес. Австралийцы любят свою “Тарелку”, и многие посетители интересуются: действительно ли можно играть на “Тарелке” в крикет, как это показано в фильме? Ответ короткий: “Нет”. Это комбинированные съемки: снимали только мяч, а актеры даже не приближались к “Тарелке”. И, чтобы не повредить чувствительную поверхность телескопа, использованный в фильме мяч сделали мягким.

Я заметила Parkes за несколько миль: его огромный отражатель сверкал в лучах палящего австралийского солнца. Вблизи телескопа неукоснительно должен соблюдаться режим радиомолчания, поэтому все телефоны следует перевести в режим полета. Это требование раз за разом неизменно повторяется во всех обсерваториях, куда я ездила, чтобы написать эту книгу. Оно призвано минимизировать помехи наземных источников, способные замаскировать подлинные космические сигналы, что затруднило бы астрономам поиск новых объектов и даже могло бы ввести их в заблуждение. Когда мы въехали в небольшие ворота, спугнув стаю розовых какаду, взмывших с ветки низенького дерева высоко в небо, Бейлз неожиданно повернул влево, в направлении, противоположном “Тарелке”. На знаке, размещенном на фонарном столбе, я прочла: “Наблюдательный пункт”. “В восьмидесятых я торчал здесь неделями”, – говорит Бейлз. Сейчас уже не так. По его словам, сегодня он приезжает сюда очень редко, когда надо показать станцию гостям вроде меня или привезти сюда своих магистрантов, чтобы для них радиоастрономия стала чем-то более реальным. Последний раз наблюдатели были здесь около десяти лет назад.

А тогда, в восьмидесятые, рассказывает Бейлз, астрономы, приезжавшие в Parkes, бронировали жилье заранее. Обедали они тоже здесь, а у кухарки Джанет, достаточно твердой и непреклонной австралийки, имелись свои собственные представления о том, как должны питаться ученые. “Ее панически боялись, – рассказывает Бейлз. – Никто не осмеливался разгневать ее и опоздать к столу”. Однажды Бейлз и несколько его коллег-астрономов забронировали жилье, но забыли предупредить, что не явятся к обеду. Приехав поздно, они обнаружили оставленный им остывший обед, который следовало разогреть. “Мы знали, что, если не съедим его, Джанет убьет нас”, – вспоминает Бейлз. На следующее утро, до того как появились повара, один из исследователей, в тот же день уезжавший в Сидней, взял мусорный пластиковый мешок, свалил в него все обеды и выбросил за двадцать километров от наблюдательного пункта. “Осмелиться оставить обед Джанет было невозможно”, – усмехаясь, добавляет он.

Не только Бейлз с грустью вспоминает о тех далеких днях. Когда мы наконец подъехали к телескопу, нас приветствовал среднего роста человек с широкой улыбкой. На его каске бейдж – Джон Саркисян. Официальная должность Саркисяна – операционист. Он один из немногих сотрудников, работающих здесь изо дня в день. Позже Джон мне расскажет, как скучает по тем дням, по голосам астрономов, не стихающим в аппаратной, по дружеским соревнованиям в “беге по тарелке”. Он помнит, как в любое время дня и ночи они без шлемов или какой-то другой защитной экипировки лазали вверх и вниз по узеньким лесенкам, чтобы вручную поменять приемник на самом верху “Тарелки”, в кабине фокусировки, расположенной примерно в пятидесяти метрах над землей. В то славное время один инженер, Гарри Фэгг, хвастал, что может совершить восхождение на “Тарелку” за три минуты, смеется Саркисян. Теперь же всем управляет компьютер.

“Осторожно! Кенгуриный навоз!” – предупреждает Саркисян. Оказалось, здесь и в самом деле пасется стадо кенгуру: большие, мощные самцы, с которыми не хотелось бы встретиться на ринге, грациозные самки – они поменьше, и у некоторых из них в сумках очаровательные детеныши, неуклюжие кенгуру-подростки с длинными ногами и еще не до конца сформировавшимся телом. По словам Саркисяна, змеи здесь тоже есть – три самых смертоносных в мире: восточная коричневая, западная коричневая и королевская коричневая. Ничего себе соседи! Затем мы надеваем шлемы, чтобы прямо под отражателем пройти в аппаратную.