Солнце клана Скорта - Лоран Годе

Глава пятая

ПИРШЕСТВО

Наступила ночь. Кармела приспустила металлическую штору. Она не хотела, чтобы ей помешали. «Еще наверняка найдется какой-нибудь припозднившийся покупатель, — подумала она. — Впрочем, вряд ли: увидит, что витрина наполовину закрыта, и не будет настаивать». Во всяком случае, если станут звать ее, стучать, она решила не откликаться. Ей надо было кое-что сделать, и она не хотела, чтобы ей помешали. Она прошла за прилавок и несколько нервозно достала деревянный ящик, который служил ей кассой. «Все нормально, деньги любят счет», — подумала она. Она открыла ящик и погрузила пальцы в кучу смятых купюр, стараясь привести их в приличный вид, разгладить и сосчитать. Она погрузила пальцы в эту кучку бумаги с исступлением, словно какая-нибудь беднячка. В ее движениях чувствовалось беспокойство. Она с тревогой ждала результата. Хватит ли? Обычно она пересчитывала кассу, вернувшись домой. Спокойно, без нетерпения. Она прекрасно знала, определяя на глаз, был ли день удачным или нет, и не торопилась пересчитывать банкноты, чтобы подтвердить свою оценку. Но в этот вечер все было иначе. В этот вечер, склонившись в полумраке своей лавки над кассой, она была как вор над своей поживой.

«Пятьдесят тысяч лир», — пробормотала она наконец, когда небольшая пачка приведенных в порядок банкнот легла перед ней. Она взяла ее и положила в конверт, а потом смахнула оставшееся в кассе в холщовый кошель, в нем она обычно носила домой дневную выручку.

И только тогда быстро и как-то нервно, словно совершая что-то тайное, заперла лавку.

Она не пошла домой. Она повернула на виа деи Мартири и торопливо зашагала. В такое позднее время — без десяти минут час ночи — улицы были пусты. Дойдя до паперти церкви, она с удовлетворением отметила, что пришла первой. Она не захотела присесть на скамью, но едва успела сделать несколько шагов около, как к ней подошел мужчина. Кармела почувствовала себя маленькой девочкой, стоящей на ветру. Мужчина любезно поздоровался с ней поклоном головы. Она нервничала. Ей не хотелось, чтобы эта встреча затянулась, она опасалась, что кто-нибудь увидит их в такой неуместный час и по деревне пойдут пересуды. Она достала заранее приготовленный конверт и протянула его мужчине.

— Вот, это вам, дон Карделла. Как было условлено.

Мужчина улыбнулся и сунул конверт в карман своих полотняных брюк.

— Вы не пересчитаете? — с удивлением спросила Кармела.

Мужчина снова улыбнулся, показывая всем своим видом, что подобная предосторожность излишня, кивнул ей и исчез.

Кармела осталась стоять на паперти. Вся процедура продлилась всего несколько секунд. Теперь она была здесь одна. Все кончено. Эта встреча, мысль о которой преследовала ее несколько недель, этот срок платежа, который лишал ее сна по ночам, только что прошла, и ни вечерний ветер и никакие звуки на улице не отметили эту минуту каким-то особым знаком. Но тем не менее она чувствовала: только что ее судьба пошла по новому пути.

Скорта заняли много денег, чтобы открыть свою табачную лавку. С тех пор как они ввязались в эту авантюру, они не вылезали из долгов. Денежными делами занималась Кармела. Ничего не говоря братьям, она связалась с порочным кругом ростовщиков. Кредиторы в Монтепуччио в ту пору вели дела просто. Оговаривали сумму, проценты и дату возвращения долга. В назначенный день должники приносили деньги. И никаких расписок, никаких договоров. Никаких свидетелей. Только данное слово и вера в добропорядочность и честность партнера. Но горе тому, кто пренебрежет долгом. Вражда семей была кровавая и вечная.

Дон Карделла был последним заимодавцем Кармелы. Она обратилась к нему несколько месяцев назад, чтобы отдать деньги, которые была должна хозяину кафе на корсо. Дон Карделла был ее последней надеждой. И он воспользовался этим, получив от нее больше чем вдвое того, что одолжил ей, но таково было условие, и Кармела не нашла, что возразить.

Она проводила взглядом своего последнего кредитора, который скрылся за углом, и улыбнулась. Сейчас она могла бы петь и танцевать. В первый раз табачная лавка была их, в первый раз она полностью принадлежала им. Опасность, что ее отнимут, ушла в прошлое. Лавка больше не под залогом. Отныне они будут работать на себя. Каждая заработанная лира будет лирой Скорта. «У нас больше нет долгов!» Она твердила эту фразу, пока у нее не закружилась голова. У нее было такое чувство, будто она впервые в жизни обрела свободу.

Она подумала о братьях. Они трудились без отдыха. Джузеппе и Доменико занимались строительными работами. Соорудили прилавок. Переделали пол. Побелили стены известью. Так потихоньку, год за годом, лавка приобрела приличный вид. Словно это холодное помещение, сложенное из старых камней, вскормилось потом мужчин и расцвело. Чем больше они работали, тем лучше она становилась. Мужчины чувствуют это. Где бы мужчина ни работал: в торговле, в поле или на рыбачьей лодке — между ним и тем, во что он вкладывает свой труд, существует какая-то непонятная связь, замешенная на уважении и ненависти. О нем заботятся. К нему относятся с особым вниманием и его проклинают по ночам. Оно вас изнуряет. Оно ломает вас. Оно крадет ваши воскресенья и вашу семейную жизнь, но ни за какие блага вы от него не откажетесь. Вот такими узами были связаны с табачной лавкой и Скорта. Они проклинали ее и одновременно боготворили, как боготворят того, кто дает вам еду, и проклинают того, кто заставляет вас раньше времени стареть.

Кармела думала о своих братьях. Они отдали их делу свое время и свой сон. И она знала, что никогда не смогла бы рассказать им об этом долге. Ничто не оправдало бы его.

Она не смогла бы даже рассказать им и о своем счастье, потому что в таком случае ей пришлось бы сказать и о долгах, которые она сделала в свое время, о том, как она рисковала, а этого она не хотела. Но ей очень хотелось поскорее встретиться с ними. Завтра, в воскресенье, она увидит их. Всех. Раффаэле сделал какое-то странное предложение. Неделю назад он пришел, чтобы пригласить весь клан — женщин, мужчин, детей, в общем, всех — в местечко, которое называется Санакоре. Он не раскрыл причины такого приглашения. Но вот завтра уже воскресенье и они все соберутся там. Она дала себе слово как никогда быть внимательной ко всем. Каждого приласкать. Окружить нежностью. Всех, кому раньше не спешила выказывать это. Своих братьев. Своих невесток. Всех тех, кто ради того, чтобы их табачная лавка жила, отдал хоть немного своих сил.

Придя домой, она, прежде чем войти в комнату, где находились муж и два их сына, прошла в примыкающую к дому похожую на пещеру каморку, которая служила им хлевом. Старый осел находился там, в этом душном, без света, помещении. Осел, который привез их из Неаполя и с которым они не пожелали расстаться. Они возили на нем свой товар из Сан-Джокондо в Монтепуччио. Старый осел был неутомим. Он вполне свыкся и с климатом Апулии, и со своей новой жизнью. До такой степени свыкся, что Скорта даже научили его курить, что нравилось славной скотине и доставляло радость детям и деревни, и Сан-Джокондо. Увидев его, они бежали за ним следом и кричали: «Е arrivato l’asino fumatore! L’asino fumatore!»[15] А осел действительно курил. He сигареты, это было бы все равно что кормить свиней вареньем, к тому же у Скорта на счету была каждая сигарета. Нет. Но они срывали на дороге длинные сухие стебли, делали плотную, толщиной с палец, скрутку и зажигали. Осел на ходу попыхивал этим. С полной невозмутимостью. Выпуская дым через ноздри. Когда «сигарета» сгорала и ее жар начинал жечь его, он залихватски сплевывал остаток, неизменно вызывая смех Скорта. Из-за этого они прозвали его «Курилка», курящий осел из Монтепуччио.

Кармела похлопала животину по бокам и прошептала ему на ухо: «Спасибо, Курилка. Спасибо, caro[16]. Ты тоже попотел для нас». И осел с готовностью принял ее ласку, словно понимал, что Скорта празднуют свою свободу и что дни работы отныне никогда не будут больше изнурительным рабством.

Когда Кармела вошла в дом и бросила взгляд на мужа, она сразу заметила, что он как-то непривычно взволнован. Сначала она подумала, что он узнал о том, что она заняла деньги у дона Карделла, не испросив его согласия, но это было не так. Глаза его блестели детским возбуждением, и в них не было и следа упрека. Она с улыбкой посмотрела на него и, даже прежде чем он сказал ей, поняла, что он вдохновился каким-то очередным новым проектом.

Ее муж, Антонио Мануцио, был сыном дона Мануцио, адвоката и муниципального советника. Заметного лица в Монтепуччио. Богатого. Владельца нескольких сот гектаров земли с оливковыми деревьями. Дон Мануцио был из тех, кого неоднократно грабил Скорта Маскалдзоне. Многие из его людей были убиты в то время. Когда он узнал, что его сын намеревается жениться на дочери этого бандита, он поставил его перед выбором: или их семья, или эта «потаскуха». Он так и сказал — putana, что в его устах было равнозначно неприличию, как пятно томатного соуса на белоснежной рубашке. Антонию выбрал: он женился на Кармеле, порвав со своей семьей, отказавшись от беспечной жизни буржуа, которая ждала его. Он женился на Кармеле, не имея ничего. Ничего. Кроме своей фамилии.