Противостояние.Том I - Стивен Кинг

Было что-то почти мистическое в том, как она подловила его. Когда ему было десять, похожим постукиванием пальца по двери спальни она будила его по субботам, если считала, что он слишком долго спит. И сейчас, четырнадцать лет спустя, она точно так же разбудила своего спавшего в новенькой машине, уставшего мальчика, который всю ночь старался не заснуть, но проиграл песочному человечку, наславшему на него сон в самый неподходящий момент.

И теперь он стоял перед ней со спутанными волосами, робко и даже скорее глуповато улыбаясь. Иголки продолжали впиваться в ступни, заставляя Ларри переминаться с ноги на ногу. Он вспомнил, что, когда он так делал, она всегда спрашивала, не хочет ли он в туалет, и тут же прекратил топтаться, позволив иголкам беспрепятственно терзать его.

— Привет, ма, — сказал Ларри.

Она молча смотрела на него. И внезапно страх проник в его сердце, как зловещая птица, вернувшаяся в старое гнездо. Он боялся, что мать может бросить, отвергнуть его, повернуться к нему спиной, скрытой под дешевым пальто, и просто исчезнуть в подземке за углом, оставив его в одиночестве.

Затем она набрала воздуха, словно собиралась поднять тяжелый тюк, а когда заговорила, то голос ее звучал так естественно, мягко и дружелюбно, что его опасения тут же развеялись.

— Привет, Ларри, — сказала она. — Пошли наверх. Я сразу догадалась, что это ты, как только выглянула в окно. В моем доме завелась тоска. Видно, пришло ее время.

Она повела его в дом по лестнице мимо некогда стоявших тут каменных псов. Он отставал от нее ступени на три и, морщась от колющей боли в ногах, пытался догнать ее.

— Мам?

Она обернулась, и он крепко обнял ее. По ее лицу скользнула тень страха, как будто она ожидала не объятий, а нападения. Но это длилось всего мгновение, и она ответила на его порыв, обняв его в ответ. Он уловил знакомый запах ее духов, и его неожиданно охватило острое и какое-то сладостно-горькое чувство ностальгии. На минуту Ларри показалось, что он вот-вот заплачет, и он был абсолютно уверен, что она-то уж точно не удержится от слез. Это был потрясающе трогательный момент. Через ее плечо он видел дохлую кошку, наполовину вывалившуюся из мусорного бака. Когда мать отстранилась, глаза ее были совершенно сухими.

— Пойдем. Я приготовлю тебе завтрак. Ты всю ночь вел машину?

— Да. — Голос Ларри слегка осип от нахлынувших чувств.

— Ну пошли же. Лифт не работает, но нам же только на второй этаж. Миссис Халси с ее артритом труднее. Она живет на пятом. Не забудь вытереть ноги. Если наследишь, мистер Фриман пулей примчится ко мне. Клянусь, у него просто нюх на грязь. Грязь — его заклятый враг. — Они продолжили путь. — Будешь яйца? Еще я могу приготовить тосты, если ты не против хлеба с отрубями. Не отставай.

Вслед за матерью он миновал исчезнувших каменных псов и несколько испуганно посмотрел туда, где они когда-то возвышались, просто чтобы убедиться, что их действительно нет, что его рост не уменьшился на полметра и что целое десятилетие восьмидесятых безвозвратно прошло и уже не повторится. Мать распахнула дверь, и они шагнули внутрь. Даже темно-коричневые тени и кухонные запахи остались прежними.

Элис Андервуд подала ему на завтрак три яйца, бекон, тосты, сок и кофе. Перед тем как выпить кофе, он закурил и отодвинулся от стола. Она неодобрительно покосилась на сигарету, но ничего не сказала. Это отчасти вернуло ему уверенность, но лишь отчасти. Она всегда умела ждать подходящего момента.

Элис сунула чугунную сковороду в раковину с водой, послышалось шипение. Она почти не изменилась, подумал Ларри. Немного постарела — ей исполнится пятьдесят один, — чуть поседела, но на ее аккуратно прибранной голове еще много черных волос. Мать была одета в скромное серое платье, наверное, то, в котором ходила на работу. Под ним четко вырисовывалась по-прежнему высокая большая грудь, разве что чуть увеличившаяся. «Мам, скажи правду, твоя грудь стала больше?» Неужели это самое существенное изменение?

Он собрался было стряхнуть пепел в кофейное блюдце. Элис резко выхватила его у Ларри из-под руки и взамен поставила пепельницу, которую всегда держала в буфете. Блюдце было испачкано мокрыми следами от кофе, и, казалось, пепел не испортил бы картины. Пепельница же выглядела безупречно чистой, без единого пятнышка, и он стряхнул в нее пепел не без колебания. Мать умела ждать своего часа и расставлять вокруг тебя бесконечные маленькие капканы, пока твои лодыжки не начинали истекать кровью, а ты не оказывался на грани помешательства.

— Значит, ты вернулся, — сказала Элис, скобля сковороду. — И что же привело тебя?

«Ох, мама, один мой друг раскрыл мне глаза на жизнь — подонки бродят толпами, и на этот раз они добрались до меня. Не знаю, подходит ли для него слово „друг“. Он уважает меня как музыканта в той же мере, в какой я уважаю фирму „Фруктовая жевательная резинка-1910“. Но именно он заставил меня отправиться в путь, а кажется, Роберт Фрост сказал, что дом — это место, где тебя всегда примут, когда бы ты ни вернулся».

Вслух же он произнес:

— Я соскучился по тебе, мама.

Она фыркнула:

— Поэтому ты так часто писал мне?

— Я не большой мастер писать письма. — Он медленно водил в воздухе сигаретой, и с ее кончика слетали колечки дыма, уплывая прочь.

— Повтори-ка это еще раз.

Улыбаясь, он сказал:

— Я не большой мастер писать письма.

— Но ты по-прежнему дерзишь своей матери. В этом ты не изменился.

— Прости меня, — проговорил он. — Как ты жила, мама?

Элис поставила сковороду на сушилку, выдернула из сливного отверстия раковины затычку и стряхнула с покрасневших рук кружево мыльной пены.

— Не так плохо, — ответила она, подходя к столу и присаживаясь. — Спина побаливает, но я принимаю таблетки. Пока помогает.

— У тебя были приступы с тех пор, как я уехал?

— Один раз. Но доктор Холмс сделал все, что надо.

— Мама, эти мануальщики — просто… — Он осекся, чуть не произнеся вслух «шарлатаны».

— Кто же?

Он неуверенно пожал плечами, смущенный ее колючим, насмешливым взглядом.

— Ты свободная, белая, совершеннолетняя — тебе уже двадцать один. Если он помогает тебе, отлично.

Она со вздохом вынула из кармана платья упаковку леденцов с ароматом зимолюбки.

— Мне уже давно не двадцать один. И я чувствую это. Хочешь?

Он покачал головой, отказываясь от леденца, который она тут же отправила себе в рот.

— Ты все еще выглядишь как девчонка. — Он отпустил ей излюбленный старый шутливый комплимент. Раньше ей всегда было приятно его слышать, но сейчас он вызвал у нее лишь слабое подобие улыбки. — В твоей жизни были новые мужчины?

— Несколько, — ответила она. — А у тебя?

— Нет, — произнес он нарочито серьезно. — Никаких новых мужчин. Несколько девушек, но ни одного нового мужчины.

Он надеялся рассмешить ее, но увидел опять ту же тень улыбки. «Я нарушил ее покой, — подумал он. — В этом все дело. Она не знает, что мне здесь нужно. Все эти три года она ждала меня вовсе не для того, чтобы я вот так неожиданно объявился. Ей бы хотелось, чтобы я так и оставался для нее блудным сыном».

— Узнаю прежнего Ларри, — сказала она. — Ни капли серьезности. У тебя есть невеста? Встречаешься с кем-нибудь постоянно?

— Я еще не нагулялся, мам.

— Ты всегда так жил. По крайней мере не было случая, чтобы ты пришел домой и сказал мне, что по твоей милости одна хорошенькая девушка-католичка оказалась в интересном положении. Догадываюсь почему. Ты был или очень осторожен, или очень удачлив, или очень обходителен.

Ларри старался сохранять непроницаемое лицо. Первый раз в жизни в разговоре с ним она, прямо или косвенно, коснулась темы секса.

— Как бы то ни было, тебе этого не миновать, — заметила Элис. — Все эти рассказы о том, что холостяки живут в свое удовольствие, только сказки. Ты, как мистер Фриман, просто станешь старым, отвратительным, и из тебя посыплется песок. Он занимает квартиру на уровне тротуара и всегда торчит у окна в ожидании какой-нибудь потаскушки.

Ларри фыркнул.

— Я слышала твою песню по радио и сказала всем, что это мой сын. Мой Ларри. Но большинство мне не поверили.

— Ты ее слышала! — Ему было интересно, почему мать сразу не сказала об этом вместо того, чтобы морочить ему голову всякими дерьмовыми пустяками.

— Конечно. Ее постоянно передают по этой рок-н-ролльной радиостанции, которую слушают девчонки. WROK.

— Она тебе нравится?

— Не больше, чем любая подобная ей музыка. — Элис посмотрела на него твердым взглядом. — Мне кажется, что местами она звучит непристойно. Похотливо.

Он поймал себя на том, что опять переминается с ноги на ногу, и замер на месте.

— Я просто хотел, чтобы она звучала… страстно, ма. Только и всего. — Ларри покраснел. Он никогда не предполагал, что ему доведется обсуждать проблему страсти, сидя с матерью на-кухне.