Литературная Газета 6389 ( № 42 2012) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В читальном зале кафе "Exlibris" прошла презентация книг московских поэтов, лауреатов литературных премий, Дмитрия Крушева и Николая Калиниченко. Оба автора помимо стихосложения занимаются проектированием мостов, опровергая расхожее мнение о несовместимости физики и лирики. Многочисленные поездки по стране насыщают произведения поэтов-проектировщиков новыми яркими образами. В этом смогли убедиться гости вечера. На презентации присутствовали представители общественных организаций, члены литературных объединений, сотрудники журналов и газет. Сборники "Ради грёз" и "Точка зрения" были опубликованы при поддержке МГО Союза писателей России в 2012 году.
Ник ОДИНЦОВ
Скачет Быков на кентавре
Скачет Быков на кентавре
ЛИТПРОЗЕКТОР
Советский писатель Шелестов продолжает работать над эпическим романом "Пороги". Он знает, что настойчивые слухи о каком-то втором авторе верны: по почте была получена анонимная рукопись с предложением завершить сюжет. Шелестов не чувствует себя виноватым и в итоге оказывается прав: он сам, белый казак Трубин, начал неопытной рукой повествование; это он, красный казак Шелестов, забыв после контузии о прошлом, вступил в поединок с собою прежним и стал классиком новой русской литературы.
"Это повесть не о тайне авторства "Тихого Дона", но о тайне авторства как такового", - сообщает первая фраза авторского предисловия. Д. Быков поскромничал, снизив пафос своего нового текста. "ИКС" оказывается не только рационально сделанным романом-идеей, но и лаконичным трактатом о сущности человека, о его природе. Статус Быкова в современной словесности поощряет отнестись к его художественной антропологии вполне серьёзно.
Жизнь - пространство неминуемого раздвоения. Человек фатально лишён цельности. Превращение - ключевой мотив людской судьбы. История Шелестова не является исключением, она повсюду. Казак Манахин, воевавший на стороне Белой армии, трансформировался в парижского таксиста. Не названный по имени революционный зверь-командир теперь служит бухгалтером. Начдив Иващенко потерял воинскую стать и трудится селекционером, выращивающим розы. Редактор Муразова сначала была декаденткой, а потом оказалась комиссаром. Будто подражая парадоксальной логике русских людей, Петербург взял и обернулся Ленинградом.
Подобные превращения Быков закрепляет в образе кентавра, и звериное начало в этом существе очевиднее светлого разума. Писатель Воронов уверен, что человек явление "неправильное и уродливое". Начдив Иващенко знает, что в людях нет и никогда не было абсолютной красоты. Только без человека земля "имеет вид", значит, его "надо убирать". Когда мы исчезнем без следа, может быть, народится нечто иное, "прекрасное, как роза". Эти стихийные философы-нигилисты не имеют в романе достойных оппонентов.
Россия - кентавр, жуткий и смешной одновременно. Наша Революция не знает никакой цели, кроме реализации инстинкта самоуничтожения. Движение истории отсутствует. Вполне возможно, что причиной кровавой битвы под Ракитным стали разборки любовников одной похотливой бабы. Впрочем, Россией дело не ограничивается, ведь роза попахивает навозом в любой стране, да и "экстаз падения" известен не только русским людям.
Не стоит особо переживать, потому что и Господь Бог тоже кентавр. Бог - не один, он - два. Облака и ребёнка сотворили разные руки. Творец, занимавшийся созданием человека, не виноват в наводнении, грозе и нашествии бацилл. Степь и горы нарисованы одним сознанием, а вот люди - совсем другим. Такая же история произошла и со Священным Писанием: Новый Завет писал не тот, кто отвечал за создание Завета Ветхого. Бедный человек переписывает мир, чтобы дать ему смысл, которого на самом деле нет, как нет согласия в двух природах кентавра, который в быковском романе становится поистине вселенским существом с неограниченными полномочиями.
Дуализм - перманентная катастрофа, происходящая на каждом участке романа "ИКС". Нельзя не заметить, что автор, показывая раздвоенную природу человека, нацеливает на поиск третьего, который будет "вычёркивать, вычёркивать" из всех известных нам заветов. Кто третий? Это - здравствуй, Пелевин! - пустота. Она, сказано в романе, "прельстительна, каждый вдумает в неё, что хочет".
Природе надоело быть океаном, ледником и лесом. Шелестов устал быть белым и красным, простым и сложным, безвестным и великим. Никакой радости от встречи Трубина и его второго я он не испытывает. Завершает свой гениальный роман явлением "дерева, которому не расти снова". Выцветшим, навсегда потухшим навещает отца и мать. Родители, как и он, качаются на волнах пустотного моря небытия, по которому плывёт оставшиеся годы знаменитый писатель, готовый сказать безрадостные слова: "Буду жить долго, как эта сухая трава, которая будущей весной забудет себя". Это признание убеждает больше, чем блаженный исход психиатрического пациента Логинова в "третий мир", не поддающийся конкретизации.
Жизнь показывает: кентавры - люди, разорванные тяготением к разным полюсам: часто горят ярко, пылают потрясающе красивым огнём, а у Быкова они спокойно доживают в стойле равнодушия. Не хочет замечать писатель, что дуализм может быть самой настоящей трагедией. Человек - существо не смиренное, взрыв судьбы - не менее редкое явление, чем погружение в транс привыкания и бездействия. Увы, в "ИКСе" бывшие офицеры и декаденты тускло бредут к смерти бухгалтерами, таксистами и садовниками.
В литературе мощь часто приходит из цельности. Но прав Быков: бывает по-другому. Сила словесности - и в двойственности, заставляющей полюса личности сталкиваться в трудном движении к истине. Роман может быть следствием драматического двоедушия, борьбы двух сознаний в границах одной жизни. "Писатель должен убить себя", - сказано в "ИКСе".
Следуя мудрости кентавров, зная, как и почему проходной текст превращается в мир, от которого невозможно отказаться, Быков должен быть другим: например, отречься от пройденного им либерализма, стать постоянным автором "Нашего современника", апологетом "Завтра", суровым христианином, знающим, что Господь благословил средневековую Русь. Не подходит? Кентавры знают иной путь: отказаться от предложений глянцевых журналов и телеящика, избавиться от публицистики, провалившись на годы в грозное молчание, рождающее новые смыслы. Вынашивать не придуманную драму, чтобы появились свои "Пороги".
Пока чуда не произошло. И скачет мистер Икс на грустном кентавре по бумажным просторам, на которых чёрным карандашом написано "Россия". Пустота слева, пустота справа. Нет здесь никакого Шолохова. Почему-то эта мысль успокаивает.
Алексей ТАТАРИНОВ
Дмитрий Быков.
ИКС: Роман . - М.: Эксмо, 2012. - 288 c. - 15 000 экз.
«Легче всего ставить низкопробные комедии»
«Легче всего ставить низкопробные комедии»
ТЕАТРАЛЬНАЯ ПЛОЩАДЬ
Татьяна Казакова - главный режиссёр и художественный руководитель одного из самых известных и популярных петербургских театров, Театра комедии им. Николая Акимова. Этот театр, находящийся в самом сердце исторического Петербурга, на Невском проспекте, в здании знаменитого "Елисеевского" магазина, любим ещё со времён его основателя, режиссёра и художника Николая Павловича Акимова.
Наш разговор с Татьяной Сергеевной мы начинаем в её неоклассическом кабинете с видом на Невский (в котором нельзя даже прорезать форточки для проветривания, чтобы не "потревожить" сохранность памятника стиля модерн!). Напротив - Александринка, и это обязывает[?]
- Татьяна Сергеевна, вы выпускница московской театральной школы, вы ученица Анатолия Эфроса, вы дружили с Петром Фоменко.
Что для вас московская и петербургская театральные школы - тогда и сейчас?
- Думаю, что различий особенных нет ни между школами, ни между театрами. Есть особенность таланта, неповторимость художественного лица. В фундаменте настоящей театральности и тех театральных впечатлений, что остаются с нами навсегда, - имена великих режиссёров. Театр Товстоногова, театр Любимова в своё время были национальным достоянием страны. Спектакль "Братья и сёстры" Додина - это театр на все времена. Пётр Наумович Фоменко работал и в Москве, и в Ленинграде (более 10 лет). Удары судьбы сыпались на него нещадно и там и там. Он выжил, не озлобился, не пал духом. И любой театр Москвы или Питера, все артисты, коим выпало счастье встречи с ним, считали и считают его своим, близким, родным по духу человеком. Наверное, поэтому всё актёрское братство страны переживало его уход как личное горе.
