Холодная кожа (В пьянящей тишине) - Пиньоль Альберт Санчес

– Португальцы, – сообщил Батис, не дожидаясь моего вопроса. – Кораблекрушение было не так давно. Они возвращались из своих колоний в Мозамбике. Направлялись в порт на юге Чили. Они везли нелегальный груз и поэтому следовали по маршруту, отдаленному от торговых путей. Корабль был малого тоннажа, что–то у них случилось, и они хотели сделать остановку на острове Буве. Но корабль разбился о скалы, – заключил он совершенно равнодушно, словно рассказывал историю из своего далекого детства.

– Предполагаю, что вы, будучи человеком любезным и распорядительным, помогли им спастись и предложили кров и провизию, – сказал я с ядовитым цинизмом.

– У меня не было никакой возможности что– либо предпринять, – сказал он, словно оправдываясь. – Кораблекрушение случилось ночью, когда скалы особенно опасны. Моряки выбрались вот на те камни возле носа корабля. Видите? На эту небольшую плоскую скалу, да. И, естественно, до наступления рассвета их всех сожрали.

– Откуда же вам тогда известны все подробности о маршруте и цели путешествия этих португальцев?

– Наутро один из них еще оставался в живых. Не знаю, как ему это удалось, но он спрятался в одной из кают на носу корабля, в той части, что возвышалась над водой. Я увидел его лицо через стекло иллюминатора и стал кричать ему с берега. Сперва мы не понимали друг друга: стекло было очень толстым, и я только видел, как он шевелит губами. Потом он выбрался на палубу, и мы поговорили несколько минут. Бедняга совсем спятил. В конце нашего разговора на него что–то нашло, он схватил пистолет и выстрелил в меня. – Тут Батис ухмыльнулся. – Наверное, принял меня за одно из чудищ. Впрочем, это не имеет значения, метким стрелком он не был. Потом он вернулся в каюту и оставался там до захода солнца. Помню его лицо в рамке иллюминатора. Идиот несчастный! У него не хватило ума оставить для себя последнюю пулю.

Я во многом мог бы упрекнуть Батиса. Но самым ужасным было для меня то, что он рассказывал обо всех событиях и о гибели этих злосчастных португальцев таким безразличным тоном, что мороз пробегал по коже. Одно описание и никаких рассуждений. Более того: никаких эмоций. Мы вернулись на жилой этаж. Кафф объяснил мне, где хранились боеприпасы, и научил тактике защиты нашей крепости. Все свои усилия он направлял на защиту балкона. Средневековые бойницы служили для наблюдения за местностью, а также для стрельбы – благодаря им все триста шестьдесят градусов окружности маяка могли быть под прицелом. Батис не боялся, что лягушаны проникнут внутрь через бойницы: они были очень узкими, а каменная кладка башни – чрезвычайно прочной. Им бы никогда не удалось разрушить ее. А вот балкон представлял собой уязвимое место. Этим объяснялось заграждение из кольев и остальные приспособления на стенах снаружи. Один стрелок, неплохо владеющий оружием, мог бы отразить здесь любое нападение, каким бы массовым или мощным оно ни было.

– Следовательно, стрелок, выходящий на балкон, подвергается опасности, – размышлял я вслух. – Почему бы нам просто не закрыть эти железные ставни, которые вы там установили?

– Через некоторое время они бы пришли в полную негодность, – сказал он. – У лягушанов сверхчеловеческие силы. Они бы постепенно разрушили броню, а на острове нет материалов, чтобы ее ремонтировать. Внутри башни, взаперти я бы превратился в узника своей крепости. Даже если бы мне удалось проделать бойницу в заслонах, я бы смог покрыть только небольшую часть территории. Нет. Единственный способ защиты – стрелять и заставлять их держаться подальше.

После его разъяснений мне не оставалось ничего другого, как признать его правоту. Потом мы спустились на нижний этаж. Тяжелая входная дверь была укреплена тремя мощными засовами, расположенными горизонтально. Чтобы открыть их, надо было задвинуть бревна в специально проделанные в стене глубокие отверстия. Наружные укрепления маяка, изобретенные Батисом, были мне уже известны.

– Они лазают по стенам, как обезьяны. Это невероятные существа, – сказал он, не слишком стараясь скрыть восхищение.

Ему пришло в голову сплести из веревок сеть, подвесить на нее пустые консервные банки и разложить ее на земле, чтобы звон жестянок выдавал приближение чудовищ. Кроме того, он заполнил промежутки между камнями кладки смесью папье–маше с песком и воткнул в эти швы гвозди и битое стекло.

– Никогда не выбрасывайте ни одного ржавого гвоздя или пустой бутылки, – предупредил он меня тоном наемного солдата. – В стране лягушанов валюта называется «стекло», а гвоздь – это ценнейшее сокровище.

На этом его разъяснения закончились. Во второй половине дня я сходил в дом метеоролога. По сравнению с маяком он показался мне спичечным коробком: хрупкое, ничтожное сооружение, в котором нельзя держать оборону. Батис перенес все мои пожитки, кроме матраса. На всякий случай я взял с собой заложницу, так как не был совершенно уверен в том, что к моему возвращению дверь маяка будет открыта. Однако Батис не устроил мне никакого неприятного сюрприза. Такова германская раса: их интеллект движется в длинном и узком туннеле по прямой, пока не наступает момент, когда критические события заставляют его повернуть на девяносто градусов. Создавалось впечатление, что мое присутствие было воспринято как некая данность.

Вернувшись на маяк, я кинул матрас в углу на нижнем этаже. Я буду спать там, у стены, которая выходила на море. Ночью, во время шторма, волны будут перекатываться через скалы и биться о подножие сооружения. Лишь каменная кладка будет отделять меня от бушующей стихии. Близость к волнам и одновременная уверенность в защищенности будут возвращать меня в детство, когда простыня служит надежным укрытием от всех бед и страхов. Я обустроил свой угол как мог и, когда все было готово, услышал окрик Батиса. Он свешивался через люк на верхнем этаже:

– Эй, Камерад! Вы хорошо заперли дверь? Давайте наверх. Скоро придут гости.

Наверху шла подготовка к бою. Батис ходил взад и вперед, задерживался около бойниц, подбирал оружие: патроны, сигнальные ракеты – все, следует заметить, из моего багажа.

– Чего вы ждете? Берите свою винтовку! – крикнул он, не глядя в мою сторону. Человек, который еще не давно был противником, превратился в товарища по оружию.

– Вы уверены, что они сегодня на нас нападут?

– А вы сомневаетесь в том, что Папа живет в Риме?

Мы встали на колени на маленьком балконе: он справа, я слева. Нас разделяло расстояние не больше полутора метров; кроме того, балкон был очень узок – от стены до перил не было и трех пядей. Сверху, с боков и особенно снизу множество кольев самого разного размера щетинились во все стороны, словно иглы гигантского дикобраза. На некоторых из них были видны следы запекшейся синей крови. Батис сжимал в руках ружье. Рядом на полу лежал ремингтон и три цилиндрические сигнальные ракеты. Прежде чем занять позицию на балконе, он зажег огни маяка. Шум мотора слышался приглушенно. Скрежет маятника становился более явственным, когда тележка фонарей проезжала над нашими головами, и звучал тише, когда она отдалялась. Луч света прочесывал гранитные скалы, время от времени доходя до границы леса. Однако чудовищ не было. Порывы ледяного ветра ломали тонкие веточки, унося их с собой. В горле першило. Когда луч света отдалялся, землей завладевала почти кромешная тьма.

– Откуда вы знаете, что они придут с этой стороны? Море у нас за спиной. Если они выходят из воды, то смогут вскарабкаться по противоположной стене маяка, – сказал я.

– Море тут со всех сторон, мы на острове. И хотя они и звери, но понимают, что означает дверь в стене. За дверью есть мясо. – Батис почувствовал мое волнение. Он понял, что я еще не оправился от изнеможения послед них дней, и добавил: – Если хотите, можете идти внутрь. Подносите мне патроны или пейте ром, как вам будет угодно. Я выдержал столько штурмов в одиночку, что не нуждаюсь в вашей помощи.

– Нет, не могу, – сказал я и прибавил: – Мне слишком страшно.

Консервные банки, подвешенные на стенах, вдруг зазвенели. Это ветер, просто ветер – успокоил меня Кафф мягким жестом руки. Мне не терпелось выстрелить в кого–нибудь из них, но я никого не видел. Батис повернул голову, подобно хамелеону, и запустил сигнальную ракету. Красный пучок света взлетел вверх, описал дугу и стал медленно спускаться. По земле растеклось широкое пятно малинового цвета. Но их не было. Вторая ракета, на этот раз – зеленая. Ничего. Фосфоресцирующий свет умирал, позволяя разглядеть лишь камни и ветки.