Эмили из Молодого Месяца. Восхождение - Люси Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Матушки Хаббард» внушали Эмили такое же глубокое отвращение, как самой тете Элизабет. Они были, на ее взгляд, даже хуже, чем ненавистные полотняные «передники для младенцев», которые она носила в первое лето, проведенное ею в Молодом Месяце. Она знала, что выглядит нелепо в этом платье, доходившем ей до щиколоток и свисавшем бесформенными, некрасивыми складками с ее худеньких плеч — а Эмили панически боялась оказаться смешной. Однажды она шокировала тетю Элизабет, хладнокровно заявив ей, что охотнее оказалась бы грешной, чем смешной. Эмили посыпа́ла и оттирала пол песком, но одним глазом все время поглядывала на дверь, готовая убежать и спрятаться, если только поблизости появится кто-нибудь чужой. Она не хотела, чтобы ее видели в этом отвратительном «балахоне».
Разумеется, Эмили отлично знала, что «убегать и прятаться» не в традициях Марри. В Молодом Месяце вы всегда оставались там, где были, и при этом не имело значения, как вы одеты — предполагалось, что ваша одежда всегда выглядит опрятно и в полном соответствии с тем, чем вы заняты в данное время. Эмили признавала разумность этой традиции, но все же была настолько молода и глупа, что умерла бы от стыда, если бы кто-нибудь увидел ее в «матушке Хаббард» тети Лоры. Платье было опрятным... и чистым... но «нелепым». Вот и все!
Эмили закончила работу и повернулась, чтобы поставить жестянку с песком в нишу под кухонной каминной полкой, где ее держали с незапамятных времен... как вдруг услышала чужие голоса на заднем дворе. Торопливо бросив взгляд в окно, она увидела обладательниц голосов — мисс Бьюлу Поттер и миссис Энн-Сириллу Поттер, пришедших, очевидно, чтобы обсудить подготовку к предстоящему собранию дамского благотворительного общества. Они направлялись к задней двери (как это было принято в Блэр-Уотер в тех случаях, когда нужно было забежать к соседям неофициально или по делу) и уже прошли мимо веселых отрядов штокроз, высаженных кузеном Джимми вдоль ведущей к молочне каменной дорожки. Ни в самом Блэр-Уотер, ни за его пределами не было никого, перед кем Эмили менее охотно предстала бы в каком-либо смешном виде, чем перед этими двумя. Не задумываясь, она метнулась в чулан, где хранилась обувь, и закрылась в нем.
Миссис Энн-Сирилла дважды постучала в кухонную дверь, но Эмили не шевельнулась. Она знала, что тетя Лора сидит за ткацким станком на чердаке — сверху доносились глухие удары ножной педали, — но оставалась надежда, что посетительниц увидит или услышит тетя Элизабет, стряпающая пироги в летней кухне. Она проведет их в гостиную, и тогда Эмили сможет ускользнуть незамеченной. Но одно она решила твердо: в «балахоне» ее не увидят. Мисс Поттер была тощей, брюзгливой, ядовитой сплетницей, испытывавшей, судя по всему, отвращение ко всем вообще и к Эмили в частности, а миссис Энн-Сирилла — сплетницей пухленькой, хорошенькой, вкрадчивой, любезной и, по причине своей вкрадчивости и любезности, причинявшей за неделю больше вреда, чем мисс Поттер за год. Эмили не доверяла ей, хотя очаровательная миссис Энн-Сирилла не могла не нравиться. Эмили не раз слышала, как миссис Энн-Сирилла с улыбкой высмеивала какого-нибудь человека за его спиной, хотя, беседуя с ним самим, была исключительно мила и любезна; особенно охотно миссис Энн-Сирилла смеялась над странностями в одежде других людей — в девичестве она была Уоллис, которых называли «элегантными Уоллисами» из Дерри-Понд.
Снова раздался стук — на этот раз стучала мисс Поттер, как Эмили догадалась по отрывистым ударам. Дамы явно теряли терпение. Что ж, могут стучать хоть до вечера, твердо решила Эмили. Она ни за что не подойдет к двери в этом бесформенном платье. Затем со двора донесся голос Перри, любезно объяснившего, что мисс Элизабет ушла на вырубку за амбаром собирать малину, но что он пойдет и позовет ее, а они пока могут войти и расположиться как дома. К отчаянию Эмили, так они и поступили. Мисс Поттер опустилась на стул со скрипом, миссис Энн-Сирилла — с мягким звуком, а удаляющиеся шаги Перри замерли в дальнем конце двора. Эмили поняла, что попала в незавидное положение. В крошечном обувном чулане, где кузен Джимми кроме обуви держал еще и свою рабочую одежду, было жарко и душно. Она всей душой надеялась, что Перри не потребуется много времени, чтобы найти тетю Элизабет.
— Уф, ну и жара!— с тяжким стоном произнесла миссис Энн-Сирилла.
Бедняжка Эмили... нет, нет, не следует называть ее «бедняжкой», она не заслуживала жалости; она поступила очень глупо, и поделом ей было!.. Эмили, уже отчаянно потевшая в душной каморке, от души согласилась с ней.
— Я не так сильно страдаю от жары, как толстяки, — сказала мисс Поттер. — Надеюсь Элизабет не заставит нас долго ждать. Лора ткет: я слышу на чердаке стучит станок. Но с ней все равно нет смысла ни о чем договариваться... Элизабет непременно выступила бы против всего, что Лора могла бы нам пообещать, — просто потому, что это не ее собственное решение. Я вижу, кто-то только что кончил начищать пол песком. Ты только посмотри, до чего истерты доски! Казалось бы, самое простое — сменить пол, но Элизабет Марри, разумеется, слишком скупа для этого. А эти свечи в ряд на каминной полке... столько хлопот и плохое освещение, а все только потому, что ламповое масло обошлось бы чуточку дороже. Да ведь все равно не сможет она унести с собой свои деньги в могилу — придется ей оставить их перед золотыми вратами, хоть она и «гордая Марри».
Эмили была потрясена. Она осознала не только то, что почти совсем задохнулась в обувном чулане, но и то, что она подслушивает! Этим она никогда не занималась с того вечера в Мейвуде, когда спряталась под столом, чтобы узнать, как дяди и тети будут решать ее судьбу. Конечно, тогда, в Мейвуде, она подслушивала по собственному желанию, а на этот раз — из-за «матушки Хаббард» — была вынуждена... или считала, что вынуждена... Но от этого было не легче. Какое право имела мисс Поттер называть тетю Элизабет скупой? Тетя Элизабет не была скупа! Эмили вдруг очень рассердилась на мисс Поттер. Она сама часто в глубине души осуждала тетю Элизабет, но слышать нечто подобное от постороннего было невыносимо. А эта маленькая насмешка над «гордыми Марри»! Эмили мысленным взглядом так и видела злобный блеск в глазах мисс Поттер, произносящей эти слова. Что же до свечей...
«Марри и при свете свечей видят больше, чем вы, мисс Поттер, при солнечном», — подумала Эмили с презрением... по меньшей мере с таким презрением, с каким можно думать, когда по спине у вас бежит ручей пота и вам нечем дышать, кроме дивного аромата старой кожи.
— Я полагаю, что именно по соображениям экономии она не отправит Эмили учиться в следующем году, — сказала миссис Энн-Сирилла. — Почти все считают, что ей следует послать племянницу на год в среднюю школу в Шрузбури, и казалось бы, она должна была это сделать — хотя бы для того, чтобы потешить собственную гордость. Но я слышала, что она решила никуда девочку не посылать.
У Эмили упало сердце. Прежде у нее еще оставалась надежда, что тетя Элизабет пошлет ее в Шрузбури. Слезы мгновенно подступили к ее глазам — жгучие слезы разочарования.
— Эмили надо научить чему-то такому, что позволило бы ей заработать на хлеб, — сказала мисс Поттер. — Ее отец не оставил после себя ни гроша.
— Он оставил меня, — прошептала Эмили чуть слышно, сжимая кулачки. Гнев высушил ее слезы.
— О, что до этого, — отозвалась миссис Энн-Сирилла, снисходительно засмеявшись, — Эмили, как я слышала, собирается заработать на хлеб сочинением рассказов... и не просто заработать на хлеб, но и, как я полагаю, сделать состояние.
Она снова засмеялась. Это была такая потрясающе нелепая идея! Миссис Энн-Сирилла давно не слышала ничего столь забавного.
— Да, я слышала, что она тратит кучу времени на свою дурацкую писанину, — кивнула мисс Поттер. — Будь я на месте Элизабет, живо отучила бы ее от этих глупостей.
— Возможно, это оказалось бы труднее, чем ты думаешь. Насколько я могу судить, она всегда была трудным ребенком — строптивая, как все Марри. Они, вся их семейка, упрямы как ослы.
(Эмили в чулане, гневно: «Так непочтительно говорить о нас! О, если бы только на мне не было этой дурацкой «матушки Хаббард», я распахнула бы эту дверь и предстала перед ними».)
— Ее нужно держать в ежовых рукавицах — уж я-то кое-что знаю о человеческой натуре!— сказала мисс Поттер. — Она вырастет ужасной кокеткой; это уже сейчас видно. Будет флиртовать напропалую — вторая Джульет! Вот увидишь! Она уже сейчас строит глазки каждому встречному, а ей всего лишь четырнадцать!
(Эмили в чулане, язвительно: «Не строю! И мама никогда не флиртовала. Могла бы, но не флиртовала. А вы не смогли бы флиртовать, даже если бы захотели... добропорядочная старушенция!»)
— Она не такая хорошенькая, какой была бедняжка Джульет, но очень хитрая... хитрая и скрытная — глубока, как омут... а в тихом омуте, ты знаешь... Миссис Даттон говорит, что более скрытного ребенка в жизни не видела. Но все равно есть в бедняжке Эмили что-то, что мне нравится.