Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Эрнест Джонс

К 1918 году Фрейд, подобно многим австрийцам, явно смирился с мыслью, что Германия тащит Австрию к тяжелому концу. Огромное наступление в марте, которое англичане назвали «рывок Людендорфа», возбудило кратковременную надежду еще на одну победу, но не на мир. «Я полагаю, нам приходится желать германской победы, а это 1) неприятная мысль и 2) еще более невероятная».

Лишения, вызванные войной, продолжали увеличиваться. Кроме серьезных трудностей с питанием и отоплением, было огромное количество мелких затруднений, которые постоянно расстраивали. Семья Фрейда была лучше обеспечена едой, чем большинство венцев, благодаря постоянным усилиям Ференци и фон Фройнда; они использовали или даже злоупотребляли своими военными должностями, доставая Фрейду продовольствие различными хитроумными способами. Мясо всегда являлось основным блюдом Фрейда, и его нехватка раздражала. Он неоднократно выражал свою признательность за получаемую помощь и за удовольствие при мысли о том, что у него есть такие преданные друзья.

В феврале один пациент, которого Фрейд ранее вылечил, оставил ему 10 тысяч крон на его усмотрение, сумму, номинально равную 400 фунтам стерлингов, но реально едва ли составляющую четверть этой суммы. Фрейд «играл роль богатого человека», раздавая эти деньги своим детям и родственникам.

В первую половину этого года настроение Фрейда было весьма переменчивым. Он явно ощущал, что хорошего ожидать нечего. «Нам остается лишь мрачное смирение». Мысль о твердости Абрахама всегда улучшала его настроение. «Чередование у меня храбрости и смирения находит убежище в Вашем ровном темпераменте и неразрушимом ощущении жизнеспособности». Три месяца спустя он писал: «В этом году моей матери исполнится 83 года, и она уже довольно слаба. Иногда мне кажется, что я буду чувствовать себя намного свободнее, когда она умрет, ибо мысль о том, что ей придется выслушать известие о моей смерти, приводит меня в ужас».

После двух событий этого лета настроение Фрейда стало намного более светлым. Антону фон Фройнду удалили саркому яичка, и он, вполне естественно, боялся рецидивов. У него возник невроз, от которого его успешно вылечил Фрейд. Не уверенный в продолжительности своей жизни, Фройнд обратился к филантропическим планам размещения своих обширных средств и решил посвятить их развитию психоанализа. Фрейд направил его к Ференци, и этим летом их планы начали принимать реальную форму. Фрейд испытывал бесконечные затруднения по поводу своих публикаций, как книг, так и журналов. Они возникали не только из-за дефицита бумаги, шрифта, рабочих рук и т. д., но также из-за его издателя, Геллера, который был очень трудным человеком. Поэтому у Фрейда зародилась мысль о создании собственной независимой издательской фирмы, я буду называть ее здесь «Verlag», которая давала бы ему возможность независимого контроля над такими проектами. Именно этим и занимался в то время фон Фройнд, сначала вместе с Ференци, а позднее с Ранком, который оказывал более квалифицированную помощь.

Радостным событием в этом году стало решение о проведении летом конгресса. Душой его организации в военное время, несомненно, являлся энергичный Абрахам. Конгресс был проведен в Будапеште, который Фрейд теперь объявил «центром психоаналитического движения».

Пятый Международный психоаналитический конгресс проходил в здании Венгерской академии наук 28 и 29 сентября 1918 года. Это был первый конгресс, на котором присутствовали официальные представители правительств, в данном случае — австрийского, немецкого и венгерского. Причина их присутствия заключалась в возрастающей оценке той роли, которую играли «военные неврозы» в военной статистике. Написанная в начале этого года книга Зиммеля вместе с великолепной практической работой, выполненной Абрахамом, Эйтингоном и Ференци, произвели благоприятное впечатление, если не на медицинскую публику, то, по крайней мере, на занимающих высокое положение военных офицеров-медиков. Велись разговоры о создании психоаналитических клиник в различных центрах для лечения военных неврозов.

Мэр и магистрат Будапешта превзошли себя в демонстрации гостеприимства. Для участников конгресса были забронированы лучшие отели, специальный пароход на Дунае находился в их распоряжении, были даны различные приемы и званые обеды. В целом атмосфера была в высшей степени стимулирующей и ободряющей. Ференци избрали следующим президентом Международного объединения. В следующем месяце более тысячи студентов подали ректору университета прошение, чтобы Ференци пригласили прочесть курс лекций по психоанализу в их университете.

В работе конгресса принимали участие 42 человека, включая аналитиков и сторонников психоанализа. Фрейд прочитал работу «Пути психоаналитической терапии». По какой-то причине Фрейд действительно прочитал эту работу, отойдя, таким образом, от своего неизменного правила вести лекцию или произносить речь без каких-либо записей. Этим он вызвал сильное неодобрение со стороны присутствовавших на конгрессе членов своей семьи; они утверждали, что он опозорил их, нарушив эту семейную традицию.

Хотя Фрейд продолжал держаться, насколько это было возможно, в стороне от формальных церемоний, его не могли не тронуть блестящие перспективы, неожиданно открывающиеся для расширения его работы. Он писал Ференци: «Я полон радостного удовлетворения, и на сердце у меня легко, так как я знаю, что мое „беспокойное дитя“, работа моей жизни, защищена твоим сотрудничеством, а также помощью других, которые заботятся о ее будущем. Я буду наблюдать приближение лучших времен, даже если стану делать это издалека». Ференци ответил, что он уже слышал о наблюдении издалека десять лет тому назад, когда Фрейд посторонился, чтобы дать место Юнгу.

Во время войны Фрейд мало что слышал о Пфистере, но в октябре этого года их переписка возобновилась по случаю публикации новой книги Пфистера. Похвалив книгу, Фрейд, однако, выразил несогласие по двум пунктам: с критикой его взглядов по вопросу детской сексуальности и по вопросу этики.

Этот последний пункт я уступаю Вам; эта тема находится вдалеке от моих интересов, а Вам приходится заботиться о душах. Я не забиваю сильно свою голову проблемой добра и зла, но в целом я не нашел много «добра» в людях. Большинство из них, согласно моему опыту, являются никчемными людьми, безотносительно того, провозглашают ли они себя приверженцами той или иной этической доктрины или вообще не придерживаются никакой доктрины. Вы не можете так сказать, вероятно, Вы не можете даже так думать, хотя Ваш жизненный опыт вряд ли отличается от моего. Если при этом подразумевается какой-либо вопрос этики, я признаю, что имею высокие жизненные идеалы, от которых, к сожалению, отошло большинство людей, которых я знал… С терапевтической точки зрения я могу лишь позавидовать Вашей возможности сублимации, которую предоставляет религия. Но красота религии определенно не принадлежит к сфере психоанализа. Естественно, наши пути расходятся в этом пункте терапии, а это допустимо. Между прочим, как так получилось, что никто из набожных людей не открыл психоанализ: отчего им пришлось ожидать для этого абсолютно безбожного еврея?