Назад в будущее. Истории о путешествиях во времени (сборник) - Вашингтон Ирвинг

– Я помню этот день! – восторженно воскликнул колесник.

– И я тоже! – вскричал каменщик. – Я тогда не поверил, что это твоя одежда. Честное слово, не поверил!

– Никто не верил! – крикнул Даули, и глаза его засверкали. – Я из себя выходил, убеждая соседей, что одежда эта не краденая. То был великий день, великий день; таких дней не забывают.

Да, его хозяин был прекрасный человек, дела его процветали так, что он дважды в год до отвалу наедался мясом и белым хлебом, настоящим пшеничным хлебом; по правде говоря, он жил, как лорд. Со временем Даули унаследовал его предприятие и женился на его дочери.

– А теперь посмотрите, как все изменилось, – сказал он внушительно. – Два раза в месяц я ем свежее мясо. – Он помолчал, чтобы слушатели имели возможность понять все значение этих слов. – И восемь раз в месяц – солонину.

– Это правда, – подтвердил колесник, затаив дыхание.

– Я это сам видел, – почтительно подтвердил каменщик.

– А белый хлеб у меня на столе каждое воскресенье круглый год, – торжественно добавил кузнец. – Скажите по совести, друзья, разве это не правда?

– Клянусь головой, правда! – вскричал каменщик.

– Я это подтверждаю, – сказал колесник.

– Скажите сами, какая у меня в доме мебель! – Даули широко раздвинул руки, как бы предоставляя каждому полную свободу слова. – Говорите все, что хотите. Говорите так, словно меня здесь нет.

– У тебя пять стульев, и притом прекрасной работы, хотя твоя семья состоит из трех человек, – сказал колесник с глубоким уважением.

– А для еды и питья у тебя шесть деревянных кубков, и шесть деревянных тарелок, и две оловянные, – сказал каменщик. – Я говорю это по чистой совести, зная, что буду отвечать перед Богом на Страшном суде за каждое лживое слово.

– Ну, теперь ты знаешь, что я за человек, брат Джонс, – сказал кузнец с благородной и дружественной снисходительностью, – и, разумеется, думаешь, что такой человек требует к себе уважения и не станет якшаться с незнакомыми людьми, пока не узнает, кто они такие; но ты не беспокойся; знай, что я готов принять каждого, как равного и друга, какое бы скромное ни занимал он положение в этом мире, лишь бы он был хороший человек. И в подтверждение моих слов вот тебе моя рука; я сам заявляю, что мы с тобой равны, совершенно равны, – и он улыбнулся всем самодовольной улыбкой бога, который совершил благородный и прекрасный поступок и отлично понимает это.

Король принял протянутую руку с плохо скрытым неудовольствием и сейчас же отбросил ее, как дама отбрасывает скользкую рыбу; все это произвело отличное впечатление, ибо ошибочно было принято за естественное смущение человека, ослепленного блеском величия.

Угольщица вынесла стол и поставила его под деревом. Это, видимо, изумило гостей, так как стол был новый и хорошо сделанный. Но изумление еще возросло, когда госпожа Филлис, стараясь принять самый равнодушный вид, но с сияющими тщеславием глазами, не спеша развернула ослепительно белую скатерть и покрыла ею стол. Скатерти не было даже у кузнеца, при всем великолепии его дома, и видно было, что он сильно задет. Зато Марко чувствовал себя, как в раю; и это тоже было заметно. Филлис вынесла два прекрасных новых стула, и – о! – это произвело сенсацию; гости были потрясены. Потом она вынесла еще два, стараясь сохранить полное спокойствие. Новая сенсация, благоговейный шепот. Потом еще два; гордость так переполнила ее, что казалось, будто она движется по воздуху. Гости были потрясены, и каменщик пробормотал:

– Перед такой роскошью невольно благоговеешь.

Как только госпожа Филлис повернулась, чтобы идти обратно в дом, Марко, чувствуя, что надо ковать железо, пока горячо, сказал ей, стараясь говорить спокойно и сдержанно, хотя это не очень ему удавалось:

– Достаточно, остальные приносить не надо.

Остальные! Значит, это еще не все. Эффект был необычайный. Я и сам не мог бы добиться лучшего.

Затем пошли сюрпризы за сюрпризами, подогревшие общее изумление до ста пятидесяти градусов в тени, но парализовавшие внешние его проявления, которые свелись к охам и ахам и безмолвному возведению к небу рук и очей. Она принесла посуду, совершенно новенькую; новые деревянные чашки и прочие столовые принадлежности; пиво, рыбу, цыплят, гуся, яйца, жареную говядину, жареную баранину, ветчину, маленького зажаренного поросенка и груду белого пшеничного хлеба. Никто из них за всю свою жизнь не видал подобного великолепия. И пока они сидели, отупевшие от изумления, я как бы случайно взмахнул рукой, и передо мной, как из-под земли, возник сын лавочника и заявил, что он пришел за деньгами.

– Хорошо, – сказал я равнодушно. – Сколько там всего? Подведи итог.

Он стал вслух читать счет, и потрясенные гости слушали, и волны удовлетворения заливали мою душу, и волны то ужаса, то восторга заливали душу Марко:

2 фунта соли 200 миллей

8 дюжин пинт пива в деревянном бочонке 800

3 бушеля пшеницы 2,700

2 фунта рыбы 100

3 курицы 400

1 гусь 400

3 дюжины яиц 150

1 кусок жареной говядины 450

1 кусок жареной баранины 400

1 окорок ветчины 800

1 молочный поросенок 500

2 обеденных сервиза 6,000

2 смены мужской одежды и белья 2,800

1 юбка и 1 кофта шерстяная и женское белье 1,600

8 деревянных чашек 800

Разная столовая утварь 10,000

1 стол 3,000

8 стульев 4,000

2 кошелька-пистолета, заряженных 3,000

Он умолк. Наступила зловещая тишина. Никто не смел шевельнуться. Никто не смел дохнуть.

– Это все? – спросил я, и голос мой был совершенно спокоен.

– Все, прекрасный сэр, только некоторые мелочи я отнес в графу «разная утварь». Если угодно, я могу их выде…

– Это лишнее, – сказал я, сопровождая свои слова жестом полного безразличия. – Скажи общий итог, пожалуйста.

Приказчик прислонился к дереву, чтобы удержаться на ногах, и сказал:

– Тридцать девять тысяч сто пятьдесят мильрейсов!

Колесник свалился со стула, остальные ухватились за стол, чтобы не упасть, и хором воскликнули:

– Господи, не покинь нас в день бедствия!

Приказчик поспешил сказать:

– Отец поручил передать вам, что совесть не позволяет ему требовать, чтобы вы уплатили все сразу, и он только просит вас…

Я обратил на его слова так мало внимания, словно это был ветер, с видом полнейшего равнодушия достал деньги и кинул на стол четыре доллара. Надо было видеть, как все уставились на эти монеты!

Приказчик был изумлен и очарован. Он попросил меня оставить в залог один доллар, пока он сходит в город за…

Я перебил:

– За девятью центами сдачи?! Вздор. Сдачу возьми себе.