Звездная река - Гай Гэвриел Кей

Цзыцзи знал, что солдатами на противоположном от алтаев берегу руководит способный командир. Он знает, как уничтожить всадников в лодках, приближающихся при свете дня.

Он увидел, что выражение лица Дайяня изменилось.

– В чем дело?

– Я кое о чем подумал. Смог ли кто-то из них убежать, обойти вас?

– Я уверен, некоторые убежали. Но это одиночки, или их очень мало, они отрезаны от…

Он осекся. Его обдало холодом.

– Дай, я сам туда поеду, – сказал он.

– Нет. Поеду я. Достань мне коня! – рявкнул Дайянь одному из их телохранителей. Тот поразился, потом пустился бежать.

Цзыцзи покачал головой.

– Ты не можешь! Ты должен быть здесь и командовать. Возможно, тебе придется переправиться через реку или поплыть вниз по течению. Мы не знаем.

– Нет, я должен…

– Дай! – сказал Цзыцзи. – Я поеду. Прямо сейчас. Так быстро, как смогу скакать. Я тебе обещаю!

Дайянь пристально посмотрел на него, рот его был сжат в тонкую полоску. Он перевел дыхание.

– Пожалуйста, – произнес он, потом повторил это еще раз.

Цзыцзи собрал дюжину людей, нашел коней. Они поскакали на восток, очень быстро, но к тому моменту было уже позднее утро.

Глава 27

Шань проснулась с мыслью о муже. Она плакала, выплывая из странного, вязкого сна: они с Ваем в обширной гробнице, живые, среди терракотовых воинов, охраняющих давно умершего императора. Вай все смотрит на чудеса вокруг них, потом поворачивается к ней, и его лицо…

Несколько дней назад пришел ответ на запрос Лу Чао, у которого еще остались свои источники на разрушенном севере. Ханьцзинь уже не горит, его восстанавливают – руками катайцев, конечно. Завоеватели разрешили хоронить мертвых, теперь они даже настаивают на этом. Они хотят, чтобы жизнь возобновилась, чтобы платили налоги и дань. Священнослужители делают все, что в их силах, чтобы узнать имена погибших и сосчитать их.

Тела Ци Вая и его родителей опознали. В письме больше ничего не говорилось – наверное, это и к лучшему, принимая во внимание то, какие доходили слухи.

Спросив разрешения, она поставила свечу за мужа рядом со свечой за родителей на алтарь поместья «Восточный склон». Кажется, эта ферма теперь ее дом. «Незаслуженный подарок судьбы», – думает она.

Поэт был вместе с ней, когда она проводила первые обряды у алтаря. Он тоже прочел молитву, потом молча стоял, опираясь на палку, в знак почтения к ее мертвым. Одну свечу, несколько в стороне от остальных, он зажигал последней, как заметила Шань. Она не задавала вопросов.

В то утро в конце зимы ее охватило удивление, что она жива, что Лу Чэнь жив, что они стоят здесь. Она положила серьги своей матери на алтарь, снова взглядом попросив у него позволения.

Если утро выдается погожее, она любит совершать долгие прогулки по поместью после завтрака. Обитатели поместья садятся за стол в разное время, здесь живет много людей, но только работники фермы завтракают вместе. Иногда к ним присоединяется Лу Ма, иногда управляющий. Затем Ма идет в свой кабинет и занимается бумагами фермы, он управляет ее работой. У каждого здесь свой рабочий ритм, они лишь иногда пересекаются. Она никогда не жила в доме с таким распорядком.

Иногда поэт не возвращается домой на ночь. По-видимому, это никого не беспокоит. Обычно, как узнала Шань, он ночует в храме, в деревне на другом берегу речки. Ему нравится беседовать с тамошними священнослужителями. Он носит им вино.

Его брат пишет и читает письма весь день, стремясь получить сведения. Он посылает доклады ко двору нового императора. Лу Чао остался в душе придворным чиновником, он полон желания служить тому, что осталось от Катая. Император Чжицзэн и его первый министр не вызвали его к себе. Шань думает, что он разрывается между чувством долга и желанием остаться здесь и жить в покое, насколько это возможно.

Как можно найти покой в такое время? Правильно ли даже желать этого? «Желать» – само это слово напоминает ей о Дайяне.

Сегодня утром идет дождь; лежа в постели, они прислушивается к нему. И к ветру. Сон о Ци Вае тускнеет. Ее охватывает чувство вины и печаль, больше второе. На самом деле он покинул ее задолго до конца, она недавно поняла это. Но воспоминания о том времени, когда они были чем-то гораздо большим, чем муж и жена, обычно вызывали… эти воспоминания заслуживают того, чтобы о них грустить.

У нее с собой последний каталог их коллекции, который они составили. Она надеется, что когда-нибудь сможет что-то с ним сделать, написать предисловие, рассказать свою историю.

Если она останется жива, если уцелеет Катай. Алтаи стоят лагерем ниже по течению реки, на другом берегу. Сейчас весна. Они строят суда. Это узнал Лу Чао. Они собираются переправиться через реку.

Зимой она сама написала письмо на запад. Ее кистью двигало чувство долга. Она послала его с солдатами, идущими в том направлении. Курьерская служба не действует. Люди все время перемещаются – те, которые не умирают. Отовсюду поступают сообщения о бандитах, о солдатах, ставших разбойниками, о голоде.

Тем не менее, она получила ответ на свое письмо, и он нашел ее здесь. Все знают поместье «Восточный склон». Все знают, что здесь живет поэт Лу Чэнь. Она считает, что он играет роль маяка прежнего Катая.

Может ли один человек быть душой империи? Разве не положено императору быть ею? Она совсем не знает этого молодого императора, помнит, что видела его только один-два раза в Гэнюэ. Во время бегства на юг они не обменялись ни единым словом.

Мандат богов выдается тому, кому выдается, и его могут отобрать. «Но живущий здесь поэт, – думает Шань, – его слова, мужество, юмор, нежность и гнев, – возможно, именно он является тем, что люди хотят помнить из времен до падения, что бы ни случилось дальше».

Управляющий Коу Яо, последний любовник Вая (его единственный любовник?), написал, что они с девочкой в безопасности, у родственников матери Ци Вая, далеко на юге. Они приехали туда с письмом и документом, подтверждающим, что Личжэнь является приемной дочерью Вая. Честь семьи требует приютить ее, Шань это понимает, воспитать, как подобает девушке из хорошей семьи. Если они уцелеют. Они очень далеко отсюда. Наверняка уцелеют.

Иногда, просыпаясь по утрам, она думала, что ей следует вызвать девочку к себе, она формально ее мать. Но это глупая, опасная мысль. Вай даже не хотел, чтобы она знала о существовании этого ребенка, боялся, что она поведет девочку тем же путем, по которому прошла сама.

Она бы не стала этого делать. Она слишком хорошо знает, как это тяжело. Но она решила, что должна уважать выбор Вая. Она желает только хорошего спасенному им ребенку, но у нее нет дома, куда бы она могла ее взять. Здесь она гостья. Здесь ее радушно принимают, уважают, ее приняли даже жены братьев, которые правят на женской половине, но это не ее собственный дом.