Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт

   О том, что Полина в госпитале, я узнала после обеда. И сразу выпросилась у Сержанта на полчасика, спросить, не надо ли ей чего-нибудь такого, что она может забыть попросить у медсестер и целителей. Он отпустил вообще без разговоров, сказал передавать пожелания выздоровления и разве что не придал ускорение коленом. В госпитале тоже ко мне не было никаких вопросов ни у дежурных гвардейцев у входа, хотя это был день гвардии да Айгита, ни у постового медбрата, ни у Эрие, которая, поздоровавшись, сразу указала мне нужную палату. Полину отправили в школьную часть госпиталя, что, вообще-то, было логично. Топая по веселенькому коридору мимо нарисованных на стенах щенят, котят, утят и прочего позитивного антуража, я смотрела на номера на дверях и едва не пропустила нужную, потому что она была полуоткрыта. Из нее как раз выходил пресветлый князь. Я остановилась, прижала к груди кулак, открыла было рот для приветствия - и перестала дышать от неожиданности. Потому что он меня обнял. Стоя в его руках и думая, что это нафиг значит и что мне теперь делать, я и не заметила, что не дышу, пока он не заговорил. А когда заговорил, заметила. И порадовалась, потому что от его слов поперхнуться воздухом вообще ничего не стоило.

   - Бедные мы с тобой оба, Алиса, - сказал он. И не успела я вдохнуть, как он продолжил. - Сейчас она нас бросит и уйдет, а мы с тобой останемся тут, совсем одинокие в печали навсегда.

   Услышав это, я моргнула. Потом выдохнула и все-таки вдохнула. Это куда же можно уйти из госпиталя, тем более надзорному осужденному? И почему князя это настолько беспокоит? Я успела задаться вопросом, а кто мы обе ему, если он сказал такое, когда он наконец отпустил меня, с усилием улыбнулся, сказал, что пойдет пытаться сделать с этим всем что-нибудь, и ушел. Я с минуту постояла, глядя ему вслед и моргая, потом открыла дверь палаты и вошла.

   Палата была на одного. Полина сидела на постели, еще одетая. Но выглядела она не очень, даже от дверей.

   - Привет, ты как?

   - О, привет, ты очень кстати - обрадовалась она. - Дай мне твой комм ненадолго. Потом перегрузишь, мне в сеть очень надо.

   - Тебе же сейчас принесут, - обалдела я.

   - Не успеют, - отмахнулась она. - Дай мне комм, будь добра.

   Я автоматически протянула ей комм. Она действительно очень быстро вбила пароль, написала в блоге несколько фраз, тихонько чертыхаясь, так же быстро сбросила пароли и отдала мне комм:

   - Перегрузи при мне, пожалуйста, чтобы я видела.

   Я послушно отключила питание и вынула аккумулятор.

   - Что, все серьезно?

   - Ага, - кивнула она одними глазами. - На всякий случай, Алиса. Запомни, что ты очень большая молодец. И все делала и делаешь правильно. Ты обязательно справишься. Просто помни это. Теперь давай лапу, вот так. И прости меня, на сегодня я точно уже не собеседник.

   Я пожала ее раскаленную ладонь и вышла из палаты, расстроенная и растерянная. В коридоре перезапустила комм, открыла ее блог и прочитала:

   "Извините, поста сегодня и в ближайшие дни не будет. Чуть позже расскажу вам о чудесах сааланских медицинских технологий, поскольку из-за собственного разгильдяйства имею возможность попробовать их все на себе".

 17 Рыжие зори

   Представителям Академии в крае первый день второго месяца осени запомнился очень неприятным событием. Досточтимая Хайшен собрала в этот день большую встречу и назвала ее темой анализ работы обеих экспедиций Академии. На этой встрече она представила свой анализ легенд и верований, бытовавших в крае, но не стала выступать с речью, а задала ряд вопросов к собратьям по обетам. Вопросы складывались в один, очень неприятный для магов Академии: где были их глаза все предыдущие тринадцать лет? Из открывшейся за последние три недели картины выходило, что в гибели собратьев по обетам, светских магов и дворян саалан, гвардейцев и бойцов из подразделений Охотников были прямо виновны представители Академии в крае. Это если не упоминать того, что пока их конфиденты и собратья шли к недолжному и совершали его, сами они занимались созданием неприятностей наместнику края и доверенному лицу императора.

   Дознаватель нашла достаточно жестких и неприятных слов, чтобы доступно объяснить магам Академии, что именно они сделали с репутацией империи и самой Академии и как Аль Ас Саалан выглядит теперь в глазах жителей края. А потом еще напомнила обязательства, которые империя взяла на себя перед жителями края, объявляя протекторат. А после этого начался сущий кошмар: настоятельница монастыря Белых Магнолий принялась выборочно цитировать местные законы, согласно которым решения, реализованные досточтимыми, были не просто преступны, а считались тяжкими деяниями в Новом мире. Карались они даже не смертью, а самым ужасным, что только может произойти с человеком, - лишением свободы без права на хотя бы рабский труд. К концу этого разговора досточтимые были готовы с любой придачей заменить эти несколько часов ужаса на простой человеческий мордобой, несмотря на то, что рука у настоятельницы не была легкой никогда. Закончила Хайшен обещанием спросить с каждого выжившего после этой ночи согласно его личной мере участия в событиях, повлекших за собой шторм, а главное - все, что он нес с собой.

   На третий день я сунулась было в госпиталь посмотреть, как Полина, но с поста меня завернули, сказав, что она спит и вообще ей не до разговоров. Я кивнула и развернулась топать обратно в казарму. На выходе с отделения встретила князя. Отсалютовав прижатым к грули кулаком, спросила:

   - Ты к Полине, пресветлый князь? Так она спит, меня медсестра не пропустила.

   Он кивнул:

   - Потому я к ней и иду.

   По спине у меня побежали мурашки. Я тихо спросила:

   - Все плохо, да?

   - Еще не знаю, - качнул он головой. - Может быть, и не все.

   Я внимательно посмотрела ему в лицо. Он не улыбался. Нисколько. Совсем.

   - Иди, - сказал он мне, - пока еще рано беспокоиться. - И пошел к сестринскому посту.

   Полина вовсе не ловила чертей по палате, как обещала позавчера. Она лежала совершенно спокойно, на ее лице отражалась сосредоточенность - впрочем, не больше обычного. А вот движения ее глаз под закрытыми веками князя насторожили, ему почудилось нечто знакомое. Димитри подошел к постели больной, приложил два пальца к ее виску и прикрыл глаза, чтобы не мешать Зрению проникнуть в ее видения.

   Ну да, конечно. В своем бреду Полина стояла на пирсе около Петропавловской крепости и смотрела на воду. А против течения Невы к пирсу шла рыбачья лодка, в которой никого не было. Она была золотисто-зеленоватая, и под мачтой лежал простой квадратный парус, розовый в свете заходящего солнца. Присмотревшись, Димитри увидел, что фал и оба шкота лежали в лодке свободными бухтами, каждый рядом со своим "копытом", или, как тут говорили, "уткой". Все было готово для того, чтобы на борту путешественник сразу мог резко ускорить ход, подняв парус. Хотя какой, к старым богам, борт. Все суденышко было длиной от силы метров пять, одной пары весел хватало для нормального движения. Лодка подошла к пирсу, и женщина шагнула в нее, подобрав юбку. Димитри окликнул ее по имени, но она даже не обернулась. Это было странно: он касался пальцами ее виска, она не могла его не слышать. Он позвал ее еще раз и увидел, что лодка начала движение. Суденышко быстро оттащило течением от пирса и понесло вниз по Неве. А Полина спокойно устроилась на кормовой банке и достала из-под нее короткое рулевое весло. Вставляя его в уключину, она обернулась и посмотрела сначала на Марсово поле, потом на крепость, но так и не встретилась глазами с князем. Он вдруг вспомнил ее старый урок: "Если вы очень не хотите приглашать ту, которая на вас смотрит, но встречи взглядами все же не избежать, смотрите выше или ниже человека". Это был ее выбор. Она уходила. Ей ничего не требовалось делать - лодку за ней прислал кто-то из местных старых богов, и это значило, что здесь, в мире людей, произошло все необходимое для того, чтобы это божество, кем бы оно ни было, протянуло руку забрать свое. Ну а Нева просто текла, куда и обычно. И эта женщина, как всегда, просто позволяла обстоятельствам делать их работу.