Записки опального директора - Натан Гимельфарб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Григорий Давыдович утверждал, что рассказывает мне об этом для того, чтобы предотвратить опасность вовлечения меня в эту преступную деятельность, которая может иметь тяжёлые последствия.
Он не сомневался в том, что злоупотребления Зильберга когда-нибудь будут раскрыты и тогда в любом случае мне не миновать ответственности, даже если я к ним не буду причастен. Здесь, по его мнению, мне обязательно зачтётся национальная общность с Зильбергом.
Разговор с Тарнопольским оказал на меня серьёзное воздействие и помог осознать всю опасность позиции невмешательства, которую я до сих пор занимал. Я поблагодарил его за откровенность, и принял твёрдое решение сделать всё от меня зависящее, для пресечения возможных злоупотреблений на скотоприёмной базе.
57
Начальником мясожирового цеха, которому формально была подчинена база предубойного содержания скота, работала Маргарита Михайловна Гридина - инженер-технолог, закончившая недавно Московский институт мясной и молочной промышленности. По характеру она была скромной и стеснительной женщиной, слепо выполнявшей указания директора, и в работу базы не вмешивалась. Она редко выступала с какими-либо претензиями на планёрках или производственных совещаниях.
Поэтому, когда она, в конце апреля, обратилась ко мне с возникшими у неё сомнениями в достоверности оценки упитанности скота, принятого от Менской райконторы “Заготскот”, это серьёзно меня обеспокоило. Когда же я попросил её подтвердить это фактами, она раскрыла подготовленный ею анализ переработки партии скота этой конторы, из которого следовало, что примерно половина бычков принята в живом виде более высокой упитанностью по отношению к кондиции мяса, оцененной специалистами отдела производственно-ветеринарного контроля. Кроме того, по этой партии недоставало около пятисот килограмм живого веса. В целом же, по итогам переработки всех партий скота за смену, и вес и упитанность были в ажуре. Гридина высказала предположение, что это достигается занижением веса и упитанности скота, принимаемого базой от других сдатчиков.
Я в душе согласился с Маргаритой Михайловной, но посоветовал ей на сей раз Зильбергу претензий не предъявлять, ибо с односторонним анализом начальника цеха он, наверное, не согласится и, вместо делового рассмотрения важного вопроса, мы прийдём к беспринципной склоке. Я предложил ей провести официальную комиссионную переработку очередной партии скота, принятого от этой конторы. Ей следовало только проследить за поступлением скота и не разглашать нашу договоренность.
Когда на следующей неделе Зильберг закончил приёмку скота, поступившего от Менской конторы, и подписал приёмные документы, Маргарита Михайловна попросила назначить комиссию для оценки упитанности и определения веса. Я пригласил её к директору, где она повторила свою просьбу. Трудно сказать, как Синицын отнёсся к предложению начальника цеха, но приказ о назначении комиссии он подписал. Одним из её членов был и Зильберг.
Результаты контрольной переработки скота оказались схожими с теми, к которым пришла Гридина на прошлой неделе. Они были рассмотрены у директора в присутствии всего состава комиссии. Синицын дал строгую оценку работе Зильберга и признал её преступно-халатной. Он предупредил его, что если подобное повторится, будут приняты строгие меры. На сей раз директор ограничился выговором и лишением премиального вознаграждения за месяц.
В конце рабочего дня Николай Александрович вызвал заведующего базой в кабинет и, в моём присутствии, за закрытыми двойными дверьми устроил ему разнос, используя весь свой арсенал нецензурной брани, обзывая ещё “гадким, глупым жидёнком”. Закончилось это броском Зильберга на кожаный диван, который находился в десяти метрах от рабочего стола директора, возле которого они выясняли свои отношения.
Мои попытки успокоить Синицына были тщетными. В конце концов он поднял свою жертву с дивана и процыдил сквозь зубы:
-Вон отсюда, скотина безмозглая, и подумай, как тебе дальше жить!
Я высказал Синицыну мнение о нецелесообразности оставления Зильберга в занимаемой им должности и увольнении его с предприятия.
58
Мои отношения с директором после разоблачения злоупотреблений Зильберга заметно ухудшились. Некоторое время он ещё пытался создавать видимость прежнего согласия, но со временем всё более становилось ясно, что о прежней дружбе следует забыть и вряд ли удастся сохранить даже приличные официальные отношения, необходимые для совместной работы.
Изменения в отношениях двух руководителей не могли остаться незамеченными подчинёнными и, ещё недавно сплочённый коллектив, стал понемногу терять единство. К моему удивлению большинство инженерно-технических работников стали проявлять ко мне всё больше симпатии, что, естественно, вызывало недовольство Синицына.
Некоторое время наш негласный конфликт ещё не отражался на производственных показателях работы. В первом и втором кварталах 1957-го года комбинат вновь выходил победителем в республиканском соревновании и авторитет его руководителей (в первую очередь директора) в партийных и советских органах всё возрастал.
Однако, напряжение в коллективе нарастало и я всё больше приходил к выводу, что без откровенного выяснения отношений с Синицыным мне не обойтись. Я не сомневался в том, что причиной его недовольства явилось моё вмешательство в работу скотобазы, которой он до этого занимался непосредственно и единолично. Со временем его гнев стал нарастать по причине вынужденного прекращения приёмки скота от райконтор “Заготскот” Черниговской области, что, наверное, обеспечивало ему ранее стабильный и достаточный “приработок”. Возможно также, что напуганный Зильберг прекратил или резко сократил сделки со сдатчиками скота и перестал давать Синицыну “на жизнь”. Как бы там ни было, но я явно чувствовал, что гнев директора со временем перерастает в злобу, которая неизбежно приведёт нас к открытому конфликту.
Воспользовавшись необходимостью рассмотрения вопросов капитального строительства, я договорился о встрече с ним после работы и, когда обсуждение служебных дел закончилось, предложил выяснить наши отношения. Я намеревался убедить его в отсутствии каких-либо злых намерений с моей стороны и желании восстановить, если не прежние дружественные, то хотя бы нормальные служебные отношения, необходимые для успешной работы.
Однако, направить разговор в такое русло мне не удалось. Синицын заявил, что выяснять ему со мной нечего, так как давно ясно, что вместе мы работать не сможем. По его словам я нарушил договорённость о соблюдении принципа единоначалия и поэтому нам не по пути. Делить власть он ни с кем не собирается, а посему мне лучше по хорошему уйти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});