Лягушки - Владимир Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, он приезжал в Загорянку с продуктами, не надолго, чаще на ночь, лишь однажды просидел с Хмелёвой полдня, хохотал, рассказывая Леночке о подземных ползаньях Ковригина, пытавшегося высвободить её, Хмелёву, из тайников Журинского замка. А Хмелёва растрогалась, хотя проявлять свои чувства побоялась. То есть получалось, что она, став поводом для добыч Блинова, сама из возможной журинской пленницы превращалась в загорянскую пленницу. Она заскучала. Тосковала по Синежтуру, по синежтурской сцене, даже по запахам её. Её удручило известие о том, что на её роли могут ввести Древеснову. Она хотела работать. Пропал куда-то режиссер Шестовский, клятвенно уверивший Блинова и Хмелёву о скором начале съёмок сериала о Марине Мнишек. Робкие напоминания Блинову об обещанных Бродвее и Голливуде Блинов либо не впускал в уши, либо со строгостью делового папаши советовал серьёзнее заниматься английским. "Вот переберёмся в Москву, я предоставлю тебе толкового учителя…" Однажды, после всхлипа чувств несостоявшейся пока Галатеи, Блинов привёз в Загорянку самого Юрочку Гагарина. Это был накачанный оболдуй с желудевой (без шляпки) головой, закатав рукава ковбойской рубахи, он предъявил публике множество сюжетных наколок. Весь разговор состоял из показа гостем фотографий, возможно, смонтированных, там гость веселился или важно стоял в компаниях со звёздами Голливуда, в улыбках обнажавших зубы. "Похлопочем, похлопочем, — пообещал Юрочка. — У вас прелестная мордашка. Прямо как у Дины Дурбин… Или как у этой…" Под конец Юрочка посетовал на трудности голливудской жизни, на тамошнюю коррупцию и попросил Хмелёву прочитать монолог Офелии на английском. Послушал, вздохнул, сказал: "Да, вам следует подзаняться языком…" Принял конверт у Блинова и убыл на станцию.
"Надо бежать из Загорянки", — тихо прозвучало в Хмелёвой.
Позже Блинов появлялся в Загорянке мрачный, программа его (Хмелёвой неведомая) осуществлялась туго, о сосуде со спиртом в кунсткамере он более не шутил. Однажды приехал на дачу в тельняшке и с маузером на боку. "Я этой дуре-комиссарше устрою!" — прорычал. Как поняла Хмелёва, в виду имелась Наталья Борисовна Свиридова, проявлявшая излишнюю благосклонность к автору имевших успех "Записок Лобастова".
Тогда Хмелёва и решила бежать от деспота окончательно.
Квартиру и номер телефона Ковригина она помнила.
70
— Грустная история, — заключил Ковригин.
— Очень, очень грустная, — согласилась Свиридова.
— Догадываюсь, кто у нас комиссарша, — серьезно сказал Ковригин. — Так что в подробностях сообщила Хмелёва о намерениях Блинова, ради чего он добыл маузер и тельняшку и чем прогневала его комиссарша?
— Я этим не интересовалась, — сказала Свиридова и будто поставила в разговоре точку.
— Обиженный, Блинов опасен, — покачал головой Ковригин.
— Это его проблема, — резко сказала Свиридова, а взглянув на расстроенное лицо Ковригина, добавила: — Ты забываешь, я всё время буду в компании с китайцами.
"Да что ему китайцы! Раз так плохи его дела. Он и их перестреляет. Или взорвёт, — хотел было сказать Ковригин, но промолчал, пообещал лишь себе снова вызнать время вылета Натальи в Синежтур и упредить её появление в городе-побратиме бывшего Кантона.
Вечером это время определилось. Через день. Чартер из Внукова.
А через полчаса позвонил Дувакин (Свиридова ушла в костюмерный цех Малого театра за нарядами для путешествия), позвонил и затараторил, заканделакил.
— Говори медленнее, — попросил Ковригин.
— Не могу! — чуть ли не вскричал Дувакин. — Взволнован! Пришёл твой номер. И пьеса в нём, и десять полос Лобастова! Давай сейчас же выпьем по переписке!
Пить по переписке, а если быть точнее — пить по телефону, входило в протокол отношений Дувакина и Ковригина. Сейчас каждый из них в своём углу Москвы наливал водку в рюмку, а выпив, должен был подтвердить действие чоканием с разговорным аппаратом.
— Я жутко рад! — заявил Дувакин. — И за тебя! Было столько сомнений. Считай, что у тебя праздник!
— Спасибо, Петя! — расстрогался Ковригин.
— Надеюсь, что теперь ты, как семейный человек, перестанешь ломаться и не откажешься от гонораров.
— Я пока не семейный человек, — свободолюбиво заявил Ковригин.
— Ну, конечно! — рассмеялся Дувакин. — Я спрошу об этом у Свиридовой. Кстати, как у нас дела с Лобастовым?
— Страниц сорок новых есть, — сказал Ковригин.
— Прекрасно! — воскликнул Дувакин. — То, что нужно. Десять полос текста и пять полос иллюстраций. Жди завтра с утра курьера. Привезёт свежие журналы и заберёт твой текст. И пиши дальше. Срочно!
— Могу отбыть на несколько дней, — сказал Ковригин.
— Куда?
— В Синежтур.
— Ты сдурел, что ли? — удивился Дувакин.
— Наталья вынуждена ехать туда с китайским послом, я должен подстраховать её. Блинов приобрёл маузер.
— На тебя хватит одного Острецова, — сказал Дувакин.
— Думаю, что на этот раз у Острецова не будет поводов сердиться ни на меня, ни на Свиридову. А у меня есть нужда разобраться кое в чём. Скажем, кто сдунул меня из Синежтура в Аягуз.
— Ну, смотри, — вздохнул Дувакин. — Будь благоразумным. Все ждут новые приключения Лобастова.
Отговорив с Дувакиным, Ковригин заказал услугу в интернете — билет на рейс Москва-Омск с посадкой в Синежтуре. Наталья в театре напримеривалась и заболталась, Ковригин намерен был укладываться спать, но не дождаться Свиридову он, конечно, не мог, а когда она нырнула под одеяло, огорошил её сведениями от Дувакина. Свиридова даже присела на кровати. Потребовала:
— Расскажи поподробнее!
И тут Ковригин понял: огорошила её не публикация пьесы "Веселие царицы Московской" и новых глав Лобастова, а слово "Курьер".
— Значит, курьерша! — взволнованно произнесла она.
Утром Ковригин услышал звонок в дверь, хотел было вскочить, но в спальню заглянула Свиридова, сказала:
— Спи, спи! Ты работал ночью! Я распишусь где надо и отдам твой новый текст.
Вернулась она через десять минут, и было видно, что она не только разочарована, но и расстроена.
— Пигалица какая-то! Явно не Лоренца Козимовна. Как только Дувакин таких курьерш посылает. Держи свой экземпляр!
Ни о каком сне не могло быть и речи! Ковригин выхватил из рук Свиридовой журнал, глаза закрыл, принимая в себя запахи печатного издания. Какие чудаки коммерческие жулики, стараются, ради выгод, заменить книги полумёртвым движением буквенных полосок в оконцах мониторов. Там ведь и страницами, знакомыми с детства, не прошелестишь, пальцем, чуть влажным от нетерпеливой слюны, листок шедевра не перебросишь и уж сразу не вернёшься к тронувшему тебя эпизоду. А картинки? Оживут ли в голых прямоугольниках механических устройств, особенно для мальцов, мушкетёры, миледи, странствующий рыцарь Кихот, капитан Немо, коварный пират Сильвер (а они-то мальцам и их воображению необходимы на всю жизнь)? Никогда! Да что тут было разводить теории! Ковригин сидел и упивался десятью полосами "Записок Лобастова" с иллюстрациями графика Николая Попова.
— Так, — явилась из кухни гражданская супруга Ковригина и стала трясти перед его носом журналом Дувакина, будто бы во гневе. — Это как понимать?
— Что понимать? — растерялся Ковригин.
— Над пьесой некоего Ковригина стоят слова — "Посвящается Н.Б.С:"!
— И что? — спросил Ковригин.
— В своё время я потребовала снять это посвящение. Я подам в суд.
— Подавай. Тем более, что Н.Б.С. означает — Народное Безбилетное Сообщество.
— Не ври! — возмутилась Свиридова.
— А то ты не ездила в троллейбусе номер два без билета. Все мы потому и садились возле задней двери.
— Ты морочишь мне голову! — сказала Свиридова. — И Дувакин обещал мне снять это посвящение! Играла не я, а твоя любимица Хмелёва.
— Моя любимица — Древеснова!
— Придавить тебя мало!
— Придави! — согласился Ковригин. — Но прежде могла бы и поздравить меня с публикациями. А ты разыгрываешь из себя ворчунью. Сама-то ведь довольна, что посвящение тебе оставили!
— Довольна! — рассмеялась Свиридова. — Твои публикации мы отметим попозже. Вот вернусь из Синежтура…
— Но может выйти, что и пораньше… — чуть было не проговорился Ковригин.
— То есть как? — удивилась Свиридова.
— С Петей Дувакиным отметим, — быстро сказал Ковригин.
— Про Хмелёву меня не спрашивай, — сказала Свиридова.
— Я и не спрашиваю, — сказал Ковригин.
В Синежтур Ковригин прилетел на два часа раньше Свиридовой. Дорога в небесах на Омск через Синежтур, возможно, была выбрана более короткая. Или везли важных гостей в чартерном корабле с подобающей их сану степенностью. Ещё час ушёл на церемонию с улыбками и похлопыванием по плечам в Синежтурском аэропорту. Наблюдал за ней Ковригин уже в гостиничном номере. Устроился он в гостинице "Блюдце", занимавшей три этажа бывшей Фабрики-кухни, конструктивистской постройки тридцать второго года. По мнению местных жителей, гостиница была дешёвая, и Ковригин посчитал, что ни один из его знакомых ни в номерах, ни в четырёх ресторанах в нижнем этаже не появится и с ним не столкнётся. Хотя с двумя синежтурскими персонажами Ковригин и не отказался бы встретиться. С Верой Алексеевной Антоновой и с козлоногим путешественником в Джаркент за грецкими орехами. Но уже через полчаса в номер Ковригина постучали, и посыльный молча передал Ковригину конверт. Денег в нём с заказом отравить кого-либо не было, зато имелось приглашение господина Острецова посетить его городской дом в часы, удобные для господина Ковригина.