Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если генерал Деникин все же оставит армию, – продолжал я, – и на одного из нас выпадет тяжкий крест, то прежде чем принять этот крест, тот, кто его будет нести, должен знать, что от него ожидают те, кто ему этот крест вверили. Повторяю, я лично не представляю себе возможным для нового Главнокомандующего обещать победоносный выход из положения. Самое большее, что можно от него требовать, – это сохранить честь вверенного армии русского знамени. Конечно, общая обстановка мне менее знакома, чем всем присутствующим, а потому я, быть может, преувеличиваю безвыходность нашего положения. Я считаю совершенно необходимым ныне же выяснить этот вопрос.
Все молчали.
Наконец генерал Махров стал говорить о том, что как бы безвыходно ни казалось положение, борьбу следует продолжать – «пока у нас есть хоть один шанс из ста, мы не можем сложить оружия».
– Да, Петр Семенович, это так, – ответил генерал Шатилов, – если бы этот шанс был… Но, по-моему, у противника не девяносто девять шансов, а девяносто девять и девять в периоде…
Генерал Махров не возражал.
Для меня не было сомнения, что выбор участников совещания остановится на мне. Жребий был брошен, я сказал все, и дальнейшее зависело не от меня. Сославшись на нездоровье, я просил генерала Драгомирова разрешения оставить совещание.
На душе было невыразимо тяжело. Хотелось быть одному, разобраться с мыслями. Я вышел из дворца и пошел бродить по городу, ища уединения. Я прошел на Исторический бульвар и долго ходил по пустынным аллеям. Тяжелое, гнетущее чувство не проходило. Мне стало казаться, что душевное равновесие не вернется, пока я не получу возможности поделиться с кем-либо всем, что мучило мою душу. Мне вспомнилось посещение мое, в бытность в Севастополе, епископа Севастопольского Вениамина. Это было накануне оставления мною родной земли. Я также тогда переживал тяжелые часы. Теплая, полная искренней задушевности беседа с владыкой облегчила тогда мою душу. Я решил пройти к епископу Вениамину. Последний знал уже о моем приезде и, видимо, мне обрадовался:
– Вы хорошо сделали, что приехали сюда. Господь надоумил вас. Это был ваш долг, – сказал он. – Я знаю, как тяжело вам, знаю, какой крест вы на себя берете. Но вы не имеете права от этого креста отказываться. Вы должны принести жертву родной вам армии и России. На вас указал промысел Божий устами тех людей, которые верят вам и готовы вам вручить свою участь. Еще до вашего приезда, как только генерал Драгомиров собрал совет, к нему обратился, указывая на вас, целый ряд русских людей, духовенство православное, католическое и магометанское, целый ряд общественных организаций. Вот у меня копии с двух таких обращений.
Владыка, порывшись в лежащих на столе бумагах, передал мне две из них.
Пока я читал, владыка вышел в соседнюю горницу, откуда вынес икону Божьей Матери старинного письма в золотой оправе с ризой, расшитой жемчугами. Он подошел ко мне.
– Этой старинной иконой я решил благословить вас, когда вы прибудете сюда на ваш новый подвиг.
Я преклонил колено. Владыка благословил меня. Тяжелый камень свалился с сердца. На душе просветлело, и я, спокойно решившись покориться судьбе, вернулся в Большой дворец.
Совещание давно уже кончилось. Следующее заседание было назначено на 6 часов вечера. Старшие начальники единогласно указали на меня как на преемника генерала Деникина. Генерал Драгомиров сообщил Главнокомандующему о результатах сегодняшнего совещания.
Во дворец приезжал державший флаг на дредноуте «Emperor of India» адмирал Сеймур. Глубоко порядочный человек, тип английского джентльмена в лучшем смысле этого слова, он был положительно удручен новым политическим выступлением своего правительства. Он через несколько часов уходил в Феодосию.
Командующий флотом адмирал Герасимов предложил мне перекусить. На вопрос мой о тоннаже, запасах угля и масла, которыми мы могли бы обеспечить суда на случай необходимой эвакуации, я получил безнадежно неутешительный ответ. Тоннаж в портах Крыма достаточен, однако ни одно судно выйти в море не может. Не только нет запасов угля и масла, но и на кораблях ни угля, ни масла нет. Даже боевые суда нет возможности освещать электричеством.
– Вы не поверите, – добавил адмирал Герасимов, – нам нечем даже развести пары на буксирах, чтобы вывести суда на рейд. Если, не дай Бог, случится несчастье на фронте, никто не выйдет.
В 6 часов заседание совета старших начальников возобновилось под председательством генерала Драгомирова. Я передал присутствующим, что указание их на меня как на будущего преемника генерала Деникина мне известно, что оказываемое мне моими соратниками в эти грозные дни доверие меня особенно обязывает перед самим собой и перед ними это доверие оправдать, что, прежде чем дать свое согласие, я должен быть уверен, что в силах выполнить то, что от меня ожидают, что, как я уже имел случай высказать, я не вправе обещать им победы, что в настоящих условиях мы на победу рассчитывать не можем. Я могу обещать лишь одно: не склонить знамени перед врагом и, если нам суждено будет погибнуть, то сохранить честь русского знамени до конца.
– Англичане решили выйти из игры, – сказал я. – Отказ наш от их посредничества даст им возможность отойти в сторону, умыв руки. Никаких переговоров с большевиками с нашей стороны я, конечно, не допускаю. Мне представляется в настоящих условиях необходимым прежде всего не дать возможности англичанам выйти из игры. Переложить на них одиум переговоров, всячески затягивая таковые, а тем временем закрепиться, привести армию и тыл в порядок и обеспечить флот углем и маслом на случай эвакуации… Если мои соображения разделяются, я прошу совет особым актом указать, какие задачи ставятся новому Главнокомандующему.
Я тут же предложил проект акта. Генерал Шатилов записал его под мою диктовку:
На заседании старших начальников, выделенных из состава военного совета, собранного по приказанию Главнокомандующего в Севастополе 22 марта 1920 года для избрания заместителя генералу Деникину, председателем совета генералом от кавалерии Драгомировым было оглашено ультимативное сообщение Британского правительства генералу Деникину с указанием о необходимости прекращения неравной и безнадежной борьбы с тем, чтобы Правительство Короля Великобритании обратилось бы с предложением к Советскому правительству об амнистии населению Крыма и, в частности, войскам Юга России, причем в случае отказа генерала Деникина на это предложение Британское правительство категорически отказывается оказывать ему впредь всякую свою поддержку и какую бы то ни было помощь.
При этих условиях совещание выразило желание просить Главнокомандующего о назначении
