Римская история в лицах - Лев Остерман

«Испытания его, однако, в отношении склонности к царской власти нисколько не прекратились, и однажды, когда Цезарь сидел на форуме на золотом кресле перед рострами, чтобы смотреть оттуда на Луперкалий, Антоний, товарищ его по консульству, подбежал, обнаженный и умащенный маслом, как обычно ходят жрецы на этом празднестве, к рострам и увенчал голову Цезаря диадемой. При этом со стороны немногих зрителей этой сцены раздались рукоплескания, но большинство застонало. Тогда Цезарь сбросил диадему. Антоний снова ее возложил, и Цезарь опять ее сбросил. И в то время, как Цезарь и Антоний между собой как будто спорили, народ оставался еще спокойным, наблюдая, чем кончится все происходящее. Но когда взял верх Цезарь, народ радостно закричал и одобрил его за отказ». (Аппиан. Гражданские войны. II, 109)

Особенное подозрение римлян относительно претензий на царство вызвал еще один эпизод, в котором Цезарь, по мнению Светония, «безмерно оскорбил сенат своим открытым презрением». Вот как описывает римский историк этот эпизод

«Но величайшую, смертельную ненависть навлек он на себя вот каким поступком. Сенаторов, явившихся в полном составе поднести ему многие высокопочтеннейшие постановления, он принял перед храмом Венеры-Прародительницы, сидя. Некоторые пишут, будто он пытался подняться, но его удержал Корнелий Бальб. Другие, напротив, будто он не только не пытался, но даже взглянул сурово на Гая Требация, когда тот предложил ему встать, Это показалось особенно возмутительным оттого, что сам он, проезжая в триумфе мимо трибунских мест и увидев, что перед ним не встал один из трибунов по имени Понтий Аквила, пришел тогда в такое негодование, что воскликнул: «Не вернуть ли тебе и республику, Аквила, народный трибун?» И еще много дней, давая кому-нибудь какое-нибудь обещание, он непременно оговаривал: «если Понтию Аквиле это будет благоугодно»». (Светоний. Божественный Юлий, 78)

Я согласен с тем, что Цезарь выказал сенаторам свое презрение. Но их угодливость (или коварство?), быть может, не заслуживала лучшего отношения. Можно бы попенять Цезарю за чересчур неосторожную откровенность. Но в свете его постоянного стремления «дезавуировать» сенат в глазах народа эта откровенность вполне понятна. Усматривать в ней стремление к царской власти, на мой взгляд, нет оснований. И все-таки желал Цезарь стать царем в Риме или нет? Скорее — нет! Он был слишком умен и высок духом, чтобы просто соблазниться пышным титулом царя. Если бы Цезарь стремился к бесконтрольной и неограниченной по времени власти, то она была ему предложена в виде пожизненной диктатуры. Цезарь от нее отказался.

Впрочем, я не исключаю возможности, что Цезарь взвешивал аргументы за и против возрождения монархической формы правления (с ограничениями, о которых речь пойдет ниже). Традиционное отношение к царской власти в римском народе было двояким: и резко отрицательным — его питали предания о тирании Тарквиния Гордого, и уважительно-благодарным, связанным с памятью о правлении «отца отечества» Нумы Помпилия. Недаром народ, низвергнувший было статуи Суллы и Помпея (кстати сказать, Цезарь приказал их восстановить), не поднял руку на скульптурные изображения римских царей, воздвигнутых на Капитолии.

Но, может, тут вообще не о чем рассуждать, так как пожалованный Цезарю еще в 48-м году пожизненный титул императора был равносилен титулу царя и подразумевал всю полноту царской власти? Нет, это не так. В последующей истории два этих титула, действительно, стали в равной мере обозначать самодержавную монархическую власть. И если подразумевались какие-то различия, то не в характере самой власти, а в размерах, этническом составе или истории образования подвластных государств. Но во времена Цезаря республиканский по своему происхождению титул императора обозначал только победоносного полководца, командующего войсками. Из его пожизненности вытекало лишь сохранение за Цезарем поста верховного главнокомандующего всеми римскими армиями не только в военное, но и в мирное время.

Но к какой-то форме единовластия Цезарь все-таки явно стремился. Мне кажется, я привел тому достаточно доказательств. И «надменное высказывание», которое приписывает ему Светоний: «Республика — ничто, пустое имя без тела и облика», представляется вполне возможным. Так в каком же обличий мыслил Цезарь свое (и преемников) единовластие? Может быть, просто в обличий консула? Припомним, что каждый раз, слагая с себя диктаторские полномочия, он добивался избрания в консулы на ближайший год. Но тогда почему отверг пожалованное ему сенатом десятилетнее консульство? А если именно потому, что оно было десятилетнее и определено не свободным выбором народа, а постановлением сената, правомочность которого Цезарь не признавал? Быть может, он действительно стремился к установлению в Риме авторитарно-демократического правления, подобного тому, какое существовало в Афинах при Перикле? Когда полновластного правителя народ избирает на один год, затем требует его отчета и в зависимости от оценки результатов правления, опираясь на непреложный закон, переизбирает на новый срок или заменяет другим, более достойным.

Перикл, в качестве такого правителя, пятнадцать лет подряд переизбирался на должность стратега-автократора (и это была пора наивысшего расцвета Афинского государства). В Риме такому положению вполне могла отвечать должность консула без коллеги — благо ее уже занимали сначала Помпей, потом и сам Цезарь. Закон, предписывавший десятилетний интервал между двумя избраниями в консулы, был фактически отменен еще в 48-м году, когда сенат предоставил Цезарю право в течение пяти лет ежегодно выставлять свою кандидатуру на консульских выборах. И он этим правом неуклонно пользовался. За пять лет Цезарь избирался консулом четыре раза (кроме 47-го года, который он почти целиком провел вне Рима — в Египте и Азии).

Однако нам придется ответить на нелегкий вопрос: каким образом Цезарь мог представлять себе всенародное избрание и переизбрание консула-правителя? Для Перикла в крошечной Аттике эта проблема не стояла, а вот в огромном римском государстве... Но, быть может, Цезарю уже виделся какой-то вариант народного представительства, общенациональной ассамблеи? Быть может, увеличение втрое численности римского сената, да еще путем включения в его состав граждан из всех сословий и провинциалов, было пробным шагом в этом направлении? Никаких прямых данных в пользу такой гипотезы у меня нет. Но общее впечатление от того, как начинал Цезарь свою государственную деятельность, а также уважение к его уму и личному достоинству делают, как мне кажется, эту гипотезу не бессмысленной.

Принято считать, что древние римляне не смогли додуматься до представительной системы. Построить водопроводы, Большой цирк и Колизей смогли, а вот хотя бы до двухступенчатой системы выборов их политическое мышление не дотянуло! А ведь опыт представительной власти уже существовал и был в Риме хорошо известен — хотя бы по греческим комедиям. В Афинах V века до Р.Х. правящий Совет пятисот избирался путем равного представительства десяти фил, на которые была разбита Аттика. Масштаб, конечно, не тот, но римляне умели справляться с делами в своем масштабе: раз в пять лет проводили перепись населения, собирали налоги, призывали новобранцев в армию. Создать эффективно работающий парламент до появления многотиражной печати в государстве такого размера, конечно, было невозможно, да Цезарю он был и не нужен. А вот созывать в Риме раз в году вместо толпы городских люмпенов общегосударственную представительную ассамблею для перевыборов правителя было вполне возможно. В такой ассамблее могли бы быть представлены избиратели всех территорий, городов и колоний римских граждан. До Юлия Цезаря никто об этом, естественно, не помышлял. После него, в течение сорокапятилетнего правления Августа (сменилось целое поколение!) был учрежден и детально разработан вариант достаточно эффективной для своего времени системы чисто автократического правления — Римская империя. Ее опыт и пример определили весь дальнейший ход истории Западной Европы. Кто знает, быть может, убийцы Цезаря отсекли совсем иное, тогда еще возможное направление развития истории и всей цивилизации? Развитие на базе политической системы, которую я бы условно назвал автократической демократией (или демократической диктатурой). А если еще пофантазировать, то можно предположить, что в ходе прогресса цивилизации и общественного сознания переход от такой промежуточной системы к полноценной демократии парламентского типа мог бы совершиться постепенно, без кровавых революций.

Легко вообразить, с каким презрением отнесутся к такому предположению ученые политологи и экономисты. Но я и не собираюсь утверждать возможность реализации стабильной «демократической диктатуры» в исторических условиях древнего Рима, а хочу лишь изложить здесь мое субъективное видение личности Цезаря. Мне представляется, что он стремился именно к такому устройству римского государства. Впрочем, в какой-то степени я могу воспользоваться для подкрепления своей точки зрения общепризнанным авторитетом классика исторической мысли Теодора Моммзена. Назвав правление Цезаря, без обиняков, монархией, он в своей «Истории Рима» пишет: «...его монархия так мало расходилась с демократией, что казалось, будто последняя получила свое осуществление и завершение именно благодаря первой. В самом деле, эта монархия не была восточной деспотией милостью божьей, а такой монархией, какую хотел основать Гай Гракх и какую основали Перикл и Кромвель, то есть представительством народа в лице его доверенного, облеченного высшей и неограниченной властью». (Т. Моммзен. История Рима. Т. 3, с. 392. М., 1936 г.)