Вещи, которые я хотела сказать (но не сказала) - Моника Мерфи

“Это не имеет к тебе никакого отношения”, - говорю я, мой голос обманчиво мягкий. “И все, что связано со мной. И чего я хочу. Ты никогда не давала мне выбора. Всю свою жизнь, вплоть до того момента, как мне исполнилось восемнадцать, я позволял тебе командовать. Я даже поверил, что ты заботишься о моих интересах.”

“Так и есть”, - говорит она. Отец издает пренебрежительный звук, и она обращает свое внимание на него. «Что? Это правда!”

“Ты забываешь, что мои родители не всегда одобряли тебя, особенно поначалу”, - напоминает он ей.

Она нервно смеется. “Пожалуйста. Они предпочли меня всем остальным. Твой отец выбрал меня из толпы дебютанток, которые соперничали за твое внимание.”

“А потом они встретили тебя”, - говорит он, задевая ее до глубины души. Я могу сказать это по тому, как тускнеет ее взгляд. “Моя мать беспокоилась, что ты слишком контролируешь меня. Мне всегда хотелось сказать ей, что она права.”

Я ничего не говорю. Я беспокоился о том, что он может сказать, но, похоже, папа все-таки оказался ценным приобретением.

“Я просто хочу лучшего для своих детей”, - говорит она, и ее глаза внезапно ярко сияют. А вот и фальшивые слезы.

“Иногда даже в ущерб здоровью наших детей”. Он тычет пальцем в ее сторону. ”Даже не начинай рассказывать мне о Сильви".

Теперь слезы падают, беззвучно катясь по ее лицу. Она отводит взгляд, как будто ей стыдно. Мама и Сильви не разговаривали друг с другом почти год. Сильви недавно сбежала. Ну, она называет это годом перерыва. Последнее, что я слышал, она проводит время на Фиджи.

“Ты должна позволить нашему сыну жить своей собственной жизнью”, - продолжает папа мягким голосом. “Он достаточно взрослый, чтобы принимать собственные решения, и он выбирает быть с Саммер. Ты ничего не можешь с этим поделать, Сил. Оставь его в покое. Прекрати приставать к нему из-за трастового фонда. Отзови своих адвокатов и покончи с этим.”

Ее взгляд встречается с моим, и я просто смотрю на нее, не в силах улыбнуться. Не в состоянии вообще ничего чувствовать. Эта женщина может быть моей матерью, но она не приложила большого труда к моему воспитанию. Это произошло благодаря няням и частным школам. Она никогда не была заботливой. Слишком заботилась о внешности и социальном статусе.

Я отказываюсь когда-либо позволить этому случиться со мной. За мое будущее. Я хочу растить своих детей. Любить свою жену. Я не хочу обманывать.

Я не хочу контролировать.

Хорошо. Мне действительно нравится контроль. Но в частном порядке я получаю от этого больше всего радости.

"Отлично. Я прекращу судебное разбирательство”. Она вздергивает подбородок, надменная, как всегда. Я не утруждаю себя словами благодарности. Почему я должен это делать? Это она заварила всю эту кашу. Она должна извиниться передо мной.

“Когда-нибудь ты поймешь, что я пыталась оказать тебе услугу”. Она подходит ко мне, и я смотрю на нее с того места, где сижу. Может, она и стоит надо мной, но мы оба знаем, кто контролирует эту ситуацию. “Ты придешь ко мне и скажешь, что я была права. Эта девушка просто использует тебя. Запомни мои слова.”

“Во что бы тебе ни нужно было верить, иди вперед и верь в это. Я знаю правду,» - говорю я спокойным голосом.

Она оглядывает комнату, быстро понимая, что на ее стороне никого не осталось. Раздраженно она выходит из кабинета, хлопнув за собой дверью.

”Я свяжусь с ее адвокатом сегодня днем". Мэдисон тянется через стол и берет брачный контракт, на котором настояла Саммер. “Я надеюсь, что она оставит это дело в покое”.

“Даже не знаю, как она поверила, что у нее все равно будет законная опора”, - бормочет отец. “Есть здесь что-нибудь выпить, Мэдисон?”

Я смотрю, как мой адвокат наливает моему отцу стакан скотча. Он спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь, но я отказываюсь. Еще даже не полдень. Вместо этого я вытаскиваю свой телефон из кармана и отправляю быстрое сообщение.

Я: Дело сделано.

Она отвечает почти сразу.

Саммер: Возвращайся домой.

Я поднимаюсь на ноги, пожимая руку своему адвокату, прежде чем коротко обнять отца. “Хотел бы я отпраздновать это с вами двумя, но мне нужно идти”.

“Куда?” - спрашивает мой отец с подозрением в голосе.

Я просто одариваю его быстрой улыбкой. “Долг зовет”.

…

Я нахожу ее в своей спальне. Все еще в постели. Все еще голой, взъерошенной и сонной. В тот момент, когда я вхожу в комнату, я начинаю сбрасывать с себя одежду, наблюдая, как она наблюдает за мной, на ее губах играет крошечная улыбка, когда я так яростно расстегиваю рубашку на пуговицах. Она приземляется на деревянный пол с мягким звоном, заставляя ее хихикать.

“Ленивая”, - бормочу я, мой член натягивает переднюю часть брюк, когда она садится, позволяя одеялу упасть и обнажить ее красивую грудь. Она перекидывает волосы через плечо, позволяя мне увидеть еще больше. “Ты ушел, и я ничего не могла поделать, кроме как снова погрузиться в сон. Я думаю, что у меня все еще есть смена часовых поясов”.

“Ты уже больше недели живешь по нью-йоркскому времени, Сэвидж. Это оправдание устарело,» - поддразниваю я, снимая туфли, прежде чем одним махом снять брюки и боксеры, швыряя их на пол. Последними остаются мои носки, и я сажусь на край матраса, стаскиваю их, прежде чем забраться на кровать. Пока я не оказываюсь сверху Саммер, ее ноги раздвигаются, чтобы вместить мои бедра, когда я устраиваюсь между ее бедер. Я смотрю на нее, мой взгляд не отрывается от ее, когда я убираю несколько непослушных прядей шелковистых мягких волос с ее лица. Такая красивая. И все это мое. С тех пор, как я снова нашел ее, я едва могу держаться подальше от нее. Она все еще моя Саммер, но она стала старше. Более зрелой. Более вдумчивой и больше не такая импульсивная как раньше.

Я тоже не такой.

“Значит, все прошло хорошо?” - спрашивает она, озабоченно сдвинув брови.

Кивнув, я наклоняюсь и оставляю поцелуй на ее идеальных губах. “Мама закатила истерику”.

“Конечно, она это сделала”.

”Мой отец поддерживал меня".

“Он не так уж плох”.

“На самом деле это не так. Я думаю, он видит во мне себя и то, что в моем возрасте у него не