Полное собрание сочинений в одной книге - Михаил Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ась? Управдел?… Гм… Сейчас через лупу посмотрю. Может, оно и ничего. Нуда, ничего. Обыкновенно скромная подпись. Буквы благородно закруглены. Честный почерк.
(«Что ж, думает, топить человека. Потом будет ежедневно ссориться и затирать по службе».)
«Я на себя не сердит, — думает графолог. — Начальников мне неудобно опрокидывать. После коситься будут. Дай, думает, заурядную подпись посмотрю. Эге! Это чей крест? Чей такой жуликоватый крест? Кто это заместо подписи фигурки ставит?»
— Феклуша! Какая Феклуша? Уборщица? Что ж, довольно благородная подпись. («Тоже, думает, неловко против пролетарского элемента выступать. Несозвучно с эпохой».)
«Однако, — думает графолог, — хотя бы одного мошенника надо определить.
А то скажут — ни черта не делает, баклуши бьет, даром жалованье огребает. Вот хотя бы этот почерк. Форменный бандит. Сейчас возьмем на учет…
Те-те-те, — думает графолог. — Да это же мой почерк. Фу, черт, туман нашел. Не признал. Оно, конечно, канальская подпись…»
И написал графолог похвальный отзыв о всех сотрудниках.
А через месяц графолога сократили за ненадобностью.
— Раз, говорят, все благородно и жуликов нету, то вам, значит, и делать тут нечего. Пущай лучше без графологов!
Ростов
Кстати, о Ростове. Симпатичный город. Я там был этой осенью. Проездом.
Славный, спокойный город. И климат довольно мягкий. Кроме того — полное отсутствие хулиганства. Даже немного удивительно, с чего бы это.
Молоденькая девица одна может свободно пройти ночью, по улицам. Никто ее не затронет.
Ну, как— одна, я, конечно, не знаю. Не ручаюсь. Но вдвоем или небольшой группой — очень даже свободно может идти. Никаких таких лишних возгласов. Даже по тротуарам допущают ходить. Зря не сталкивают. Ругаться-то, конечно, ругаются. Но промежду себя. Не в сторону прохожих.
Это явление, в смысле полного отсутствия хулиганства, я думаю, происходит за счет физкультуры. Физкультура завсегда отвлекает граждан от хулиганства. А физкультура в этом южном городе поставлена на полную высоту. Футбол, эстафетный бег, нырянье и плаванье — это на каждом шагу. Это удивительный город в этом отношении.
Я сам был свидетелем такого спортивного случая.
Сижу я в городском саду. Читаю, как сейчас помню, газету. Дискуссионный листок.
А кругом мягкая осенняя погода. Солнце золотится. На скамейках публика сидит. Такая тихая осенняя картинка без слов.
Тут же по аллейкам небольшой парнишка шляется. С ящиком. За пятачок сапоги чистит.
Увязался этот парнишка и до меня. Начал мне мусолить сапог за пятачок.
Вычистил один. Только взялся за другой, вдруг сзади кто-то как ахнет мне на плечи. Гляжу — какой-то незнакомый человек в трусиках через меня прыгнул.
Только я хотел его обругать, сукина сына, зачем он через незнакомых прыгает, вдруг сзади опять — хлоп — другой прыгнул. Всего их прыгнуло четверо. Вот, думаю, и хулиганство налицо.
Вдруг гляжу — нету хулиганства. Чистая физкультура. Чехарда. В чехарду молодежь играет. Славно так через сидячих людей прыгают.
Парнишка, который сапоги чистит, говорит:
— Вы не пугайтесь. Они тут завсегда в чехарду упражняются. Давайте второй сапог дотру. Садитесь!
Ну, что ж, думаю, пущай, лучше чехарда, чем хулиганство.
Однако второго я не стал дочищать. Выдал парнишке пятачок и заторопился поскорей к выходу. А то, думаю, на ходу прыгнут — еще опрокинут, черти. Потом вставай.
Вышел на улицу — опять спокойно. Чисто, славно. Никаких лишних возгласов. С тротуара не сталкивают. Прямо не город — акварельная картинка.
Новая эпоха
Иностранцы подарили миру новое открытие — управление аэропланом со стороны. То есть какой-нибудь ихний иностранный летчик садится, предположим, где-нибудь, скажем, на кучу мусора и особой радиомашинкой управляет своей стальной птицей.
Это здорово! Надо отдать должное иностранным акулам и хищникам — ловко они придумывают этакие штучки. Гибкий народ!
Ведь это изобретение открывает целые горизонты. Ведь это вносит коренную ломку во всю нашу жизнь. Ведь это черт знает какие удобства появятся в связи с этим гениальным открытием.
Те же велосипедисты. Может, им скучно ногами ежедневно вертеть. Может, им охота заместо того заняться более благородной проблемой. А тут пожалуйста — изобретение к вашим услугам. Сидите, наслаждайтесь жизнью — стальная машина сама прет без устали.
Или, например, трудовая сценка из нашей деревенской жизни. Скажем, середняк. Скажем, середняк чай хочет пить.
Не может же середняк с трактора не слезать. И не надо об этом беспокоиться, товарищ середняк. Сиди в своей хате, пей свой чай, грызи свой сахар, — гениальный аппарат к твоим услугам.
Надо думать, что и для извозчиков будут открыты новые возможности. Надо полагать, что и извозчик в связи с этим открытием не захочет цельный день трястись на козлах.
Потерпи, товарищ извозчик! Скоро пробьет час твоего крайнего благополучия.
А что вы думаете? Ежели бездушная стальная пролетка может, как миленькая, слушаться своего аппарата, то неужели же человек подкачает? Нет, не может подкачать человек. И скоро, может, ударит час, когда председатель собрания одним поворотом рубильника заставит инертные массы идти на то или другое собрание.
Граждане! Милые мои! Кажется, мы вступаем в новую эпоху.
Очень просто
Черт побери, как все просто на свете!
Вот, например, жил в нашем доме известный такой сукин сын Краюшкин. Сначала он, конечно, был безработный. Шесть лет. По гривеннику платил за квадратный метр. А потом нашел службенку.
Службенка была не роскошная, но питаться, а главное, бесплатно лечиться можно было.
А надо сказать, что человек этот имел ужасно какой отчаянный характер. Характер у него был совершенно невозможно скандальный.
И если этот Краюшкин не дрался с жильцами, то единственно по причине слабого организма. Но зато ругался со всеми, всех задевал и жену свою, Елену Федоровну, прямо, можно сказать, с маслом скушал.
Бедная дама сбежала даже от такого семейного купороса.
Она попросту заявила на собрании, что с таким иродовым характером, как у ее почтенного супруга, она не может более жить. Пущай домоуправление отведет ей холостую комнату в другой квартире.
А он, этот ирод Краюшкин, тут же стоял рядом на собрании с мрачной мордой и слушал, чего говорится.
Наконец он говорит:
— Ладно. Отводите ей холостую комнату. Характер действительно, сознаюся, у меня дьявольский. Но против природы я тоже идтить не могу. И не могу свои характеры переделывать.
Отвели ей тогда комнату в квартире 17. Так этот Краюшкин и туда стал мотаться — специально скандалить и доедать свою супругу.
Домашних животных, кроме того, он ногами бил. Стенную газету тоже раз содрал по злобе.
А надо сказать, жил у нас в доме, как раз над этим самым чертовым Краюшкиным, ученый. Профессор Хлебников.
И хотя жилец этот был малосознательный и часто манкировал своими гражданскими обязанностями, но жилец был все-таки славный, по рублю двадцать платил за квадратный метр.
Так вот с этим ученым и схлестнулся наш Краюшкин, зачем тот по ночам ногами шаркает — ходит над его комнатой.
А ученый, может быть, не может иначе ученые труды придумывать. Может быть, он должен ходить.
Вот ученый подходит тогда до этого Краюшкина и говорит:
— Так и так. Вы, говорит, милостивый государь, всех жильцов в доме пугаете, ко всем липнете и всех задираете. А если у вас наблюдается такой хамский характер, то вы должны от него лечиться, а не зря кирпичиться.
Краюшкин говорит:
— То есть как это лечиться?
Профессор говорит:
— Так и так. Вы, говорит, напущаете разные элементы на свой характер, но, промежду прочим, у человека нету никакого характера, а человек — это есть, по последним научным данным, 18 фунтов угля, 46 золотников соли, 4 фунта картофельной муки и определенное количество жидкости. И, может, у вас в характере картофельной муки не хватает, вот вы и волнуетесь.
Тут, значит, после этих слов Краюшкин смертельно побледнел и плюнул профессору на воротник. Прошло после этого факта полгода. Однажды Краюшкин собрался и пошел к врачу.
Осмотрел врач этого Краюшкина со всех сторон и говорит:
— Так и так. Нервы, говорит, у вас действительно худые по причине глистов. Надо вытравить всех глистов, и тогда ваш характер снова засияет.
Начал, конечно, Краюшкин лечиться, пил какую-то сплошную зеленую дрянь и вскоре поправился. Стал такой довольно полный, морда сочная, глаза блестят. По двору ходит веселенький, со всеми здоровается. Никого не трогает. Стенную газету не срывает. С женой, опять же, помирился. К профессору недавно тоже зашел с визитом — извинился за бывший плевок.