Подлежит Удалению - Евгений Леган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё с самого пробуждения в голове что-то зудело. Особенно затылок часто ныл. Неожиданно, мысль впаялась в сознание, словно внутри щёлкнула заглушка тумблера. Кто-то нажал на курок. Это, как неожиданно вспомнить, что спустя час, забыл выключить чайник или воду. Утюг тоже подойдёт. Я чуть ли не галопом ворвался в свою комнату, ошибочно предполагая, что вандалы добрались и сюда. На удивление ничего не было разбросано или сломано. Скорее всё, как и всегда.
Беглый взгляд по сторонам сильных отличий от вчерашнего дня не выдал, но дьявол кроется в мелочах. Кто-кто, но в него я как-то… побольше верю. Уж точно не по пути божьему, дикари ворвались в мой дом. Кто-то их в этом злом умысле убедил. Явно это был не второй.
Неподдельное ощущение беды сразу погнало к столу. Единственное, чем я реально дорожил, пряталось как раз внутри. На всё наплевал и принялся просто… яростно распарывать, упорно выдирая одну шуфлядку за другой… Сложно сказать почему… Страх, наверное… Страх потерять, вот только что? Все поголовно пусты кроме одной. Никак себя не оправдали. Пустота и потрёпанный дневник якобы отца. Спустя секунду и он то же валяется в общем хламе побитой древесины. «Неужели и сюда, добрались?». Этот вопрос не отпускал до самого конца.
Я не мог точно вспомнить, что именно было мне так дорого. Гораздо важнее никчёмного дневника. Скорее всего подарок Миры, который так и не удосужился открыть. Стало обидно, причём очень. Грустно, тоскливо, а разочарование и вовсе подорвало последний к жизни интерес. Всё окончательно просрано. Больше не удерживало ничего. Интерес нулевой. Впечатления только горестные и поэтому, прежде чем навсегда уйти, ударил со всей силы по хлипкой конструкции стола. В центре мигом прогнулась крышка. По краям выскочили прессованные опилки. Слёзы и гнев. Тонкий баланс между отчаянием и злостью. До неминуемого срыва оставалось совсем ничего. Очередная попытка пустого убийства.
Надо всё же признать – я трус. Причём, ещё какой. Чтобы я там себе не на придумывал, но мне банально было слишком… боязно так нелепо распрощаться с жизнью. Даже клетка имеет ряд положительных эмоций. Да, прожитые впустую дни – их тяжело признавать, но это и есть та правда. Никчёмная, скучная правда, но даже так я не хочу умирать… Потому что я – это я. Наедине с собой. Наедине со своими мыслями. Мне никто не нужен. Мне нужна только тишина.
От безысходности вздохнул. Расслабился. Рухнул на самый край кровати. Боль была, но не такая ощутимая. Половинка тела оставалась скудно лежать на полу. Под ногами валялись разбросанные отовсюду отсеки, а кое-где расколотые уже на несколько частей. Обидно, так… нелепо за раз, буквально изничтожить чьё-то наследие. Частицу явно чего-то большего, чем просто несколько вместе сбитых досок… Печально после себя оставлять разруху, боль и уныние, прекрасно осознавая если бы не ты, мир бы мог стать совершенно иной… Немного лучше, а может и хуже. Просто другой… Решив немного прибраться, нехотя встал.
Настроение максимально отвратное. Честно, хочется местами подохнуть, впрочем, пожить немного дальше, сильнее хочется ещё. Под обломками валяются странички дневника. Вещь, которой когда-то в своё время так дорожил. Дневник отца – всё что от него осталось. Скудные мысли и мелкие воспоминания… Даже имени его не узнать. Даже толком не понятно, он ли это на самом деле. Даже если это не так – всё равно данная вещь служит напоминанием. Кем этот человек был… Кем он хотел стать и что самое паскудное – мой результат. Скотское отношение. Неумелое почитание источника памяти. Оторванные странички сильнее тускнеют.
Собственная жалость изливается в муках, усадив презренно на колени. Осторожно расчищаю место порчи, стараясь не доломать и до того пришедшие в негодность ошмётки. Кончики бумажных листков вяло выглядывают сквозь массу щепок. Бумага не чувствует. Ей всё равно, а вот люди – страдают. Сердцу больно. Почему я делаю себе только хуже? Почему… Не понять.
Более-менее становиться чище. Аккуратно раскладываю кучки по сторонам. Нет уже такой захламлённости. Попутно с мусором, неспешно собираю выпавшие странички дневника. Некоторые потёртые. Некоторые давно выцвели. В целом говоря, книженция в полуразваленном состоянии. Больно держать в руках. Горечь приходит от осознания того, с чем мог с лёгкостью проститься. Каждый листочек бережно перебирается друг за дружкой. Рваные, потрёпанные кусочки бумаги чудом держатся за корешок, хотя некоторые, не без чужой помощи, превратились в смятые и порванные клочки. Перелистывание и безжалостный пересчёт.
Каждый недостаток отдаётся болезненным эхом, однако муки постепенно затухают. Встречается плеяда пустых строк. Там нет в отличии от большинства хоть какой-то отчётности. Чистые хоть и пожелтевшие поля. Их отсутствие особо не вредит. Так лишь уплотняется ценность информации. Если их смять ничего не изменится, но мозгу всё равно будет казаться, что я неправильно поступил.
Середина дневника находиться без какой-либо нумерации. Ручкой ничего не проставлено, за то через несколько пустых страниц, открывается в прямом смысле дыра. Дыра явно выскребанная пальцем. В ней что-то крохотное… лежит.
– (Медленно) То-то и оно…
* * *
– Слушай, Мири… Ты как чувствуешь себя, нормально? Или не очень? – с ухмылкой спросил Ник.
– Конечно же не очень, – отвернулась от книжной полки. – Не понимаю, как вообще можно рассказывать такие вещи со спокойным лицом. Это что по-твоему, обычная история из повседневной жизни? Разве ты им не сопереживаешь? Разве тебя не смутило что он наш коллега?
– И что с того? – присел на краюшек стола. – Это, конечно, всё грустно. Я понимаю, но что мне теперь, вешаться прикажешь? Ну так, чисто за компанию в петлю. Мы не такие близкие друзья как тебе кажется, чтобы действительно было кому сопереживать… Скорее «Привет», да и «Пока». Вот
