Полет сокола - Уилбур Смит

Сражаться было не с кем. Тяжелые длинноствольные пушки вкатили, и канонерка стала лучше слушаться руля.

— Мистер Феррис, нужно окурить корабль.

Дым от ведер горящей серы разъест глаза, и отвратительный привкус много дней будет ощущаться в воде и пище, но страх перед оспой перевешивал соображения удобства. Кроме того, криво усмехнулся Клинтон, любая перемена во вкусе солонины и сухарей окажется только к лучшему. Однако улыбка быстро слетела с губ капитана. От одного взгляда на бараки ему становилось не по себе, гнев обжигал сердце острым холодом, как лезвие абордажной сабли.

— Мистер Денхэм, проложите курс к мысу Доброй Надежды. Мы ляжем на него, как только выйдем из устья.

Капитан подошел к борту, размышляя не только о том, как выйти из зловонной зеленой реки в открытое море, но и над планом боевых действий против Сент‑Джона.

Намного ли стройный клипер опередил канонерскую лодку? Письмо Робин Баллантайн было датировано шестнадцатым ноября, а сегодня двадцать седьмое. Слишком долго… разве что Робин удалось отсрочить отплытие.

Он взглянул через плечо на голубой столб дыма, застилавший горизонт. Давно ли горят бараки? Даже если всего дня три или четыре, фора слишком велика. Клипер летит по ветру как ласточка, легко, как ведьма на помеле. Даже с восемью сотнями рабов в трюмах и полными бочками воды он играючи обойдет «Черную шутку» при любом ветре сильнее сквозняка. Однако «Гурону», чтобы держаться пассатов, придется отойти далеко от берега и пройти на ветре всю линию африканского побережья, а канонерская лодка может прижаться к земле и срезать угол. Преимущество небольшое, всего в сотню лиг, и в конечном счете все будет зависеть от ветра.

Кодрингтон в сердцах стукнул кулаком по поручню и впился в горизонт таким яростным взглядом, что свободные от вахты матросы у подветренного борта обернулись на него с любопытством. С трудом овладев собой, он принял спокойную позу и сцепил руки за спиной, но глаза все еще сверкали бледно‑сапфировым пламенем, а сжатые губы побелели. Он не мог дождаться, когда наконец придет время положить корабль на новый курс.

Капитан склонился к переговорной трубе, соединявшей мостик с машинным отделением.

— Я хочу выжать из машины все, что можно, — сказал он механику. — За горизонтом нас ждут двадцать пять тысяч фунтов призовых денег, но они удирают, как заяц, и мне нужен весь пар, до последней капли!

Он выпрямился. Свежий ветер взъерошил золотистые волосы над загоревшим лицом. На небо стремительно наползали тяжелые муссонные облака. Тот же ветер в полную силу дул в левый борт «Гурона», а при таком корпусе и парусной оснастке ни о чем лучшем для беглецов не приходилось и мечтать.

Кодрингтон понимал, что у него нет ни малейших шансов найти клипер в открытом море, — пришлось бы обыскать миллионы квадратных миль океана. Даже боевой флот с целой эскадрой фрегатов, разбросанных впереди по курсу «Гурона», едва ли справился бы с такой задачей. Как только клипер обогнет южную оконечность континента, перед ним откроется вся ширь Атлантики. Единственный шанс — встать в засаде на узком морском пути, огибающем мыс Кейп‑Пойнт. Клинтон судорожно стиснул зубы. Если последние одиннадцать дней держался попутный ветер, «Гурон», возможно, уже подходит к обрывистым скалам мыса. Усилием воли Кодрингтон выкинул эту мысль из головы. Надо успеть.

Рискуя поставить под угрозу жизнь всех, кто находился на борту, Робин искала предлог задержать отплытие «Гурона», но безуспешно. Мунго Сент‑Джон оправился от раны и последствий прививки и быстро восстанавливал силы. Предупреждение доктора об угрозе новых болезней напугало его, и капитан старался, как мог, ускорить погрузку невольников. Работа шла даже ночью при свете веревочных факелов, пропитанных смолой. Команда не меньше капитана рвалась поскорее уйти с проклятой реки. За четыре дня невольничьи палубы были установлены, и груз принят на борт. Вечером, в разгар прилива, в последних отблесках дневного света и с первыми порывами дующего с берега ночного бриза «Гурон» проскользнул над прибрежной отмелью, отдал рифы и вышел в открытое море.

На заре они поймали устойчивый пассат, и Мунго развернул корабль к югу, чтобы найти хороший ветер и взять курс на мыс Игольный.

Свежий морской воздух, многие тысячи миль не касавшийся земли, унес с палубы ужасающую вонь моровых бараков. Капитан строго следил за соблюдением гигиены, трюмы содержались в чистоте, и в них не застаивался невольничий запах. Робин с неохотой пришлось признать, что в предусмотрительности и осторожности Мунго не откажешь.

Он пожертвовал одной невольничьей палубой и увеличил расстояние между настилами с двадцати до тридцати двух дюймов, что не только создавало дополнительные удобства, но и облегчало доступ к живому грузу. Днем, пока ветер и море были спокойны, рабов выводили на прогулку. Высокое межпалубное пространство и широкие трапы позволяли выходить даже невольникам с нижних палуб партиями по пятьдесят человек. На верхней палубе их заставляли танцевать под звуки барабана, в который бил обнаженный татуированный африканец. Лязг цепей и заунывное пение невольников звучали скорбным аккомпанементом к грохочущему ритму.

— Занятное дело эта татуировка, — усмехнулся Натаниэль остановившись поболтать с Робин. — Они стали разукрашивать так детей, чтобы на них не позарились работорговцы. Иные даже подпиливают или выбивают им зубы, как вон тому. — Боцман указал на мускулистого африканца в кругу танцующих, зубы которого торчали острыми иглами, как у акулы. — Некоторые продевают кость в носы дочерям, растягивают им сиськи — прошу прощения, мэм, я говорю по‑простому — или надевают медные кольца на шею, пока она не вытянется, как у жирафа — все только для того, чтобы их оставили в покое. Теперь, говорят, это стало считаться даже красивым. Ничего себе вкус, а, мэм?

Пока чернокожие проветривались наверху, пустые невольничьи палубы окатывали морской водой с помощью судовых помп и протирали крепким раствором щелока. Тем не менее невольничий запах постепенно пропитывал корабль.

Каждый невольник выходил на палубу через день и проводил там по два часа. Во время прогулки доктор осматривала их, а перед тем, как отправить вниз, давала выпить декокт из черной патоки и лаймового сока, чтобы избежать цинги и разнообразить скудный рацион, состоявший из мучной похлебки и воды.

Как ни удивительно, чернокожие, исхудавшие от лихорадки и последствий прививки, начали набирать вес. Вели они себя покорно и смирно, хотя случались и отдельные стычки.

Однажды утром, когда очередную партию выводили на прогулку, одна женщина ухитрилась освободиться от цепей, метнулась к борту и прыгнула через него в бурлящую зеленоватую воду. На запястьях у нее все еще оставались железные наручники, однако невольница сумела удержаться на плаву несколько минут. Она медленно погружалась все глубже и глубже. Робин подбежала к борту, ожидая, что Мунго ляжет в дрейф и спустит шлюпку на помощь несчастной, но капитан стоял с отрешенным видом. Бросив беглый взгляд за корму, он снова занялся управлением судна. «Гурон» уходил все дальше, голова рабыни превратилась в крохотную точку и исчезла в голубой дали.