50 знаменитых загадок Средневековья - Мария Згурская

Происходило создание Голема в районах Хухле, Браник или Коширже, т. е. на берегу Влтавы, в границах современного города, но за пределами (хотя и неподалеку от ворот) тогдашней Праш.

После того, как тело Голема вылепили из глины, Кац семь раз обошел вокруг него против часовой стрелки и произнес магические слова. Затем то же самое, но в обратном направлении, проделал Соссон. С началом рассвета рабби Леви прочитал формулу из второго стиха седьмой главы Книги Бытия, где говорится о сотворении человека, и вложил в рот (или, по другой версии, прилепил на лоб) Голема пергамент с так называемым Шем Гамфораш (Имя Неназываемого), то есть тайным именем Бога (которое нигде в священных книгах не названо и которое можно только вычислить, обладая высокой мудростью), способным вдохнуть жизнь в мертвую материю.

Источники расходятся во мнении, сколько символов должен был в себе содержать Шем Гамфораш — от 12–14 букв до 72 слов. Во всяком случае, в послесловии к книге Элиаша была предпринята серьезная попытка вычислить тайное имя Бога, опираясь на мнение о том, что оно должно было состоять ровно из 72 слов.

После этого Голем ожил, в сопровождении своих создателей отправился в город и приступил к исполнению возложенных на него обязанностей. Голем представлял собой уродливого мужчину плотного телосложения, ростом примерно 150 см, на вид лет тридцати, очень сильного^ но неповоротливого, с коричневым цветом кожи. Ему дали имя Йозеф, или Йоселе. Силы Голема были очень велики, он управлялся со всей хозяйственной работой в доме раввина, помогал ему при богослужениях и, если взять за основу сюжет с обороной от погромов, отпугнул всех, кто посягал на безопасность еврейского гетто.

Относительно конца существования Голема также существует две версии. По одной из них, Голем взбунтовался против своего создателя. Этот вариант присутствует во львовском издании, а также в большинстве художественных обработок легенды.

Каждый вечер бен Бецалель вынимал пергамент с Шем Гамфораш изо рта своего глиняного слуги, но однажды, в ночь на субботу, забыл это сделать, и Голем начал действовать не по приказам раввина, а по собственной инициативе. Именно этот момент и стал определяющим, центральным для легенды о Големе вообще и для ее трактовки в литературе.

Почему Голем вдруг взбунтовался, начал громить еврейский квартал и убивать его жителей?

По одной из версий, Голем якобы влюбился в дочь раввина Леви и начал мстить жителям гетто из-за своего неразделенного чувства (или препятствий, которые стали ему чинить люди). Подобная трактовка стала преобладающей в художественных текстах начала 1900-х годов, написанных по-немецки (пьесы Антонина Фенцла, Артура Голитшера, один из ранних романов Макса Брода, посвященный астроному Тихо Браге). Мотив несчастной любви Голема попал и в известный фильм «Голем» немецкого режиссера Пауля Вегенера, снятый по мотивам романа Густава Майринка.

Но основным вариантом причины «бунта» Голема, конечно, остается не несчастная любовь. Голем представляет собою воплощенную материю, бездуховную плоть, которая вышла из-под контроля человека, некие первобытные, мистические силы, разбуженные человеком на свою погибель. Именно такая трактовка образа Голема впоследствии стала центральной для разработки этой темы в художественных текстах.

Раввин Леви хотел утихомирить своего слугу, но это никак не удавалось сделать. Голем продолжал расти и превратился в настоящего монстра, угрожавшего самому существованию гетто. Кое-как раввину удалось вынуть изо рта Голема пергамент с оживляющим текстом, лишив глиняного колосса жизни. После чего, прочитав формулу, употреблявшуюся при создании монстра, в обратном порядке, бен Бецалель и его приближенные отнесли глиняное тело на чердак Староновой пражской синагоги, где завалили его талесами (еврейскими молитвенными накидками) и книгами и строжайше запретили кому бы то ни было туда входить. В конце XVIII века на чердак якобы поднялся тогдашний пражский раввин Эзехиль Ландау. Он испугался того, что там увидел, но никому об этом не рассказал и подтвердил запрет раввина Леви, так что даже ученый львовский раввин Натансон, который очень хотел туда попасть, не смог этого сделать.

В 1920 году известный пражский журналист Эгон Эрвин Киш предпринял экскурсию в поисках Голема на чердак Староновой синагоги, но не нашел там ничего, кроме старого хлама и голубей. Но это уже не могло ничего изменить: миф о Големе прочно вошел в пражскую мифологию (к тому времени также был опубликован и роман Майринка «Голем»).

Объяснение же тому, куда исчез с чердака Голем, нашел сам Киш в одном из сборников легенд: якобы Голем был оживлен неким каменщиком, к которому случайно попал в руки пергамент с именем Бога, после чего Голем опять вышел из-под контроля, убил семь человек и был унесен белым голубем, спустившимся с неба. По другой версии, Голем был оживлен неким Абрахамом Хаимом для использования в злых целях. Но в еврейском гетто началась чума, и когда заболели дети самого Хаима, тот понял, что прогневал Бога, и счел за лучшее похоронить Голема в чумной могиле на Виселичном верхе (ныне пражский район Грдлоржезы к востоку от Жижкова).

В некоторых исследованиях, например у X. Блоха, приводится и иной вариант уничтожения Голема: после того как гетто было защищено от погромов, раввин Леви решил, что в монстре больше нет нужды, вынул у него изо рта Шем Гамфораш и положил тело на чердаке синагоги. При этом никакого бунта Голема не было.

Такова, в общих чертах, канва легенды о Големе. Впоследствии она стала обрастать подробностями и интерпретациями. В конечном счете образ Голема вошел в художественную литературу. Сразу же отметим, что легенда стала составной частью именно пражской мифологии — как еврейской, так и немецкой, и чешской. Поэтому мотив Голема встречается одинаково часто как в литературе, написанной на чешском языке, так и в немецкоязычных текстах.

Легенда о Големе стала сюжетной основой для нескольких художественных фильмов: «Голем» (1915) и «Голем: как он пришел в мир» (1920) — последний, пересказывающий легенду о создании и первом бунте Голема, считается классическим киновоплощением этого сюжета.

Итак, легенда о Големе вполне органично вписалась в представление о «магической Праге», т. к. сочетала в себе очень важные для пражской мифологии мотивы. О Праге существует множество легенд, и все они важны в той или иной мере для формирования «первичной мифологической системы», но именно легенда о Големе отражает какую-то глубинную сущность Праги.

Переосмысление (вернее, новое осмысление) легенды о Големе было начато в начале XX века и, можно сказать, продолжается до сих пор (в трудах современного чешского философа 3. Нейбауэра, литературоведа Д. Годровой и др.). В художественных текстах оно нашло отражение в знаменитом романе «Голем» Г. Майринка (1915) и романе «Ганимед» из цикла «Романы трех магов» чешского писателя И. Карасека из Львовиц (1921).

Роман «Голем» Густава Майринка, хотя он и написан по-немец-ки, невозможно выбросить из контекста чешской литературы. Майринк оказал влияние на многих чешских писателей, в том числе и на Карела Чапека (который в своем творчестве впервые высказал идею о создании искусственных людей — роботов — в драме «Я. и. Я»). Кстати, даже само слово «робот» придумал Чапек.

На предпосылках, полученных в результате анализа в том числе и художественных текстов, построена теория, объясняющая «смысл» идеи пражского Голема. Она принадлежит известному современному философу Зденеку Нейбауэру (р. в 1942). По Нейбауэру, Голем — образ некой субстанции, созданной человеком, которая становится опасной для ее создателя. История о Големе — предостережение, указание на опасность, на грешность попыток человека подменить собой Бога. Создание Голема — это мистический путь, на который вступает действительно чистый помыслами, мудрый человек, стремящийся очиститься от сковывающей его телесности бытия, передать эту телесность целиком своему творению. Но это очень небезопасный путь — как для творца Голема, так и для всего человечества, моделью которого является гетто.

Об этом свидетельствует приводимая Нейбауэром легенда о сотворении Голема пророком Иеремией (сохранилась в еврейских списках XIII в.), по которой пророк, сотворив Голема, написал на его глиняном лбу формулу — «Шем Гамфораш» — JHWH ELOHIM EMETH, т. е. «Бог есть правда». Однако Голем вырвал у Иеремии нож и стер со своего лба одну из букв. Получилось JHWH ELOHIM METH, то есть «Бог мертв». Создавая Голема, человек создает зло и отказывается тем самым от Бога.

Голем, по мнению Нейбауэра, это фрейдовское «оно», ужас города, и в то же время — синоним смертельно опасной силы, пробужденной к жизни человеком. Вот почему правомерны параллели между образом Голема (например, в романе Майринка) и изобретением ядерного оружия и других средств массового поражения, созданных гением ученых, однако способных привести к гибели всего живого на земле, а также между этим образом и идеей тоталитаризма, в котором люди превращаются в своего рода «големов» (сравни роман Е. Замятина «Мы», некоторые поздние произведения А. и Б. Стругацких, в которых прямо фигурируют големы как представители тоталитарной мощи, и т. п.). Именно легенда о Големе породила в европейской культуре мотив «взбесившейся техники». Уже упоминавшийся здесь Карел Чапек, знавший историю пражского Голема, превратил его бунт в бунт роботов, которые истребляют все человечество. Техника может выйти из-под контроля людей. Мифы не лживы, по ним нельзя изучать историю, но они способны предостерегать.