Святая Земля. Путешествие по библейским местам - Генри Мортон

С вершины песчаной насыпи открывается вид на развалины и сводчатые подвалы дворца Навуходоносора. Трудно представить, что эти аморфные массы строительного материала — все, что осталось от Висячих садов, что вот здесь лежит тень от великой дороги, огибавшей Вавилон и параллельной городским стенам, некогда поражавшим воображение всех путников.

Плоская равнина простирается до самого горизонта, пустая и безжизненная, за исключением запада, где течет Евфрат, окаймленный поясом пальм. Отсюда не видно реки, лишь тонкая линия листвы протянулась на многие мили, словно зеленая змея на песке. Даже «реки вавилонские» покинули город, а ведь в древние времена русло проходило вдоль западной части Касра, принося радостное журчание струй, одаривая деревьями и цветами. Словно подчиняясь приказу о том, что ни малейшего следа жизни не должна остаться возле Вавилона, Евфрат изменил течение и проложил новый путь, унося с собой жизнь.

Пока я стоял над руинами, ко мне подошел араб, который сказал, что работал здесь с профессором Колдуэем. Его звали Умран Хамид, он представился как «проводник по Вавилону». Он оказался славным малым, успевшим усвоить много сведений от немецких археологов, и готов был неустанно ими делиться. Мы бродили по развалинам, и он указывал мне то, что я никогда бы сам не заметил.

Он обратил мое внимание на остатки трех колодцев у основания Висячих садов и на помещение, которое он назвал «холодильником». Несмотря на то что иногда он путал английские слова, сказанное им в целом было понятно.

— Да, как продукты хранят холодными в снегу, — пояснил он.

— А вы когда-нибудь видели холодильник?

— Нет, сэр, но я слышал, о нем говорили немцы.

Если Умран все понял правильно со слов археологов, вероятно, нижние этажи Висячих садов служили для хранения в холоде продуктов, замороженного шербета и других лакомств для мидийской принцессы, ради удовольствия которой Навуходоносор и создал Висячие сады. Существует предание, что на этой плоской равнине она тосковала по родным горам, как и плененные евреи, и, чтобы порадовать ее, царь приказал соорудить искусственную гору с садами-террасами. Слово «висячие» не вполне подходит для их описания. Греческий термин kremastos использовался в древности для определения «повешенного», то есть казненного, а в современном языке — для характеристики подвесного моста.

Совершенно точно известно, что Висячие сады стояли на земле так же прочно, как египетские пирамиды. Как и все в Вавилонии, они были выстроены из сырцового кирпича и представляли собой пирамиду, или зиккурат. Воду для орошения садов подавали из колодцев к основанию этого сооружения. На каждой серии террас были посажены деревья и цветы, искусственные водные потоки ручейками журчали то тут, то там. В этом чудесном ботаническом саду гуляла принцесса — возможно, в поисках скальных участков. Хочется верить, что попытка Навуходносора компенсировать даме перемену обстановки увенчалась успехом. Конечно, ни один мужчина не смог бы сделать большего; но история, как и скромный жизненный опыт простых людей, позволяют предположить, что столь грандиозные жесты не всегда являются самыми уместными и эффективными. Вероятно, где-нибудь среди мертвых костей вавилонян лежит глиняная табличка, которая рассказывает о том, как принцесса-горянка приняла столь яркое проявление царской любви, когда после многомесячных тяжелых работ Навуходоносор привел ее в новые сады.

— И ты называешь это садами? Это даже не холм!

Я спросил Умрана, какими он представляет себе Висячие сады. Он восторженно улыбнулся и ответил:

— Они похожи на райские кущи.

Затем он провел меня к неровному участку — так выглядят прикрытые строительными лесами останки домов, разрушенных с целью возведения новых зданий, например в Лондоне. На этом месте когда-то стоял великий зиккурат Вавилона — храмовая башня под названием Э-темен-анки, которую археологи и считают знаменитой Вавилонской башней. Очевидно, что это была гигантская ступенчатая пирамида-зиккурат, типично вавилонская по форме, она достаточно высоко поднималась над равниной, чтобы с нее астрономы могли без помех вести наблюдение за звездным небом. На самой верхней площадке находился храм, в котором были только стол и ложе, которое, по свидетельству Геродота, на ночь занимала женщина, избранная божеством из всех женщин страны. Это подтверждают найденные записи: храм и высокая башня восходят к первым векам существования Вавилона, время от времени цари ее реконструировали.

Мы подошли к цепочке разрушенных арок, которые некогда поддерживали пиршественный зал Навуходоносора. Именно там, согласно Книге пророка Даниила, Валтасар увидел таинственную надпись на стене.

Когда мы бродили по заброшенным насыпям, тишину которых нарушало лишь жужжание диких пчел и шершней, я подумал о том, как буквально воплотилось пророчество Исаии о падении Вавилона. И в самом деле, город был повержен, как пали Содом и Гоморра.

«Не заселится никогда, и в роды родов не будет жителей в нем. Не раскинет аравитянин шатра своего, и пастухи со стадами не будут отдыхать там. Но будут обитать в нем звери пустыни, и домы наполнятся филинами; и страусы поселятся, и косматые будут скакать там. Шакалы будут выть в чертогах их, и гиены — в увеселительных домах»6.

«Толстые стены Вавилона до основания будут разрушены»7, как предвещал пророк Иеремия; «ограды его сожжены огнем»; город и вправду стал «ужасом между народами»8 и «пустынею без жителей». Слова Иеремии осуществились буквально; город лежит «грудами развалин». Какое слово может лучше описать это ужасное запустение: «и Вавилон будет грудами развалин».

Исаия пророчествовал, что среди обитателей руин будут те, кого он называл киппод; это еврейское понятие озадачивало переводчиков Библии. В английской версии оно представлено как «выпь»; в другой, исправленной редакции — «дикобраз». Я зарисовал в блокноте дикобраза и спросил Умрана, видел ли он среди руин нечто подобное.

Его лицо просияло:

— О, да! Это кунфуд. Он очень пугливый и появляется только по ночам.

Я не видел ни дикобразов, ни шакалов, ни змей, ни сов, ни других представителей фауны, упоминавшихся пророками, однако заметил животное, ими не названное, — зайца. Это было единственное живое существо, которое мы потревожили за все время блужданий по развалинам. Мы спугнули его неподалеку от пиршественного зала Навуходоносора.

— Смотрите! — воскликнул Умран. — Арнабех!