Монологи о наслаждении, апатии и смерти (сборник) - Рю Мураками
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чернокожий был в трансе, легкая улыбка играла на его губах, но при этом он сохранял свои умственные способности. Подтверждение тому я получил, когда он глянул на меня, словно хотел спросить: «Кто ты?» Проводник представил меня как японского студента, занимающегося исследованием культов сантерии, хотя сути дела это не меняло: в комнате находился посторонний. Но гигант оказался добрее, чем остальные танцующие. Он приблизился ко мне, не прерывая своих движений, простых и изящных одновременно: левая рука и правое колено, потом правая рука и левое колено. Какое-то время он смотрел на меня с высоты своего роста, и капельки его пота долетали до моего лица. Позже, взглянув на часы у себя на руке, я понял, что великан танцевал прямо передо мной в течение одного часа. Я чувствовал, как между мной и им росло сильнейшее напряжение и в то же время – ощущение пробуждения, которое не позволяло мне двинуться с места. В тот день я понял, что человек в трансе, общающийся с божеством, и есть на самом деле пробужденный, а его сознание обострено в наивысшей степени. Если бы я прервал его танец, думаю, он убил бы меня, точнее, не он, а то божество, с которым он разговаривал.
Рассказ Рейко напоминал мне танец того человека. Рейко напрягала все свое тело, чтобы заставить заговорить воспоминания. Ум ее повредился, но что-то сохраняло свою целостность и ясность, проходя через ее память.
Так как же прервать это состояние транса? Когда я спросил об этом своего проводника, тот ответил: пока не иссякнут силы. Танец мог остановиться в случае, если замолкнут барабаны, но это было невозможно, музыканты продолжали играть, даже когда кожа на их ладонях растрескалась до крови. Если же кто-то из них падал без чувств, на его место тотчас же садился другой…
А какого барабанщика слышала Рейко? Что поддерживало ее транс? Ответ я нашел незамедлительно. Это был я. Но я не мог закрыть уши, не мог встать, повернуться к ней спиной и выйти вон. Если бы я мог это сделать, Рейко замолчала бы. Но больше она никогда не продолжила бы своего рассказа. Иными словами, я был в растерянности. Голос, взывавший ко мне: «А почему бы нет? Ты можешь уйти с веранды, выйти из комнаты и больше никогда не видеться с этой женщиной», – становился все более слабым, почти неслышным. Сильнее сексуального влечения, которое я испытывал к этой женщине, столь же прекрасной, сколь и худой, было желание дослушать до конца ее историю. Я хотел прервать ее только на время. Слушать ее было бы гораздо приятнее в старой резиденции Дюпона де Немура, превращенной в наши дни в ресторан, чуть в стороне от скопления варадерских отелей, перед блюдом с омарами и бокалом испанского вина.
Сделав вид, что вытаскиваю носовой платок, чтобы утереть пот, я выронил на пол мелкую монету. Четверть доллара брякнула как надо, с нежным мелодичным звоном.
Рейко взглянула на меня.
Актриса спала на боку, не раздеваясь и не сняв с постели даже покрывала. Едва она закрыла глаза, как я услышал ее мерное посапывание.
Монетка еще вертелась на полу, но Рейко уже прервала свой монолог. Я нагнулся, чтобы подобрать квотер, но Рейко произнесла: «Ах!..» – и засмеялась, как будто хотела скрыть неловкость. Потом она растянулась на кровати, чтобы отдохнуть.
– Я бы чего-нибудь выпила.
У нее была прекрасная реакция настоящей актрисы, которая после крика «Снято!» краснеет от своей игры, зная, что сыграла отлично. Я подобрал квотер, взял из холодильника пиво и колу и вернулся на веранду.
– Что будете пить? – спросил я.
Рейко снова засмеялась. Смех ее был с металлическим призвуком, словно целая куча монет рассыпалась по цементному полу.
– Пиво, конечно!
Я протянул ей бутылку «Атуэй». Вместо того чтобы выпить ее, Рейко какое-то время разглядывала голову индейца на этикетке.
– «Атуэй»?
– Да.
– Вы знаете, что это за индеец изображен здесь?
– Атуэй, известный индейский вождь.
– Он был убит, вы знаете?
– Да. Его приговорили к смерти. И заживо сожгли.
– Он боролся с испанцами до самого конца.
– О да.
Индейцы Кубы были истреблены непосильным трудом и эпидемиями. Атуэй был последним индейским вождем, боровшимся с захватчиками с оружием в руках, и закончил свою жизнь на костре. Рейко рассматривала его портрет со странным вниманием. «Эта этикетка, может быть, послужит отправной точкой ее дальнейших историй», – подумалось мне. Атуэй также принадлежал воспоминаниям о том, кого она называла учителем.
Она прочистила горло и сразу выпила почти половину бутылки.
– Это, по-моему, не очень крепкое, – заметила она.
Некоторые сорта пива «Атуэй» отличаются большим содержанием алкоголя, есть такие, которые доходят до четырнадцатисемнадцати градусов. То, которое я предложил Рейко, было всего шесть с половиной.
– А кроме «Атуэй», есть еще какие-нибудь марки?
– «Кристал»?
– Да, точно, в зеленых бутылках.
Она прикончила свое пиво и стала смотреть вдаль, держа пустую бутылку в руке. Туфли она сбросила. Когда я увидел ее ступни, просвечивавшие сквозь чулки, то испытал легкий шок: ее ногти были изборождены вертикальными трещинами и покрыты красным лаком. Эти сломанные ногти без сомнения были следствием ее работы танцовщицей. От ее ног исходил слабый запах кожи, а красный цвет ногтей контрастировал с варадерским пейзажем. Скосив глаза на свои ноги, Рейко снова рассмеялась:
