Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея - Александр Вельтман

Экипажей-то, экипажей! народу тьма-тьмущая! а пыль-то, пыль, господи! Дохнуть нельзя; родного перед носом в лицо не узнаешь!.. И музыка была, трубили, трубили… а как пошел дождь — ну, барыни-то все с славной фалбарой домой поехали!.. хохочут, и мы хохочем.

А какая пыль от Тверских ворот до парка и в парке. Вот пыль! такой пыли нигде нет, разве в Сахаре, когда поднимется самум. И что за роскошная картина смотреть вдоль шоссе на заходящее солнце: точно в Питер катит на паровозе, само воду в котле кипятит, раскалилось, как уголь, мчится себе, а следом огненная туча.

В один прекрасный вечер число пользующихся пылью парка было необыкновенно велико. Два ряда экипажей тянулись мимо вокзала. Там раздавались песни цыган. Около перил, по тротуару, толкалась публика; преклонные лета сидели на скамьях и стульях под деревьями; цветущее юношество болтало. Иной мудрец сказал бы, что все это глупость, безобразие, и в справедливом гневе отправил бы публику, гуляющую под самумом Сахары, за лунный хребет на съедение африканским львам, тиграм и шакалам; но странен мудрец, который ропщет на большой свет. Где ж меньше простоты и больше мудрости, как не в большом свете?

Вот едущая публика глазеет на идущую, идущая на едущую, и удивляются друг на друга: для чего одна едет, а другая идет? Это удивление продолжалось бы непрерывно до окончания гулянья; но вдруг в ряду экипажей явилась неожиданность: конь мчит одноколку, в одноколке Чаров, с Чаровым дама, на даме шляпка, на шляпке вуаль.

Это так поразило многих, что многие остановились, а за многими и все.

— Чаров! Чаров! — раздалось беглым огнем по стезе гуляющих.

— С кем это он?

— Кто это такая дама?

— Что за чудеса! Чаров с дамой!

— Странно! Это, кажется… да нет, совсем нет!

— Regardez, mon cher,[236] ведь это Чаров!

— Вижу.

— Экой шут! Кого это он посадил с собой?

— Понять не могу!

— Bonjour, Чаров! Bonjour, mon cher! Soyez heureux, mais ne m'oubliez pas.[237]

— Bonjour, ска-а-тина!

— Что это вы кричите! — проговорила Саломея вспыхнув, — я не могу слышать этого!

— Виноват, ma ch?re! право, ведь это в самом деле ска-а-тина. Я ему дам такую oubliez[238] в рожу, что он будет знать.

— Хороши у вас приятели!

— Что ж делать: все избранная, образованная молодежь.

— Это кто такая дама, которая не отвечает на ваш поклон?

— Это Нильская; она без памяти влюблена в меня и надеялась выйти замуж. Мне очень приятно ее побесить… Что ты, та ch?re, закрылась вуалью? откинь, пожалуйста.

— Вот прекрасно! приятно дышать пылью.

— Ну, пожалуйста, сделай одолжение; посмотри, все без вуали.

— Мне до других дела нет; притом же я сюда приехала не напоказ!

— Ах, какая ты! Ну, сделай милость, откинь вуаль!

— Сделайте милость, поедемте назад! — Вот забавно!

— Я вас прошу; я не могу выносить ни этой толпы, ни этой пыли.

— Нет, уж как хочешь, мы объедем несколько раз круг.

— Надеюсь, что вы насильно не будете меня возить.

— Ну, только один раз проедем парк.

— Если вам угодно; но это будет и первый и последний раз.

— Ах, какая ты несносная, Эрнестина! — крикнул Чаров с досадой, остановив вдруг лошадь и поворачивая назад, но так неосторожно, что дышло ехавшего позади экипажа ударило в кабриолет; лежачая рессора, несмотря на то, что на ней был английский штемпель, лопнула. Саломея вскрикнула, Чаров потерялся, испуганная лошадь взбеленилась, но, к счастию, какой-то мужчина, проходивший мимо, остановил ее и помог Саломее выйти из кабриолета.

— Чаров! вот не ожидал! — сказал он.

— Ах, Карачеев!.. это ты? Вот спасительная встреча!.. Перепугалась, ma ch?re?

— Ничего, — отвечала тревожно Саломея.

— Вот беда! как же тут быть? кабриолет сломан. У тебя здесь есть экипаж, mon cher?

— Я здесь живу на даче. Зайдите ко мне, отсюда недалеко; а между тем я велю заложить коляску… Вам же необходимо успокоиться от испугу, — прибавил Карачеев, обращаясь к Саломее.

Она кивнула головой в знак благодарности за участие; а Чаров, отдавая жокею лошадь, вскричал:

— И прекрасно! таким благодеянием нельзя не воспользоваться. Так пойдемте.

— Кто эта дама? — спросил Карачеев Чарова на ухо.

— Это… мадам де Мильвуа, — отвечал Чаров, подавая руку Саломее.

«Что за мадам де Мильвуа, — подумал Карачеев, всматриваясь в черты Саломеи, сколько позволяла прозрачность вуали. Черты как будто знакомы; но когда, где видал, он не мог припомнить. — Чудак! Верно, какая-нибудь актриса!»

Почти молча подошли они к даче.

— Вот мой эрмитаж, — сказал Карачеев. — А вот мой наследник, — продолжал он, подходя к палисаднику прекрасного домика, где на крыльце сидела кормилица с ребенком на руках. — Каков молодец?

— Славный, славный! Я также хочу позаботиться о наследнике, — сказал Чаров.

— Хм! Вы еще не женаты? — спросил Карачеев.

— Думаю скоро жениться.

Саломея отвернулась в сторону и прошла, не обратив ни малейшего внимания на ребенка.

— Madame! — проговорил Карачеев довольно сухо, досадуя на себя, что пригласил бог знает кого. — А где Катерина Петровна?

— Верно, в саду, — отвечала кормилица.

— Пожалуйста, стакан воды, мне дурно, — сказала Саломея Чарову, входя в залу и садясь на соломенный стулик.

— Сейчас я прикажу, — сказал Карачеев, — но вам здесь неудобно; не угодно ли сюда, в диванную… Тут вас никто не будет беспокоить.

— Отдохни, ma ch?re, — сказал Чаров, проводив Саломею в боковую комнату.

— Пожалуйста, скорей домой!.. Какая здесь духота!.. — проговорила она утомленным голосом, припав на диван и откинув вуаль.

Между тем из саду вбежала в залу молоденькая женщина, хорошенькая собою, с простодушным веселым лицом.

— Как ты скоро воротился, — сказала она, взяв за руку Карачеева и приклонив голову к его плечу, — я думала, что ты будешь гулять до самого чаю.

— Я так и думал, — отвечал он, обнимая ее.

— Я рада, что ты пришел; maman такая грустная, разговорилась о прошлом, вспомнила о сестрице…

— Постой, Катенька; надо велеть запречь скорее коляску.

— Зачем?

— С одним моим знакомым в парке случилась беда, сломался экипаж… Он с какой-то дамой; я пригласил их к нам и обещал коляску доехать до Москвы.

— А где ж они?

— В диванной.

— А кто такие?

— Позволь, друг мой, я сейчас приду…

— Да скажи прежде.

— Ах, какая ты!.. Один петербургский знакомец, Чаров.

— Постой же, я прикажу.