Федька-Зуек — Пират Ее Величества - Т. Креве оф Барнстейпл

Дрейк загорелся: покажите ему, как охотятся на этого нанду! Патагонцы согласились хоть сегодня!

Оказалось, что страусы бегают с такой скоростью, что их не могут настичь даже собаки. По слухам, у северных патагонцев, в междуречье рек Черной и Красной (их устья корабли Дрейка прошли незадолго перед той бурей, в которой потерялся «Лебедь»), есть якобы специально обученные лошади, способные подолгу мчаться с тридцатимильной скоростью по каменистым косогорам, внезапно останавливаться и моментально менять направление. И они якобы могут догнать страуса, не сбросив седока, если он сидит крепко. Некрепко сидящие при такой охоте частенько ломают себе шеи, вылетая вперед при резких остановках.

Но это на севере. А тут охотятся на страусов совсем иначе. Никто не пытается их догонять, а делают вот как: готовят чучело страуса, изнутри пустое: неощипанная шкура, натянутая на плетенный из лозы каркас, в шею вставлена палка, чтобы голова не болталась. Охотник надевает это чучело на голову и плечи, выбирает стаю страусов, пасущуюся в более высокой траве, чтобы ног видно не было, и подбирается сзади.

У страусов есть одна привычка, которую используют при такой охоте: стадо движется гуськом вслед за вожаком — совсем как утки за селезнем по воде. Если кто уклонится в сторону — вожак окликнет. Если предупреждение не подействовало — вожак, а за ним и все стадо, отклоняется в сторону, противоположную той, куда отклонился строптивый отщепенец!

Ну вот, индеец, несущий на себе чучело, наклоняется, изображая страуса, увлекшегося собиранием травки. Потом начинает отклоняться от пути вожака — и делает это несколько раз, каждый раз до тех пор, пока вожак не повернет стадо. В конце концов вожак заводит все стадо в заранее подготовленную засаду. Обычно это ущелье, по склонам которого прячутся вооруженные охотники с собаками. Мясо убитых страусов раскладывают на скалах в солнечную погоду и едят потом до весны.

Поначалу индейцы дичились — потом вдруг осмелели и начали прямо-таки приставать к англичанам. Люди Дрейка впрямую спросили: чем вызвано такое изменение отношения? Индейцы ответили, что они спрашивали совета у своего великого бога Сеттебоса, а тот долго не давал ответа, зато потом благословил общение с чужеземцами… После возвращения экспедиции Дрейка в Англию — и особенно после выхода в свет записок преподобного Флетчера — в стране стали очень популярны словечки, анекдоты и сюжеты этих записок. Так получил известность и Сеттебос, «…который есть дьявол, но которого они почитают за верховное существо», по словам пастора. У великого Шекспира в «Буре» дикарь Калибан поклоняется своему богу Сеттебосу!

Итак, завязалась, наконец-то, дружба. Патагонцы охотно рассматривали и принимали все, что им предлагали белые люди: бусы, колокольчики, карманные зеркальца, перочинные ножички. Однажды некий патагонец восхитился красотой шляпы самого адмирала, снял ее с головы мистера Фрэнсиса и надел на свою. Затем подумал, что Дрейк мог обидеться, схватил стрелу и глубоко вонзил ее себе в икру. Полилась кровь. Индеец собрал в ладонь кровь — и протянул адмиралу — точно хотел показать, что готов отдать свою кровь за адмирала, так что не стоит обижаться на такую мелочь, как захват шляпы.

Но я как-то перепрыгнул к событиям, произошедшим уже после возвращения отряда Муни из глубины страны.

А во время похода произошло такое: однажды туземцы подошли к матросам, выпивающим утреннюю чарку согревающего. Один из патагонцев тоже захотел погреться. Ему поднесли чарку наравне с матросами. Он показал мимикой, что польщен и ценит такое отношение, отпил глоток, выпучил глаза, крякнул, выдохнул и залпом проглотил… И тут же свалился замертво! Индейцы взволновались и напряженно взялись за оружие, но не шевелились, ожидая явно разъяснений от англичан. А что те могли им разъяснить? «Опьянел» — для них ничего не означающее слово…

Неизвестно, чем бы кончилась зловещая напряженность, но лежащий… зашевелился. Он попытался подняться — и кое-как ему это удалось. Пошатываясь, как новорожденный теленок, он неуверенно оглядел соплеменников и чужеземцев и… И стал просить еще! Джин еще оставался откупоренным, ну и Муни, пожав плечами, нацедил еще кружку. Индеец сел на землю, прислонился спиной к камню и мелкими глоточками, содрогаясь при каждом, но явно и блаженствуя, неторопливо выпил все. Пока он пил, все собравшиеся — и белые, и краснокожие — завороженно следили за этим процессом, готовые и к бою, и к дружескому смеху в равной степени.

— Сегодня он будет как однодневный сын коровы, — предупредил Муни, — а завтра у него будет страшно болеть голова, особенно вот здесь, — старина Том шлепнул себя по затылку, — но потом пройдет.

— А то опять запомирает с похмелюги — и придется воевать с хорошими ребятами, — обратился он озабоченно к соотечественникам.

Назавтра англичане ночевали уж на другом месте, в пятнадцати милях выше по реке — но патагонец прибежал рано утром и стал просить еще джина! С того дня он являлся в английский лагерь ежеутренне и просил — а позже стал прямо-таки требовать — выпивки. Он следовал за англичанами, видимо, скрытно. А когда повернули назад — открыто бросил племя и пошел за англичанами. Он выучил слово «вино» по-английски — и, еще издали, подходя к англичанам, начинал его выкрикивать, много раз подряд. Скоро он стал выпивать за один раз больше, чем несколько привычных к пьянству матросов…

…Более всего другого поражало англичан в здешних туземцах то, что они явно не страдают от холода! Преподобный Флетчер расспросил их стариков о том, как они этого достигают. Ему объяснили, что с рождения матери ежедневно натирают младенцев специальным составом, приготовленным из топленого страусиного сала, серы, мела и сока двух растений, английских названий которых патагонцы, естественно, не знают, а показать не могут, ибо сейчас растений этих нет: поздней осенью они отмирают. Этот состав «закрывает поры и потому не пропускает холод в тело». Поэтому они могут голыми ходить на ледяном ветру, купаться в реке, когда опусти в нее англичанин руку — и то сразу ломит!

Тело свое здешние патагонцы непременно раскрашивали. Иные, не мудрствуя, покрывали себя сплошь черной краской от пяток до ключиц. Другие же красили в черный цвет лишь одну половину тела, другую же — в белый. На черной половине рисовали белые солнца, а на белой — черные луны. В нос и в нижнюю губу мужчины втыкали отполированные палочки длиною дюйма в три-четыре, из дерева или кости. Длинные волосы стягивали в пучок жгутом, свитым из страусиных перьев.

Любимейшим блюдом у них было мясо, обжаренное на огне. Перед едой его резали на куски весом не менее полдюжины фунтов. Вынувши из огня, оббивали ладонью обугленные части — и рвали зубами, как звери.