Берлинский дневник (Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента) - Уильям Ширер

Берлин, 11 ноября

День перемирия, который воспринимается теперь как насмешка. В германской прессе ни одного упоминания о нем. В Бельгии и во Франции германские власти не разрешили его празднование. Речь Рузвельта по поводу перемирия была здесь полностью запрещена. Мы передаем за океан любое высказывание Гитлера, а германскому народу не позволено узнать ни слова из того, что сказал Рузвельт. Думаю, в этом одна из слабостей демократии, хотя некоторые считают, что в этом одна из сильных ее сторон.

Вечером пошел посмотреть, как танцует Харальд Кройцберг. Он немного постарел и уже не так грациозен и легок в движениях, хотя все еще очень хорош. Зал был полон.

Промозглый пасмурный день. Приехал Молотов, и его прием был чрезвычайно натянутым и формальным. Когда он проезжал по Унтер-ден-Линден в советское посольство, то показался мне похожим на обрюзгшего провинциального школьного учителя. Но чтобы выжить в этой беспощадной кремлевской конкуренции, он должен собой что-то представлять. Немцы убедительно говорят о том, что позволят Москве осуществить ее старую мечту - заполучить Босфор и Дарданеллы, а они возьмут себе остальные Балканы, Румынию, Югославию и Болгарию. Если итальянцам удастся захватить Грецию, что начинает казаться сомнительным, они смогут получить это.

Когда я поехал сегодня в наше посольство, чтобы забрать банку кофе из моих запасов, которые я там храню, то коробки с моим полугодовым запасом не оказалось. Она просто исчезла. Если бы мне не уезжать вскоре, это было бы ударом для меня. С тех пор как в Германии стало невозможно купить кофе, он приобрел какой-то судьбоносный смысл в жизни человека. То же самое и с табаком. Иногда посольство проявляло ко мне чувство жалости, но в основном я курил немецкий трубочный табак. В последнее время это было дрянное курево.

Берлин, 14 ноября

Мы думали, что англичане прилетят прошлой ночью, когда Риббентроп и Геринг давали официальный государственный банкет в честь Молотова. На Вильгельмштрассе очень нервничали по поводу такой перспективы, потому что им не хотелось вести своих высоких русских гостей в убежище. А англичане прилетели сегодня вечером, незадолго до девяти, раньше, чем когда-либо. В это время Молотов принимал немцев в советском посольстве. Говорят, он отказался идти в убежище и наблюдал разрывы сквозь затемненное окно. Англичане позаботились, чтобы не сбросить ничего поблизости.

По сообщениям германского радио и варшавской газеты "Zeitung", здешний американский представитель м-ра Гувера направил свои поздравления д-ру Франку, грубому и ничтожному нацистскому правителю Польши, по случаю годовщины его пребывания в этой должности. Он поздравляет его с тем, что тот сделал для поляков!

По моим данным, от польского народа ничего не останется, когда д-р Франк и его нацистские головорезы разберутся с ним. Конечно, они не смогут всех убить, но смогут превратить всех поляков в рабов.

Приятно пообедал и провел вечер в семье X. в Далеме. Было две очень известных в Германии личности, один - высокопоставленный нацистский чиновник, и они провели вечер, рассказывая анекдоты про нынешний режим, особенно про Геббельса, которого, похоже, оба ненавидят. Около десяти вечера прилетели англичане, и мы вышли на балкон полюбоваться фейерверком, довольно изрядным. Вдруг донесся знакомый свист падающей поблизости бомбы. Автоматически мы нырнули в дверь затемненной спальни и кучей повалились на пол. Бомба сотрясла дом, но осколки не долетели. Жалко, что англичане могут выделять так мало самолетов для работы над Берлином. Сегодня ночью их было не более дюжины. Пока они нанесли здесь сравнительно небольшой урон.

Берлин, 20 ноября

Сегодня был Бусстаг, какой-то немецкий протестантский праздник. Чувствуя себя неважно, поехал на концерт при свечах в Шарлоттенбургский замок и послушал струнный квартет, который прекрасно играл Баха. Я точно улетаю в Лиссабон 5 декабря, если вовремя получу все необходимые документы. Перед выездом мою выездную визу должны подтвердить министерство иностранных дел, полиция, тайная полиция и т. д. И получить испанскую и португальскую визу тоже непросто. Мне на замену приехал Гарри Флэннер из Сент-Луиса.

Берлин, 23 ноября

Был замечательный обед и интересная беседа за столом у дипломата Г., когда в восемь сорок пять дворецкий позвал меня к телефону. Звонила одна девушка с радио, она сказала, что английские бомбардировщики будут примерно через десять минут и мне лучше поторопиться, если я хочу провести вечернюю передачу. Я бросился к машине. Дежурный гражданской обороны, который тоже заранее получил предупреждение, пытался меня остановить, но я промчался мимо. Затемненные улицы в этом районе были мне незнакомы, и я дважды чуть не въехал на большой скорости в Ландвер-канал.

Добрался до Кни, что примерно в двух милях от Дома радио, и завыли сирены. Остановиться, сделать все как надо, выключить фары, припарковаться и бежать в убежище, как требовал закон? Это означало бы, что передача не состоится. Лучше было остаться в гостях и провести, для разнообразия, приятный вечер. До этого я ни одной передачи не пропустил из-за воздушных налетов. Я решил не подчиняться закону. Оставил прикрытые колпаками фары включенными и нажал на газ. На Кайзердамм полицейские выскакивали один за другим и размахивали маленькими красными фонариками. Я пролетел мимо них со скоростью пятьдесят миль в час. Это было глупостью, потому что несколько раз я слегка задел машины, которые, как предписывал закон, остановились в темноте и выключили фары. Их невозможно было разглядеть. Я чудом не врезался ни в одну из них, но примерно в трех кварталах от Дома радио решил, что мне уже достаточно везло до сих пор, поэтому оставил машину и добежал до студии раньше, чем полиция смогла загнать меня в убежище.

Из партийных кругов узнаю, что Юлиус Штрайхер, садист, юдофоб, наместник Франконии и пользующийся дурной славой издатель антисемитского еженедельника "Sturmer", арестован по приказу Гитлера. Никто слез лить не будет ни в партии, ни вне ее, потому что его ненавидели почти все. Я никогда не забуду, как он вышагивал, размахивая хлыстом для верховой езды, который всегда носил с собой, по улицам Нюрнберга, где чувствовал себя абсолютным хозяином. Люди из партии говорят, что он арестован и находится под следствием за какие-то финансовые дела. Если бы Гитлер захотел, он мог бы провести еще кое-какие расследования. Он мог бы заняться таким пустяком: как это получается, что многие партийные лидеры обзавелись огромными поместьями и замками?

Берлин, 25 ноября

Я наконец докопался до подноготной этих "милосердных убийств"{42}. История зловещая.