Моя борьба. Книга пятая. Надежды - Карл Уве Кнаусгорд

и каждый раз по коже у меня бежали мурашки. Мысли о ней невесомо парили над всем остальным, а вот при мысли о близости мне делалось тяжко. Вдруг я ошибаюсь? Вдруг она скажет «нет»? Вдруг посмеется надо мной? Что ты такое навоображал? Кем себя возомнил? По-твоему, я буду встречаться с тобой? Жалкий слизняк! Но сегодня вечером я должен.

Должен, сегодня вечером.

Ее брат попрощался и ушел. За ним последовал еще один парень. Я остался. Когда последние двое встали, я поднялся тоже.

– И ты уходишь? – спросила она.

– Наверное, да, – ответил я.

– Может, останешься ненадолго? Поможешь вещи разобрать? Мне надо книжный шкаф собрать, а в одиночку это сложновато.

– Ладно, – согласился я.

Мы остались одни.

Я сидел у стены, курил и пил колу, Тонья сидела на ящике посреди комнаты и болтала ногами.

Я пылал. Это она подожгла меня. Когда она смотрела на меня, щеки обжигало.

– А ты вообще рукастый?

– Я? Нет, – ответил я.

– Я так и думала.

– А ты?

– Вообще-то да. Мне нравится что-нибудь мастерить. Я всегда мечтала, чтобы у меня был старый дом. А я бы его отремонтировала и сделала все так, как мне нравится.

– Что тебе еще нравится? – спросил я.

– Шить нравится. И еду готовить. Обожаю готовить. И еще играть на ударных.

– Ясно, – сказал я.

– А тебе что нравится?

– Шить мне не нравится. И еду готовить тоже.

Мне нравишься ты! Давай! Скажи это, скажи!

– Я спросила, что тебе нравится. А не что тебе не нравится.

Мне нравишься ты, ты, ты!

– В футбол играть нравится, – сказал я, – но я уже много лет не играл. И читать.

– В этом я не сильна, – призналась она, – я больше люблю кино смотреть.

– А какое?

– Вуди Аллена. Он мой любимый. – Тонья встала. – Если уж будем шкаф собирать, может, музыку включим?

Я кивнул. Мы отыскали обе боковины, я придерживал их, Тонья прикрутила поперечины и вставила полки. Потом принялась настраивать стереосистему.

– Это не та, что стояла в доме у твоей мамы? – спросил я.

– Она. Мне разрешили ее забрать, если я буду с ней аккуратно обращаться.

Она поставила колонки в разных концах комнаты, открыла коробку с дисками и заглянула туда.

– Джаз? – спросил я.

– Нет. Я хотела дать тебе послушать одну вещь.

– Чью?

– Smashing Pumpkins. Она была на сборном диске из разных групп. Больше эта вещь мне нигде не встречалась. Нашла!

Тонья поставила диск.

И стояла, глядя на меня, покуда комната наполнялась музыкой, в которой было что-то мечтательное и безграничное, говорящее о том, что движется вперед и вперед и не имеет окончания.

– Правда, красиво? – спросила она.

– Да, – ответил я, – невероятно красиво.

Что-то подсказывало мне, что встань я, подойди к ней и обними ее, и все получится. Тонья не отвергнет меня, и единственная моя мечта сбудется.

Но я не решался. Я не двинулся с места, и момент был упущен, Тонья начала разбирать ящики.

Я помог ей отнести несколько штук на кухню, она открыла их и стала раскладывать вещи по местам. Я немного постоял, прикидывая, что случится, если я шагну вперед, обниму ее за талию и поцелую ее чудесную шею.

Тонья наклонилась вперед, поставила на стол кастрюли и открыла нижний шкафчик.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал я.

– Ладно. – Она выпрямилась. – Спасибо тебе за помощь!

Я надел куртку, обулся, открыл дверь, Тонья пошла следом, а я, выйдя в холодный темноватый коридор, обернулся.

– Пока, – попрощался я.

– Пока, – ответила она.

И я решил: сейчас я это сделаю. И наклонился поцеловать ее. В эту секунду она одновременно со мной склонила голову набок, поэтому мои губы вместо ее губ ткнулись ей в ухо.

Я развернулся и быстро побежал вниз по ступенькам. На улице я преодолел несколько кварталов бегом, чтобы поскорее оказаться подальше от моего провала.

Что она теперь подумает? Я повел себя как подросток. Мало того – я и чувствовал себя подростком.

Шансов у меня не осталось. В таком духе она продолжать не станет. Зачем ей все это? Зачем ей я?

Я решил вернуться на следующий день, просто заглянуть к ней в надежде, что она пригласит зайти, и тогда я поведу себя бесстрашно и решительно. Хватит мешкать, хватит тянуть канитель, краснеть и мямлить.

Если она скажет «нет» – значит, пускай будет «нет».

Вечер воскресенья я провел у Ингве, в семь отправился к Тонье, позвонил, отошел на несколько шагов и посмотрел на ее окна на четвертом этаже.

Кажется, темно?

О нет, неужели она куда-то ушла?

Одно окно приоткрылось, и из него выглянула Тонья.

– Привет! – крикнула она. – Я сейчас спущусь и открою!

Я вернулся к двери. Сердце колотилось.

Дверь распахнулась.

– Карл Уве… – проговорила Тонья, – заходи!

Она произнесла мое имя так искренне, что я обмяк. Тонья преодолела лестницу быстро и легко, а у меня подкашивались ноги.

Что же за ад такой?

Я прошел на кухню, которая находилась сразу у двери, разулся, снял куртку, шапку и перчатки.

– Хочешь чаю? – предложила она.

– Да, спасибо, – ответил я.

Я зашел в гостиную, которая приобрела почти жилой вид, сел в низенькое кресло и свернул самокрутку.

– А мне не скрутишь? – попросила Тонья.

– Конечно, – сказал я.

Я вложил в этой занятие все свои таланты, ведь самокрутка предназначалась для нее, и тем не менее сигарета вышла слишком плотной в середине, а один конец оказался чуть толще другого. Пока Тонья не вернулась с кухни, я свернул еще одну, на этот раз получше.

– Вот, держи. – Я протянул ей самокрутку.

Тонья зажала ее губами и прикурила. Она осторожно затянулась, и между нами на миг повисло облачко дыма, которое вскоре рассеялось.

– Ну как, уютно тут стало? – спросила она.

– Да, отлично.

– Вообще-то ты очень удачно зашел, – продолжала она, – мне бы надо книжный шкаф вон туда сдвинуть. Но разбирать его неохота.

– Давай прямо сейчас и передвинем, – предложил я.

– Давай. – Она положила сигарету на пепельницу и встала.

Закончив со стеллажом, Тонья поставила ту же композицию, что и накануне вечером. Мы посмотрели друг на дружку, и она шагнула ко мне.

– Ты вчера хотел меня поцеловать? – улыбнулась она.

– Да, – признался я, – но ты отвернулась.

– Ты же понимаешь, что это нечаянно. Попробуй снова.

Мы обнялись.

Мы поцеловались.

Я прижался к ней и прошептал ее имя.

Я никогда не отпущу ее. Никогда-никогда.

* * *

Я провел у нее всю ночь. Нас тянуло друг к другу, мы раскрылись друг другу, все вокруг было залито светом. Было больно от счастья, ведь у меня есть она, она