После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты делаешь как Ана, – мрачно заметил Беньи.
– Ее способ сработал, в отличие от твоего, – улыбнувшись, ответил Столичный.
Увидев Беньи, он совершенно не удивился. Такие у них уже сложились отношения: они предугадывали движения друг друга. На льду они были бы непобедимы вместе. Забив на спальник, Беньи сел в самое расшатанное кресло и одобрительно кивнул:
– Не думал, что ты выживешь тут ночью, один. Теперь ты лесной человек.
– Да я в лесу-то не бывал толком – первый раз вот два дня назад, – сказал Столичный.
– Не в лесе дело, – ответил Беньи.
Они смотрели на вечернее небо. Беньи вспомнил, как Рамона однажды сказала: «Мужики боятся телескопов, вы не можете смотреть на звезды, не наделав при этом в штаны, потому что не можете допустить мысли о масштабах Вселенной, не сравнивая ее со своей собственной ничтожностью. Ничто не пугает мужиков больше, чем мысль о том, что все, чем они занимаются, лишено смысла». Озеро замерзало, подступавшая зима сковывала остров – маленький островок, не бог весть что, но с ним у Беньи и Кевина были связаны самые счастливые летние воспоминания: когда, отыграв сезон, они неделями жили тут, словно потерпевшие кораблекрушение моряки. Здесь ничего не было произнесено вслух, но не было и тайн. Беньи ни с кем никогда не испытывал ничего подобного.
Столичный долго смотрел на звезды, а потом сказал:
– Ты был прав. Звезды у вас лучше, чем там, откуда я родом. Выхлопных газов здесь меньше.
Беньи медленно кивнул:
– Но больше ветрогенераторов. То еще дерьмо. Дичь отпугивает.
Столичный засмеялся и, передразнивая его диалект, спросил:
– Дичь? Ты что, охотник?
Беньи улыбнулся этой своей улыбочкой – как будто видел все и всех насквозь.
– Если честно, я предпочитаю рыбалку.
– Когда вы успеваете ловить рыбу? Пятнадцать минут в августе? – спросил Столичный, указав на воду, которая уже покрылась льдом, хотя в мире, откуда он приехал, была еще ранняя осень.
– Мы круглый год ловим. Летом просиживаем по девять часов в лодке и байки травим. Домой возвращаемся ни с чем. Зимой бурим дырку во льду, сидим на стульчике те же девять часов и все завираем. Домой приходим с тем же ничем.
– Много вы врете, – заметил Столичный.
– Не говори. Но иногда жареный петух так клюнет, что приходится говорить правду, – ответил Беньи.
Он принес из фургона пива и предложил Столичному, но тот покачал головой:
– Завтра игра.
Беньи кивнул – если не знать, можно было бы подумать, что он немного завидует.
– Против «Хеда», да? Ты не представляешь, что это значит для местных. И хорошо. Играй так, будто это вообще ничего не значит.
Столичный провел тыльной стороной ладони по щетине – обычно он брился каждое утро, это вошло в скрупулезную рутину из привычек и мелочей, которой подчинялась вся его жизнь, но здесь ему было все равно. Повернувшись к Беньи, он спросил – не презрительно, а просто из любопытства:
– Я слышал, что кричит «Хед» на матчах в адрес Бьорнстада. Тебя это не напрягает?
– Где ты это слышал?
Столичный прокашлялся:
– Кто-то из парней в команде говорил об этом в раздевалке.
Беньи холодно кивнул:
– Почему это должно меня напрягать?
Столичный покопался в себе и нашел нужные слова где-то глубоко внутри. Они прозвучали сипло и натужно.
– Я просто думаю, где ты берешь силы, чтобы… быть другим.
Беньи молча курил – так долго, что Столичный решил уже, что он не расслышал вопроса, но тут прозвучал ответ:
– Лично я люблю курнуть и морду кому-нибудь набить. Но наверняка есть и другие способы. Медитация, может? Я про медитацию много хорошего слышал, но только вот медитировать и траву курить сложновато…
Столичный улыбнулся, проигнорировав сарказм:
– А тебе было сложнее или проще быть собой, когда ты уехал отсюда?
Беньи фыркнул:
– Кем угодно быть проще, когда никто не знает, кто ты такой. И чем дальше ты отсюда, тем проще быть из Бьорнстада.
Столичный откинулся на спинку кресла, ему хотелось спросить еще, но он не посмел, поэтому, сменив тему, признался:
– Вы чокнутый народ. Но закаты у вас роскошные. Я никогда таких не видел.
– Это потому, что ты никогда не видел, чтобы солнце садилось сразу после обеда.
– Ты прав, – рассмеялся Столичный.
Беньи тихо, но так, словно для него это очевидность, сказал:
– Ты нормально тут впишешься. Лучше, чем ты думаешь.
Столичный не подал виду, но для него это значило ох как много. Он никогда никуда не вписывался.
– А что мне остается? Ехать еще дальше на север, пока не найду еще более чокнутых, чем вы?
– К северу от нас чокнутее только Дед Мороз.
Они посмеялись. Беньи пил свое пиво и курил свою траву, а Столичный закрыл глаза, слушая ничто.
– Когда ты в последний раз играл в хоккей? – спросил он наконец.
– Чуть больше двух лет назад, – ответил Беньи.
– А что ты делал вместо этого?
– Путешествовал. Курил. Танцевал.
– Где?
– В Азии в основном.
– Почему там?
– Там почти никто не знает, что такое хоккей.
– Ты нашел, что искал?
– Что ты имеешь в виду?
Голос Столичного прозвучал мягко, но уверенно:
– Никто не уезжает так далеко просто так. Если не ищет чего-то.
Беньи выпустил дым через нос.
– Если бы нашел, то не стал бы возвращаться. А ты нашел, что искал?
– Где?
– Здесь.
Уверенность в голосе Столичного тут же пропала.
– Если честно, я не знаю, чего искал.
Беньи открыл новое пиво.
– Наверное, в этом и смысл поисков?
Столичный молчал невероятно долго. А потом прошептал:
– Давай я… буду платить тебе за автодом.
– Даже не думай. Тогда я стану твоим арендодателем.
– А кто ты сейчас?
Беньи повернулся к нему:
– Твой друг.
И узнал этот взгляд – взгляд человека, у которого никогда не было друга. Столичному столько приходилось врать в детстве, что сейчас его как будто жареный петух клюнул, и он выпалил правду:
– Если бы мне
