Зажги свечу - Мейв Бинчи

Тони не находил себе места и заявил, что предпочитает спать в собственной кровати.

– Эш, давай вернемся домой! Если мы завтра едем на скачки, то мне нужно хорошенько выспаться. И желательно в собственной постели в своей комнате.

– Тони, но ведь это и есть твоя собственная постель в твоей комнате! – поразилась миссис Мюррей. – Ты тут спал много лет. Если ты сейчас не можешь здесь спать, то где вообще ты сможешь уснуть?

Эшлинг промолчала.

– Ну же, Эш, объясни ей. Я плохо сплю, у меня головные боли.

– Ты не хочешь даже одну ночь провести в доме матери! – В голосе миссис Мюррей проскользнули дрожащие нотки. – Вчера тебя непонятно где носило, а сегодня ты не хочешь…

– Что значит «непонятно где носило»? Ты знаешь, где я был, и Эш знает. У Фергюсонов. Боже всемогущий, что тут может быть непонятного?! Не в Монголию же я уехал! Я благоразумно не сел за руль, после того как хлебнул лишнего. Ты ведь сама всегда мне про это напоминаешь! Так или нет?

Эшлинг впервые видела Тони таким расстроенным.

– Свекровушка, пожалуй, Тони отчасти прав. Нам лучше вернуться домой и прийти в себя. Я приеду завтра, чтобы поблагодарить вас за чудесный день. Праздник удался на славу, настоящий пир получился, по-другому и не скажешь. Верно, Тони?

– Да-да, на славу, – пробормотал Тони.

– Тогда мы поедем. Мы отлично провели Рождество, мамуля, – сказала Эшлинг, целуя худое лицо с поджатыми губами.

Миссис Мюррей стиснула ее руку:

– Ну что же, если ты так считаешь… Не знаю, вырастила детей и все равно остаюсь одна…

– Да они просто дураки, что поехали в свои монастыри и Шотландии и упустили возможность попробовать такую вкуснятину. Погодите, я им расскажу, как много они потеряли!

Помахав на прощание, они молча поехали в темноте по мокрой проселочной дороге. Одна из дорог вела мимо дома Когланов, и Эшлинг решила выбрать другую. Тони сидел рядом с каменным лицом.

В доме было холодно и темно. Эшлинг включила электрический обогреватель и принялась убирать испачканные полотняные салфетки, которыми Шей вытирал кровь.

– Зажжем камин? – предложила она.

– Зачем?

– Чтобы стало повеселее. Разве ты не хочешь посидеть, провести тут вечер?

– Эш, хватит меня допрашивать! Не жена, а тюремный надзиратель какой-то. Разве я пристаю к тебе с вопросами, куда ты ходишь и что делаешь?

– Я только спросила…

– Ты только спросила, ага! Надоели бесконечные вопросы. Я пошел.

– Куда ты собрался? Тони, здесь полно выпивки. Пригласи кого хочешь. Пожалуйста, не уходи на рождественскую ночь, все везде закрыто.

– У меня есть друзья, и у них дома всегда открыты, и они не придираются ко мне и не задают вопросов.

– Послушай, Шея нет дома, он ведь сказал, что сегодня вечером они уезжают в Дублин. Ты встретишься с ним завтра на скачках. Договорились? – (Тони уже надевал пальто.) – У тебя же над глазом жуткий порез. Если ты обо что-нибудь стукнешься, то он откроется и снова закровит, разве ты не понимаешь? Давай я зажгу камин, и мы выпьем бутылку бренди. Посидим у огня, как в старые добрые времена.

– Какие такие старые добрые времена?

– Когда мы только поженились. Нет смысла куда-то идти сегодня.

– Я ненадолго, скоро вернусь.

– Но куда…

В конце концов Эшлинг пошла спать. В комнате было холодно, несмотря на обогреватель, и она надела кардиган поверх ночной рубашки. Устроилась на диванчике и взяла книгу, которую любила читать в детстве, – «Ослик сборщика торфа» Патриции Линч. Она читала медленно, как когда-то вместе с Элизабет, и вспоминала, как объясняла ей непонятные места про добычу торфа на болотах. Она думала о Элизабет и Генри, об их шикарной квартире в Лондоне, где мистер Уайт проведет с ними праздники. Вспоминала, как Генри смотрел на Элизабет во время свадебного банкета. Тони никогда так не смотрел. И зачем только он упорно звал ее замуж? Зачем он вообще хотел жениться? Может быть, в то время он уже начал спиваться, просто она не замечала? Почему она решила, что он ее любит? Она ведь никогда не думала, что сама в него влюблена, во всяком случае так, как описывают в книгах. Или так, как Элизабет любила Джонни или как Ниам сходит с ума по своему студенту-медику. К Тони она подобных чувств никогда не испытывала и, возможно, наказана за то, что вышла замуж без любви. Но, черт возьми, как, живя в Килгаррете, она могла бы узнать, что такое любовь?!

– Я, должно быть, спятила, когда решила выйти за него. Совсем, совсем спятила, – произнесла она вслух.

Как ни странно, после этих слов ей полегчало. По крайней мере, в ситуации появилась ясность: Эшлинг О’Коннор вышла замуж за Тони Мюррея, потому что сошла с ума.

* * *

Эйлин удивилась, что Эшлинг не поехала на скачки в Леопардстаун.

– Ты ведь обожала бывать там на День святого Стефана! – сказала она, когда Эшлинг пришла к ланчу и принялась клевать остатки холодной индейки. – Эй, хватит! Если ты выберешь лучшие кусочки мяса, то мы останемся без ланча!

– У меня не было настроения… Тони думает, что я с него глаз не свожу и постоянно за ним надзираю. Он повторяет, что это лишь вторая порция, хотя на самом деле уже седьмая. Я только раздражаю и его, и всех остальных.

– Но разве тебе не следует быть вместе с ним? Морин сказала, что видела его сегодня утром и у него жуткий порез над глазом. Я тебе это говорю без всякой задней мысли только потому, что ты сама такой разговор завела.

– Насколько я поняла, вчера утром он резко затормозил, едва не убив Лайонела Коглана. Мальчик учился ездить на новом велосипеде. У него синяки и два треснувших ребра, а у Тони порез над глазом, который, скорее всего, следовало бы обработать, но он наотрез отказывается идти к врачу.

– Боже милостивый! – ужаснулась Эйлин.

– Вот именно. Когланы повторяют, что, слава богу, Тони не получил серьезных увечий и какой он молодец, что свернул и не сбил Лайонела, который до сих пор испуган до смерти и лежит в кровати, пытаясь объяснить, что всего лишь катался на новом велосипеде, когда этот пьяный псих выскочил из-за угла на скорости сто миль в час. Конечно, Лайонел ничего подобного не говорит, поскольку не знает, как сказать, но именно так ему следовало бы выразиться.