Завет воды - Абрахам Вергезе

Часть седьмая

глава 57

Непокоренный

Оставалась неделя до девятого дня рождения Ленина Во-веки-веков, когда на однокомнатную лачугу, служившую им домом, обрушился мор. Беда явилась с внезапностью ящерицы, падающей со стропил. Когда мама, Лиззи, сказала утром, что школу закрыли, он так обрадовался, что даже не стал спрашивать почему. А на следующее утро проснулся не под привычные звуки кухонной суеты, а в абсолютной тишине. Родители лежали на циновках, маленькая сестренка между ними. Лица у всех блестели от пота. Ленин припоминает, что накануне все себя неважно чувствовали.

Кожа у мамы так и пылает. Когда Ленин прикасается к сестренке, Шайле, которой всего пять месяцев от роду, она кричит так, будто ее иголкой ткнули. От крика приподнимается отец и, скривившись, хватается за голову. Кора силится встать на ноги, но падает обратно. Уж не с похмелья ли папаша, недоумевает Ленин. Но накануне Кора вернулся совершенно трезвым и не принес никакой еды. Пустые животы пришлось наполнять отваром канджи, где оставалась лишь память о рисе, и ложиться спать голодными.

— Я должен покормить корову. — Голос у Коры еще более хриплый, чем обычно, как будто камень о камень скребет.

Подняться он не в силах. Трясет за плечо жену, та в ответ только стонет. Отец и сын растерянно смотрят друг на друга. Лиззи — опора семьи, ее становой хребет.

— Тебя тоже лихорадит, мууни?

Ленин в ответ трясет головой.

— Тогда принеси нам воды. И задай сена корове. Пожалуйста. — И, словно опомнившись, отец успокаивает: — Все будет хорошо.

И пытается изобразить свою победную улыбку, с помощью которой «Управляющий» Кора обычно убеждает старосту, что земля потечет молоком и медом, если жители деревни подпишут с ним контракт, и нет, нет, нет там в поместье никакой малярии — кто сказал? — только величественные дворцы, молоко и мед — а, это я уже говорил? Но сегодня утром уверенной улыбки у него не выходит.

— Я такое уже видел, — хрипит отец, трогая волдыри. — Если люди узнают, что с нами случилось, никто не придет на помощь. Даже близко не подойдут. — Он кладет ладонь на щеку жены, где тоже проступили волдыри. — Твоя святая мама. Через что я заставил ее пройти. — Ленин очень удивлен, такое признание совсем не похоже на отца. Потом Кора все же добавляет: — Все будет хорошо.

Пока отец не повторил эти слова во второй раз, Ленин не очень сильно боялся. Но теперь стало ясно, что все совсем не хорошо. Отец что-то натворил, и скоро случится беда. В прошлые времена, еще до рождения Ленина, у них был дом в Парамбиле, в том месте, которого Ленин никогда не видел, но которое по рассказам матери представлял Эдемом, где их окружала любящая семья. Из подслушанных разговоров родителей он узнал, что им пришлось бежать из Парамбиля, потому что у Коры случились какие-то проблемы. И после этого мама взяла дело в свои руки. Она помогла мужу найти работу писаря при поместье в Ваянаде, в Малабаре. У Ленина остались смутные воспоминания о тех временах. Но потом, когда ему было года четыре или пять, отец опять влип в неприятности. Лиззи продала свои последние украшения и купила хижину на крошечном клочке земли, чтобы в случае чего не остаться бездомной. Она запретила Коре брать деньги в долг и вообще заниматься коммерцией, настояв, что он должен работать за жалованье. С тех пор они и живут в этой лачуге, которую отец называет «Усадьба Управляющего».

Ленин покормил корову, подал родным воды. Попытался напоить маму, но она не смогла поднять голову. Мама живет по принципу «Говори правду и говори ее сразу», никаких «Все будет хорошо». Муж ее не может ни найти работу, ни удержаться на службе. Только Лиззи с ее мастерством повитухи приносит в дом деньги или мясо с рыбой. Своему искусству она научилась у одной женщины в поместье в Ваянаде. Две недели назад Кора заявился домой поздно вечером с коровой, сказал, что выиграл ее. Ленин никогда не видел маму в такой ярости. Она приказала отцу отвести корову обратно. Отец, кажется, испугался — его же поколотят, если он попытается это сделать, уверял он. Корову вообще нельзя отпускать далеко от хижины. А в итоге выяснилось, что вымя ее совсем пусто.

Почти весь день Ленин боялся заходить в дом, страшно было смотреть на родителей. В сумерках он обшарил всю кухню, но не нашел ничего, кроме специй, попробовал пожевать гвоздику. Голод терзал тело. Он попытался покурить бииди, которыми заполнена отцовская коробочка с лекарством от астмы. Перед тем как уснуть, еще раз хотел всех напоить. И опять не смог поднять мамину голову. Лицо ее было усеяно маленькими пузырьками. Локоны прилипли к потному лбу. Отец тоже лежал без движения, сглатывал и тут же морщился от боли.

Он вцепляется в плечо сына, пристально смотрит ему в глаза. Никогда в жизни Ленин не видел такого ужаса в лице человека.

— Послушай! — шепчет отец. — Не будь таким, как я. Всегда иди прямым путем. — И это его последние внятные слова.

Иди прямым путем. Бывало, Ленин ненавидел своего отца, желал ему всяческого зла. Но не теперь. От ощущения отцовской руки на плече ему ужасно грустно. И он очень напуган. Сейчас он согласился бы сколько угодно мучиться в школе, лишь бы все опять стало хорошо.

Утром, еще не открыв глаза, Ленин мечтает. Пускай это окажется дурным сном. Пускай я сейчас увижу, как мама суетится на кухне, а папа нянчит малышку. Но отец холодный как камень. И не дышит. Лицо, с застывшим на нем удивленным выражением, изуродовано волдырями. Сестренка хватает воздух ртом, как рыбка, выброшенная из воды, грудь ее приподнимается все реже и вскоре совсем замирает. Ленин никогда не видел покойников, но понимает, что сейчас смотрит сразу на два мертвых тела. Мама еще дышит. Внутри него