Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время - Сергей Федорович Платонов

под словами «вся земля» здесь следует разуметь только тот совет, который сложился постепенно во время совещаний северных и восточных московских городов, шедших за Рязанью, Нижним и Ярославлем. Точный состав этого совета неизвестен, но его существование вряд ли может подлежать сомнению. По городским грамотам 1611 года можно заключить, что городские миры не довольствовались обменом мыслей на письме, но усвоили себе обычай посылать «для доброго совета» в другие города своих представителей. Так, сам Ляпунов с Рязани посылал в Нижний в январе 1611 года «для договора» стряпчего Ив. Ив. Биркина и дьяка Ст. Пустошкина «с дворяны» и «всяких чинов людей»; в Калугу, как уже было сказано, от Ляпунова ездил его племянник «с дворяны» для переговоров с тушинскими «боярами». В то же время, в начале 1611 года, из Казани на Вятку послами ездили сын боярский, два стрельца и посадский человек, а с этими казанцами послан был и один «вятченин»; Пермь отправила в Устюг двоих «посыльщиков» «для совету о крестном целованье и о вестех»; из Галича на Кострому «для доброго совета прислали дворяне и дети боярские дворянина Захарья Перфирьева, а от посадских людей посадского человека Полиекта»; «из Ярославля, ото всего города, дворянин Богдан Вас. Ногин да посадский человек Петр Тарыгин» посланы были на Вологду; из Владимира к «войску» Просовецкого в Суздаль отправили «на совет Елизарья Прокудина с товарищи, да и посадских лутчих людей». Словом, оба общественных слоя, создавшие ополчение 1611 года, – служилые люди и тяглые горожане, – обменивались вестями и советом через сословных уполномоченных. Судя по грамоте 11 апреля, такие уполномоченные оказались и под Москвой, образовав в ляпуновском стане общий земский совет – «всю землю». О том, что в совете были люди служилого сословия, грамота 11 апреля говорит прямо, о том же, были ли вместе с ними и советники от тяглых «миров», можно только догадываться. Как кажется, они в обычном словоупотреблении ратных воевод и дьяков разумелись под общим именем «всяких служилых людей», в отличие от служилых людей «дворян и детей боярских». По крайней мере, под общим земским «приговором» 30 июня 1611 года есть подписи от таких городов (например, Архангельского города), где дворян и детей боярских обыкновенно не бывало, а бывали стрельцы да тяглая посоха с их сотниками и головами. Вот этих-то голов, предводивших тяглыми ратниками, прежде всего и следует считать в ратном совете представителями тех городов и волостей, которые посылали своих «мужиков» на освобождение Москвы. Были ли вместе с ними и особые тяглые выборные от городов в ратный совет «всея земли», по документам совершенно не видно; во всяком случае, у Ляпунова не было определенного желания собрать их вокруг себя в виде постоянного и правильного совещания. Он довольствовался только ратным советом[218].

В мае 1611 года рядом с Ляпуновым во главе правительства становятся и другие воеводы, «которые ото всей земли выбраны». Уже от 1 июня имеем грамоту, данную Трубецким, Заруцким и Ляпуновым «по совету всея земли». В середине июня в далеком Шенкурске уже знают о существовании «выбранных» воевод «на Москве» и исполняют их распоряжения. Эти даты указывают, что избрание «троеначальников» совершилось гораздо раньше того приговора 30 июня, которым оно было санкционировано. Соединение ратного «совета» ляпуновского ополчения с казачьим «кругом» дружин Заруцкого и с «воровскими советниками», пришедшими с Трубецким, в один общий совет «всея земли» состоялось также до 30 июня. Приговор всей рати, помеченный этим числом, не был первым опытом земского законодательства: в нем самом указывается более ранний «приговор» 25 или 29 мая, постановление которого смягчается и изменяется приговором 30 июня. Таким образом, подмосковное правительство сложилось во всем своем составе еще весной 1611 года; но оно не могло сразу ни достигнуть внутреннего согласия в самой рати, ни установить прочный порядок на признавшей его власть государственной территории. Сознание своего бессилия справиться с неустройством и смутами повело земскую власть к решимости одним торжественным постановлением определить и собственные полномочия, и обязательный для всей рати порядок службы и житейских отношений. Это постановление было составлено 30 июня 1611 года и с замечательной ясностью и отчетливостью отразило в себе всю путаницу интересов, все беспорядки общественной жизни, томившие и раздражавшие московских людей. Разбор этого постановления всего лучше поможет нам уразуметь дальнейшую судьбу злополучного ополчения 1611 года[219].

К сожалению, пока неизвестен подлинный текст или же полный и исправный список приговора 30 июня. Карамзину была доставлена новая, начала XIX века, копия с неизвестного оригинала. Список Карамзина дословно сходен с тем, тоже поздним, списком приговора, какой имел в своем распоряжении И. Е. Забелин. В обеих рукописях не вполне исправен текст, одинаково сокращены и опущены «рукоприкладства» участников приговора. Можно было бы даже сомневаться в подлинности изучаемого памятника, если бы не сохранилось в описи 1626 года определенного указания на то, что в московском Разряде уцелел от пожара 3 мая 1626 года «приговор Московского государства всяких чинов людей, как выбрали под Москвой бояр и воевод, князя Д. Т. Трубецкого, в правительство к земскому делу, в 119 (1611) году». Пробелы, допущенные в списках приговора, лишают возможности точно определить действовавший 30 июня состав ратного «совета всея земли». По началу приговорного текста видно, что «всю землю» представляли только те «всякие служилые люди и дворовые (т. е. дворцовые), которые стоят… под Москвой», иначе говоря, составляют ополчение. Это – «Московского государства разных земель царевичи, и бояре и окольничие, и чашники, и стольники, и дворяне и стряпчие, и жильцы и приказные люди, и князи и мурзы, и дворяне из городов и дети боярские всех городов, и атаманы и казаки». Люди городские, выборные от тяглых общин, не упоминаются вовсе. Если мысль посадских людей и сказывалась в ратном совете 30 июня, то, как мы видели, она могла идти лишь от «служилых» же людей, поставленных в подмосковную рать городскими мирами Замосковья. За дружины северных мужиков говорили на совете, вероятнее всего, их «головы», которые, как было раньше видно, избирались всего чаще из служилой среды. Таким образом, совет «всея земли» не был всесословным и общеземским: в него вошли представители разных частей рати, а не разных городов и уездов государства. Из того слоя рати, который стоял за Ляпуновым, были представители дружин Кашина, Дмитрова, Ростова, Ярославля, Мурома, Владимира, Нижнего Новгорода, Пошехонья, Романова, Вологды, Галича, Архангельского города, Переяславля-Залесского, Костромы, Юрьева-Польского. За «калужскими» боярами с Д. Т. Трубецким во главе были «советники» от Калуги, Можайска, Лихвина, Брянска, Мещерска, Воротынска, Болхова и иных южных городов, заоцких и украинных. Атаманы, сотники и казаки «разных полков» и «станиц» представляли на совете