Золотая коллекция классического детектива (сборник) - Гилберт Честертон

Она положила правую руку на грудь, как бы желая сдержать сильное биение сердца, а левой рукой быстро расстегнула ворот платья. Ей стало душно.

– К вашим услугам, – насмешливо поклонился Дик. – Вы, конечно, понимаете, что вам ничего не остается, как последовать за мной?

В голове авантюристки мелькнул смелый план: она решила либо разжалобить сыщика либо увлечь его кокетничаньем. Быстро прижав батистовый платок к своим красивым глазам, она разрыдалась.

– Боже! – простонала она, падая на диван. – Всему, всему конец! И это именно в то время, когда я решила покончить с прежней жизнью, когда я мечтала стать порядочной женщиной. Пощадите меня! – опустилась она на колени перед Диком. – Я вам отдам похищенные драгоценности, но только не арестовывайте меня, не сажайте в тюрьму!

Дик невольно смутился. Слишком искренние ноты звучали в мольбе авантюристки, слишком болезненным надрывом отзывались обильно струившиеся по щекам грабительницы слезы и… слишком хороша была она сама, с ее лихорадочно блестевшими глазами, судорожно сжатыми губками и всей гибкой, очаровательной фигуркой. А она, словно угадывая, что происходит в душе сыщика, уже вынула из-за корсажа какой-то пакет.

– Вот, возьмите! – молила она. – Это бумага Германского банка в Нью-Йорке. Из нее вы увидите, что драгоценности хранятся там, в безопасном ящике.

Дик напряг всю свою силу воли, чтобы не поддаться искушению. И ему удалось справиться с минутной слабостью. А рассказ о бумаге из банка показался весьма сомнительным. Чем он был гарантирован от того, что в банке находились всего лишь ничего не стоящие побрякушки, тогда как настоящие драгоценности были спрятаны совсем в другом месте? Наконец, он просто не имел права выпускать преступницу – данная ему Ником инструкция требовала совершенно иного поведения.

– Нет! – твердо произнес он. – Ни в какие сделки с вами вступать я не могу! Вы должны немедленно последовать за мной! От вас зависит, чтобы ваш арест остался неизвестным для ваших соседей.

Авантюристка поняла, что ее выпад не удался, и закусила губу.

– Нечего делать, – произнесла она. – Придется повиноваться. Но, надеюсь, вы позволите мне переодеться?

В эту примитивную ловушку не мог попасться сыщик, подобный Дику.

– Никаких переодеваний, мисс, я допустить не могу, – слегка поклонился он.

Авантюристка бросила на Дика злобный взгляд, но ничего более не сказала. Молча надела она пальто и шляпу, молча подала руку сыщику, молча ехала всю дорогу. В пять часов дня за ней уже захлопнулась дверь тюремной камеры.

Дик был прав: по справке в банк оказались положенными ничего не стоящие браслеты и кольца с фальшивыми бриллиантами, тогда как сокровища миссис Кеннан были найдены в каминной трубе комнаты, где произошел арест авантюристки.

Удивлению Кеннанов не было границ, когда в одно прекрасное утро они получили по почте ящичек с драгоценностями и бумажник, из содержимого которого оказалось истраченным совсем немного.

А Нику Картеру еще очень долгое время пришлось скрываться под именем доктора Менлова. Противник, которого преследовал знаменитый сыщик, похоже, был неуловим. Не уступая своему преследователю в энергии, знании и уме, Аддисон проскальзывал между пальцами, исчезал именно тогда, когда его гибель казалась неминуемой, и несколько раз загонял Картера в весьма опасные ситуации, из которых сыщик выходил достойно только потому, что не ведал, что такое страх, и не терял присутствия духа даже в самые критические моменты.

Эмиль Габорио

Эмиль Габорио родился 9 ноября 1832 г. В 1860 году опубликовал свою первую книгу «Знаменитые балерины», в 1863 вышли «Обожаемые артистки», за которыми последовал ряд гораздо менее удачных произведений. Литературная карьера бытописателя нравов Парижа и его театров не удалась Габорио, и он обратился к жанру детективного романа, приключенческую канву для которого воспринял из книг Э. По, Эжена Сю, Александра Дюма и Поля Феваля, секретарем которого был одно время.

Первый же опыт – роман «Дело вдовы Леруж», опубликованный в «Pays» в 1866 году, имел огромный успех: он вызвал живой отклик в обществе, искавшем «ангела-хранителя» в лице умного и ловкого сыщика. С этого времени писательская карьера Габорио пошла в гору: были опубликованы «Преступление в Орсивале» (1867), «Дело № 113» (1867), «Рабы Парижа» (1869), «Господин Лекок» (1869) и т. д.

Влияние Габорио на европейскую литературу несомненно. Оно объясняется удивительным обаянием образа «благородного сыщика», который появляется неизменно в самую последнюю и напряженную минуту. «Господин Лекок» Габорио лег в основу произведения «Лунный камень» Уилки Коллинза, Стивенсон подражал ему в своих детективных новеллах (особенно в «Бриллианте раджи»), прославленный Конан Дойл целиком вырос из творчества Габорио, Эдгар Уоллес питался наследием Габорио, не говоря о бесчисленных ныне забытых подражателях. Романы Габорио переведены на многие языки и начиная с 1914 года не раз экранизировались.

Умер Эмиль Габорио 1 ноября 1873 года.

Дело Леруж

I

В четверг 6 марта 1862 года, на второй день Великого поста, в полицию Буживаля явились пять женщин из деревни Ла-Жоншер.

Они заявили, что их соседку, вдову Леруж, одиноко живущую в домике на отшибе, вот уже два дня никто не видел. Несколько раз к ней стучались, но тщетно. Внутрь не заглянуть – дверь заперта, окна плотно закрыты ставнями. Исчезновение хозяйки и тишина в доме насторожили соседок. Заподозрив несчастный случай, а то и преступление, они попросили, чтобы представители закона ради спокойствия соседей соблаговолили взломать дверь и проникнуть в жилище вдовы.

Буживаль – очаровательное местечко, по воскресеньям сюда стекается множество любителей и любительниц прогулок на лодках; здесь порой совершаются всякие правонарушения, но настоящие преступления редки. Поэтому комиссар сначала отказывался выполнить просьбу женщин. Но те столь долго и упорно настаивали, что он наконец махнул рукой и сдался. Вызвав бригадира жандармерии с двумя жандармами и прихватив слесаря, он вместе с ними последовал за соседками вдовы Леруж.

Деревня Ла-Жоншер приобрела некоторую известность благодаря изобретателю железнодорожной стрелки, на протяжении многих лет скорее настойчиво, чем успешно демонстрирующему публике работу своей системы. Эта захолустная деревушка раскинулась на склоне холма, возвышающегося над Сеной между Мальмезоном и Буживалем. От нее минут двадцать ходьбы до большой дороги, которая, проходя через Рюэйль и Пор-Марли, соединяет Париж с Сен-Жерменом. Ведет в деревню крутой проселок, о котором министерство путей сообщения и слыхом не слыхивало.

Кучка людей с жандармами во главе двинулась по большой дороге, которая в этом месте подходит вплотную к Сене, и вскоре свернула вправо на проселок, прорезанный на склоне холма и защищенный с обеих сторон каменной кладкой. Еще несколько минут, и экспедиция подошла к жилищу вдовы Леруж, более чем скромному, но с виду вполне приличному. Этот домик или, скорее, хижину построил, вероятно, какой-нибудь парижский лавочник – большой любитель природы, поскольку все деревья вокруг были тщательно вырублены. Узкий по фасаду, но зато вытянутый в глубину двора одноэтажный домик состоял из двух комнат и чердака. Вокруг раскинулся запущенный сад, защищенный от воров метровой оградой, сложенной из плоских камней и местами уже обвалившейся. В сад вела деревянная решетчатая калитка, подвешенная на проволочных петлях.

– Это здесь, – объявили женщины.

Комиссар полиции остановился. По пути его свита изрядно пополнилась за счет окрестных ротозеев и бездельников. Окружало его уже человек сорок.

– В сад никого не пускать, – приказал он и, выставив для верности у калитки двух жандармов, пошел к дому в сопровождении бригадира и слесаря.

Набалдашником своей залитой свинцом трости он несколько раз громко постучал сперва в дверь, затем поочередно в ставни. После каждого удара внимательно прислушивался, но, не дождавшись ответа, велел слесарю:

– Открывайте.

Тот расстегнул сумку с инструментами и достал все необходимое. Не успел он вставить отмычку в замочную скважину, как зеваки загалдели:

– Ключ! Вот ключ!

Оказывается, игравший с приятелем мальчуган лет двенадцати заметил в придорожной канаве огромный ключ, выудил его оттуда и с победным видом принес к дому.

– Давай его сюда, мальчик, – сказал бригадир, – сейчас проверим.

Ключ подошел. Комиссар и слесарь переглянулись, полные самых мрачных предчувствий.

– Худо дело, – проворчал бригадир, и они вошли в дом.

У калитки, с трудом сдерживаемая жандармами, волновалась толпа; люди вытягивали шеи, влезали на стену, только бы хоть что-нибудь увидеть.

Заподозрившие преступление, к несчастью, не ошиблись: едва ступив на порог, комиссар в этом убедился. Первая комната мрачно и красноречиво свидетельствовала о том, что в ней побывали злоумышленники. Комод и два сундука были взломаны и разворочены. Во второй комнате, служившей спальней, царил еще больший беспорядок. Казалось, здесь неистовствовал какой-то безумец и перевернул все вверх дном.