Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подписчиков масса: «от кухарок, дворников, кучеров отбою нет» (406). Сам же Непомнящий не верит ни во что, «кроме тех пятнадцати рублей, которые приносит подписчик» (407). В целом его газета «Помои» не отличается от газеты «Приют уединения» («Гражданин»), хотя они ежедневно перепирается друг с другом, укоряя друг друга в измене. И обе газеты «вовсе не имеют намерения сознаться, что обе равно паскудны» (338). «Чего изволите?» — определяет Щедрин направление газеты Суворина. А власти высоко ценили заслуги ее редактора. Ему было предоставлено монопольное право газетной торговли на железных дорогах страны и доверена цензура его изданий. Кстати, одним из ведущих сотрудников «Нового времени» был В. П. Буренин, о котором уже упоминалось.
Тем не менее газета пользовалась значительной популярностью. В ней сотрудничали крупные писатели. В частности целый период творчества молодого Чехова связан с Сувориным.
Как раз в рассматриваемый период появился новый вид прессы, так называемой желтой, бульварной, рассчитанной на низменные вкусы мелкобуржуазных городских слоев (занимательные происшествия, нередко выдуманные, уголовная хроника, рассказы на сексуальные темы — «клубничка»). Как пример таких изданий можно назвать газету Н. И. Пастухова «Московский листок» (1881–1918). Такая периодика была тоже в интересах властей, отвлекая внимание читателей от более серьезных проблем.
Как ясно из приведенного материала, основные цензурные репрессии обрушивались на периодику. Но и непериодическим изданиям доставалось не мало (см. Добровольский). За рассматриваемый период с 81 по 94 гг. запрещено 72 книги. Не так уж много. За предшествующие 14 лет, с 67 по 80 гг., книг запрещено больше, 86. А уж количество запретов в советское время совсем несравнимо с относительно скромным числом 72-х запрещенных при Александре III книг. Упомяну о некоторых из них. Прежде всего привлекает внимание цензурная история произведений Л. Н. Толстого. Запрещены его религиозно-философские этюды «В чем моя вера?», «Народные рассказы», «О жизни». Не разрешен ввоз в Россию брошюры Толстого «Царство божие внутри нас», изданной во Львове. Не просто обстояло дело с публикацией «Крейцеровой сонаты». К этому времени Толстой был знаменит. У Александра III он во многом вызывал симпатию, в частности как автор «Войны и мира» (не ясно, читал ли царь толстовскую эпопею целиком, но восхищаться ею было принято). «Крейцерову сонату» царь первоначально, как будто, печатать запретил. 14 февраля 90 г. Феоктистов заносит в дневник: «министр внутренних дел согласился со мнением Победоносцева и моим, но так как ему стало известно, что государь читал повесть Толстого, то он счел необходимым узнать его мнение о ней. ''Разумеется, — сказал государь, — не следует ее печатать, написана она на совершенно фальшивую тему и с большим цинизмом, обрадуются ей, пожалуй, только скопцы''». В то же время тот же Феоктистов, со слов мужа сестры С. А. Толстой Кузминского, утверждает, что несколько ранее Александр III говорил, что прочел это произведение «с большим интересом, что есть в нем кое-какие сальности, но что вообще это очень талантливое произведение».
После посещения императора Софьей Андреевной Толстой тот разрешил включить повесть в Собрание сочинений писателя, заявив, «что он сам будет просматривать сочинения ее мужа», видимо пытаясь копировать своего любимого деда, Николая I, объявившего себя цензором Пушкина (Зай300).
Среди запрещенных книг находился и У1 том сочинений Н. С. Лескова. В донесении Цензурного комитета отмечалось, что «вся шестая книга сочинений Лескова, несмотря на неоспоримую общую благонамеренность автора, оказывается, к сожалению, дерзким памфлетом на церковное управление в России и на растленные нравы низшего духовенства» (Зай300). Запрещены «Трущобные люди» Вл. Гиляровского (Комитет Министров отмечал, что «автор не скрывает своих симпатий к жертвам порока и разврата и усиливается доказать, что они дошли до падения отнюдь не по своей воле»), «История новейшей русской литературы» С. А. Венгерова (Дурново в своем представлении в Комитет Министров писал о ней: «Автор не щадит красок, чтобы выставить в самом ненавистном свете направление, которому следовало правительство в своей внутренней политике <…> Составляя историю русской литературы, <автор> имел в виду исключительное восхваление тех писателей <…>, которых называет он ''носителями демократических идей''»), «История Екатерины II», том II В. А. Бильбасова (в представлении в Комитет Министров Дурново писал, что автор пытается «развенчать Екатерину II, выставить ее в неблаговидном свете»; когда император узнал о содержании этого тома, он, по словам Феоктистова, хотел «отобрать у него (Бильбасова — ПР) через полицию эти материалы; опасаясь скандала, Дурново отговорил царя от такой меры»). Запрещена и анонимная книга «Александр Сергеевич Пушкин, его жизнь и сочинения», где, по словам цензора, утверждалось, что Пушкин был близок к декабристам, а после их поражения стал пропагандировать их идеи «мирным путем, несмотря ни на цензуру, ни на меры, принимаемые шефом жандармов, ни на реакционную печать» (Зай299). Запрещались и произведения зарубежных авторов: роман В. Гюго «Отверженные», драмы Ибсена, «Философские опыты» Эрнеста Ренана, «Капитал» Маркса.
По данным отчета Главного управления по делам печати за 10 лет (80-е годы), Петербургским, Московским и Варшавским цензурными комитетами просмотрено 65237 рукописей, из них запрещены 1561 (два с лишним процента). Особенно много запрещено рукописей на украинском языке (около 33 процентов). Интенсивно действовала и иностранная цензура. За те же 10 лет она рассмотрела 93 565 260 книг и журнальных номеров (???), из которых запрещена примерно каждая 12-я. Работала и драматическая цензура. С 82 по 91 гг. она проверила 3947 русских, 869 немецких и 339 французских пьес. Из них запрещено 33 процента русских, 4.8 процентов немецких и 0,5 процента французских. Феоктистов обосновывал высокий процент запрещений пьес отсутствием в них литературных достоинств, неприличным содержанием и «крайне вредной тенденциозностью». Видимо, последняя играла особенно существенную роль, тем более, что оценка литературных достоинств вообще не входила в компетенцию цензурного ведомства. Следует учитывать и то, что разрешение драматической цензурой пьесы отнюдь не означало возможности ставить её в народных театрах, для которых существовала особая цензура (Зай302).
14 февраля 88 г. по этому поводу был издан специальный циркуляр. В нем говорилось, что государь император, по докладу министра внутренних дел, «соизволил установить в виде временной меры следующее правило: на сценах народных театров или театров, посещаемых вследствие низкой платы за места преимущественно простолюдинами, могут быть исполняемы только те из разрешенных цензурой драматических пьес, которые для сего одобрены Главным управлением по делам печати по особым ходатайствам содержателей театров или авторов и переводчиков».
Такое правило было, по мнению цензурных инстанций, вызвано тем, что «по уровню своего умственного развития, по своим воззрениям и понятиям простолюдин способен нередко истолковать в совершенно превратном смысле то, что не представляет соблазна для сколько-нибудь образованного человека, а потому пьеса, не содержащая ничего предосудительного с общей точки зрения, может оказаться для него непригодной и даже вредной» (Зай302-3).
Следует отметить, что объектом цензурного наблюдения являлись и всякого рода библиотеки публичного пользования. Количество их в 80-е — в начале 90-х гг. значительно увеличивается. Увеличивается и количество книжных магазинов. 5 января 84 г. изданы специальные правила, касавшиеся организации библиотек. Они были включены в виде примечания к стр. 175 в новое издание цензурного устава в 86 г. Согласно этим правилам, право выдавать разрешения на открытие библиотек предоставлялось министру внутренних дел. Министерство внутренних дел получало право закрывать библиотеки, если оно сочтет это нужным. Утверждение же лиц, ответственных за работу библиотеки, возлагались на губернаторов, которые могли устранять от работы в библиотеке любого из ее служащих.
Этими же правилами министр внутренних дел получал право контроля за книжными фондами библиотек. С этой целью Главное управление по делам печати и Департамент полиции составили список произведений, которые должны изыматься из библиотек. Таким образом, в 84 г. впервые была проведена массовая чистка библиотек. Согласно «Алфавитному списку произведений печати, которые на основании высочайшего повеления 5 января 1884 г. не должны быть допускаемы к обращению в публичных библиотеках и общественных читальнях», изданному в том же году, изымалось 133 названия отдельных книг, собраний сочинений и периодических изданий, разрешенных в свое время цензурой. Изымались сочинения Добролюбова, Михайловского, Писарева, Решетникова, второй том сочинений Помяловского, «Капитал» К. Маркса. В список входили комплекты восьми журналов: «Русского слова» (1857–1866), «Современника» (1856–1866), «Отечественных записок» (1867–1884), «Дела» (1867–1884), «Устоев» (1881–1882), «Знамени» (за все годы издания), «Слова» (1878–1881), «Русской мысли» (с начала издания по 1884 г.; в списке 94 г. изъятию подлежали экземпляры журнала по 1891 г.).