Родная старина - В. Сиповский

С. В. Иванов. «На сторожевой границе Московского государства». 1907 г.

Сильно хотелось Борису породниться с каким-нибудь королевским домом. Когда не уладилось дело с Густавом, царь стал приискивать другого жениха своей дочери между иностранными принцами. Жениха нашли в Дании: брат короля, принц Иоанн, согласился ехать в Москву, породниться с царем и сделаться удельным князем.

С великим торжеством приняли юного принца в Москве.

На торжественном обеде в Грановитой палате царь сидел на раззолоченном троне, за серебряным столом, под висящею над ним короною. С одной стороны его сидел царевич Феодор, с другой – принц Иоанн как член царской семьи. За богатым угощением последовали дорогие подарки: Борис и Феодор сняли с себя алмазные цепи и возложили на шею принца, царедворцы поднесли ему два золотых ковша, украшенных яхонтами, несколько серебряных сосудов и драгоценных тканей и мехов. Красивый и приветливый принц скоро стал общим любимцем. Он, несмотря на свою юность, вел себя очень благоразумно, выказывал желание учиться русскому языку и принять православие. Лучшего жениха трудно было бы и желать для Ксении, которая слыла тоже и красавицей, и разумницей.

Любопытно современное описание ее красоты. «Царевна Ксения, – говорит современник, – «зельною красотой лепа», бела, «млечною белостию облияна» и лицом румяна; очи у нее большие, блестящие, особенно красивые, когда сверкают в них слезы жалости; брови союзные (сросшиеся); телом она изобильна (полна), ростом не высока и не низка; черные волосы ее «аки трубы» лежат по плечам». Но не красотой только привлекала к себе Ксения; по свидетельству того же современника, она была чудного разума, в книжном деле искусна и любила пение, особенно духовное.

Но браку Ксении с Иоанном не суждено было состояться. Принц внезапно заболел жестокой горячкой. Царские врачи употребляли все усилия спасти его. Государь обещал им не слыханные еще награды и милости… Но чрез несколько дней, к ужасному горю его, датский принц скончался.

Несмотря на семейные неудачи и горести, Борис деятельно занимался правительственными делами, сносился с Западом: с Англией, Германией, Италией, сильно хлопотал о том, чтобы добыть в русскую службу разных опытных мастеров. Никогда прежде не было столько иностранцев на службе московской, как при Борисе. Никогда они и не были в такой чести и милости, как при нем. Он понимал цену знания и просвещения, задумал было даже вызвать из-за границы ученых людей, основать школы, где бы иностранцы учили русских не только разным наукам, а также и языкам иностранным; но духовные лица восстали против этого. Они говорили, что Русская земля, несмотря на свою обширность, едина по вере, нравам и языку; если же настанет разноязычие, то поселится раздор и прежнее согласие исчезнет. Как ни странно было это мнение, осторожный царь, не желая идти прямо наперекор духовенству, отказался от своего намерения, но задумал другим путем понемногу освоить русских с западным просвещением. Раньше был обычай посылать русских молодых людей в Константинополь учиться греческому языку; теперь же Борис послал по нескольку человек в Англию, Францию и Германию. Но как будто в оправдание слов духовенства, предостерегавшего русских людей от западного соблазна, посланные за границу молодые люди так обжились там, так им полюбились тамошние порядки, что только один вернулся в отечество, остальные же променяли родину на чужбину.

Как царь Борис любил и жаловал иноземцев, видно, например, из рассказа о приеме ливонцев, искавших спасения в России от преследований поляков, занявших Ливонию.

Когда ливонцы, по приказу царя, прибыли в Москву, им отвели отличное помещение в боярских домах, неподалеку от дворца, в изобилии снабдили всем нужным для хозяйства: дровами, рыбою, мясом, маслом, вином, пивом, медом, хлебом и пр. Сверх того, при каждом доме был пристав для разных покупок.

Назначен был день представления ливонцев царю. Многие из них стали было отказываться от этой чести, извиняясь тем, что не смеют предстать пред его величеством в бедной своей одежде; но царь велел им сказать, что он их хочет видеть, а не платье, и что их наделят всем нужным. Они явились во дворец. Царь сидел с сыном в приемной палате. Его окружали князья и бояре в роскошных парчовых одеждах, украшенные золотыми цепями и дорогими каменьями. Потолок, стены и пол были обиты дорогими турецкими коврами. Немцев подводили к государю по старшинству лет, сначала старых, а под конец молодых. Царь сказал им чрез переводчика:

– Поздравляю вас, чужеземцы, с прибытием в мое государство; радуюсь благополучию вашего путешествия. Меня трогает несчастие, которое принудило вас покинуть родину и имущество. Вы получите втрое больше того, что потеряли в своем отечестве. Вас, дворяне, делаю князьями; вас, граждане [горожане], – боярами. Одарю вас землею, слугами, работниками; одену в бархат, шелк и золото; наполню пустые кошельки ваши деньгами; буду для вас не царем и господином, а истинным отцом; вы будете не подданные, а дети мои; никто, кроме меня, не станет судить и рядить ваших споров; дарую вам свободу в обрядах богослужения; присягните только пред Богом по вере вашей не изменять ни мне, ни сыну моему, не уходить тайно к туркам, татарам, персам, шведам, полякам, не скрывать, если узнаете какой-либо против меня замысел, не посягать на мою жизнь ни ядом, ни чародейством; тогда получите такую награду, что о ней будет говорить вся Римская империя!

Один из ливонцев произнес в ответ царю от имени всех немцев краткую речь, в которой благодарил его и клялся, что все они будут до гроба верны отцу своему, государю всероссийскому.

– Молите Бога, немцы, о моем здоровье, – отвечал царь, – пока я жив, вы не будете нив чем нуждаться! – И, указав на жемчужное ожерелье свое, промолвил: – И этим поделюсь с вами.

Затем царь допустил их к своей руке; целовали они руку и царевичу. Царь пригласил их к обеду. Пожилые и знатнейшие из немцев заняли места так, что царь их всех мог хорошо видеть. Прислуживали всем бояре. На столе, покрытом скатертью, находился белый вкусный хлеб и соль в серебряных солонках. Пир начался тем, что сразу, в один принос, было подано столько блюд, что весь обширный стол был заставлен; носили кушанья до самого вечера. Много было всякого рода пива, меду и вин заморских. Царь, отведав с поданного ему блюда, сказал:

– Приглашаю вас, любезные немцы, на мою царскую хлеб-соль.

Также приветствовал царь немцев, выпивая вино. Бояре старались напоить гостей допьяна, но те, видимо, воздержались, зная от приставов, что царь любит трезвость.

Заметив, что гости стесняются, царь засмеялся и спросил, почему они не веселятся и не пьют за здоровье друг друга, как это у них водится. Те ответили, что не смеют предаваться шумному веселью пред лицом царя.

– Я вас потчую как хозяин, – сказал царь. – Веселитесь, как хотите, не опасайтесь нарекания, пейте за мое здоровье! Лошади готовы; когда настанет время, вас отвезут невредимо.

Сказав это, государь встал и пошел к царице, а боярам поручил так употчевать гостей, чтобы они забыли все житейские горести и печали. Царская воля была исполнена, и немцы не помнили даже, как и домой добрались. Так принимал и честил иноземцев Борис, по достоверному рассказу одного иностранца (Буссау), который мог все это слышать от очевидцев. Осыпанные царскими милостями, щедро наделенные деньгами, землей и крестьянами, немцы становились самыми преданными слугами царя. Из них он составил довольно сильный отряд телохранителей.

Осторожный Борис все более и более недоверчиво начинал смотреть на бояр: до ведома его, конечно, стали доходить разные враждебные слухи, и он, несмотря на свой большой ум, не только боялся, чтобы его самого и близких ему лиц не извели отравой, но сильно опасался и волшебства. Сохранилась любопытная запись, по которой присягавший должен был между прочим клясться: «Мне над государем своим, царем, и над царицею и над их детьми в еде, питье и платье и ни в чем другом лиха никакого не учинить, зелья лихого и коренья не давать и не велеть никому давать; людей своих с ведовством, со всяким лихим зельем и кореньем не посылать, ведунов и ведуний не добывать на государское лихо; также государя царя, царицу и детей их на следу никаким ведовским мечтанием не испортить, ведовством по ветру лиха не посылать и следу не вынимать».

Не о себе только заботился Борис – в сыне своем Феодоре он души не чаял, и самой задушевной мечтой его было закрепить за своим наследником престол; присягали все не только царю, но и царевичу. В грамотах и указах говорилось: «Великий государь царь и сын его, великий государь царевич, пожаловали и пр.». Ни один государь русский раньше не заботился так о воспитании и обучении детей своих, как царь Борис.

Русские нравы и обычаи по рассказам иностранцев

С конца XVI в. быстро растет число иностранцев в Москве. Чаще и чаще наезжают западные посольства и купцы, все больше и больше иноземных лекарей, разных мастеров и особенно военных людей поступает на царскую службу. Необыкновенная щедрость Годунова и его любовь к иностранцам, конечно, должны были их особенно сильно привлекать в Москву. По просьбе немцев он позволил им в подмосковной Немецкой слободе выстроить Лютеранскую церковь, чего прежде не допускалось.