Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одет он был в какой-то фантастический костюм – черные, с серебряными лампасами брюки, обшитый куньим мехом ментик, низкую папаху-«кубанку» и белую бурку.
Перескакивая с одного предмета на другой и неожиданно прерывая рассказ громким смехом, он говорил о тех тяжелых боях, которые довелось ему вести при отходе на Крым, о тех трудностях, которые пришлось преодолеть, чтобы собрать и сколотить сбившиеся в Крыму отдельные воинские команды и запасные части разных полков, о том, как крутыми, беспощадными мерами удалось ему пресечь в самом корне подготовлявшееся севастопольскими рабочими восстание.
Через день прибыл из Ялты генерал Покровский. По его словам, Главнокомандующий решил убрать генерала Шиллинга, и он, Покровский, явится его заместителем. Действительно в течение дня Покровский несколько раз по прямому проводу говорил со ставкой и вечером выехал на фронт. Однако через день, не заезжая в Севастополь, он вернулся в Ялту. По слухам, генерал Слащев донес Главнокомандующему, что в случае назначения Покровского он просит его от командования корпусом уволить. Намечавшееся назначение генерала Покровского не состоялось.
Неожиданно я получил телеграмму генерала Хольмана, принятую радиостанцией дредноута «Мальборо»:
Сообщите Врангелю, что миноносец немедленно отвезет его в Новороссийск. Нижеследующее от Хольмана: Хольман гарантирует его безопасность и попытается устроить ему свидание с Деникиным, но ему нечего приезжать, если он не намерен подчиниться окончательному решению Деникина относительно его будущего направления. Врангель должен понять, что вопрос идет о будущем России. Он должен быть готов открыто заявить о поддержке им новой демократической политики Деникина и дать строгий отпор реакционерам, ныне прикрывающимся его именем. Хольман доверяется его лояльности во время его пребывания в Новороссийске. Если Врангель пожелает, отправьте его с миноносцем, прибывающим завтра, в среду. Сообщите мне как можно скорее о времени прибытия.
Телеграмма эта немало меня изумила. Я не мог допустить мысли, что она была послана без ведома генерала Деникина. Я решил от всяких объяснений уклониться и просил генерала Шатилова проехать к генералу Хольману и передать, что я чрезвычайно ему благодарен за предложенное посредничество, но что, не чувствуя за собой никакой вины, не нахожу нужным давать кому бы то ни было объяснения. Что же касается его обещания гарантировать мне неприкосновенность, то в таковых гарантиях не нуждаюсь, так как преступником ни перед кем себя не чувствую и не вижу, откуда мне может грозить опасность. Генерал Шатилов выехал в Новороссийск на миноносце. Через день он вернулся и сообщил мне о переданном ему командующим английским флотом адмиралом Сеймуром от имени генерала Хольмана требовании Главнокомандующего, чтобы я немедленно выехал из пределов Вооруженных Сил Юга России.
Требование это было обусловлено тем, что будто бы вокруг меня собираются все недовольные генералом Деникиным. Адмирал Сеймур предупредил генерала Шатилова, что высадиться в Новороссийске ему запрещено.
Трудно передать то негодование, которое вызвало во мне сообщение генерала Шатилова. Не говоря о том, что требование генерала Деникина было, по существу, незаслуженным и обидным, мне было бесконечно больно оставить близкую сердцу моему армию и покинуть в такое тяжелое время Родину. Я не хотел быть среди тех, кто ныне, как крысы с тонущего корабля, бежали из Новороссийска, Севастополя, Ялты, Феодоссии. В то же время я не желал дать возможности бросить мне хотя бы тень упрека в создании затруднений Главнокомандующему в эти грозные дни. С болью в сердце я решил уехать. Я не хотел воспользоваться для отъезда иностранным судном, правильных же рейсовых русских судов в Константинополь не было. Я написал командующему флотом адмиралу Саблину, заменившему адмирала Ненюкова, прося предоставить в мое распоряжение какое-либо судно.
Адмирал Саблин любезно предоставил мне возможность воспользоваться отходящим через несколько дней в Константинополь пароходом «Александр Михайлович», на котором я продолжал все время жить. Душа кипела от боли за гибнувшее дело, от негодования за незаслуженную обиду, от возмущения той сетью несправедливых подозрений, происков и лжи, которой столько месяцев опутывали меня. Я написал генералу Деникину.
Написанное под влиянием гнева письмо, точно излагая историю создавшихся взаимоотношений, грешило резкостью, содержало местами личные выпады:
Английский адмирал Сеймур передал мне от имени начальника Английской миссии при Вооруженных силах Юга России генерала Хольмана, что Вы сделали ему, генералу Хольману, заявление о Вашем требовании оставления мною пределов России, причем Вы обусловили это заявление тем, что вокруг имени моего якобы объединяются все те, кто недоволен Вами.
Адмирал Сеймур предложил мне воспользоваться для отъезда за границу английским судном…
Моя армия освободила Северный Кавказ, – писал я далее.
На совещании в Минеральных водах 6 января 1919 года я предложил Вам перебросить ее на Царицынское направление, дабы подать помощь адмиралу Колчаку, победоносно подходившему к Волге…
Рапортом от 4 апреля за номером 82 вновь указывал на необходимость выбрать главным операционным направлением Царицынское, предупреждая, что в противном случае «противник сам перейдет в наступление от Царицына, причем создастся угроза нашей базе». Мои предсказания пророчески сбылись, и в середине апреля противник форсировал Маныч и, выйдя в тыл Добровольческой армии, подошел на 12 верст к Батайску.
…Предоставленный самому себе, адмирал Колчак был раздавлен и начал отход на Восток. Тщетно Кавказская армия пыталась подать помощь его войскам. Истомленная походом по безводной степи, обескровленная и слабо пополненная, она к тому же ослаблялась выделением все новых и новых частей для переброски на фронт Добровольческой армии…
…Письмом от 29 июля я обратился к Вам, указывая на тяжелое положение моей армии и на неизбежность благодаря нашей ошибочной стратегии поворота боевого счастья. Я получил ответ, где Вы указывали, что «если бы я следовал советам своих помощников, то Вооруженные Силы Юга не достигли бы настоящего положения». Мои предсказания, увы, сбылись и на сей раз. Кавказская армия под ударами Х, II, ХI и IV армий красных была отброшена к югу и, хотя с беспримерной доблестью и разбила, упираясь на укрепленную Царицынскую позицию, все четыре неприятельских армии, но сама потеряла окончательно возможность начать новую наступательную операцию. Отбросив к югу мою армию, противник стал спешно сосредотачивать свои силы для прикрытия Москвы и, перейдя в наступление против армии генерала Май-Маевского, растянувшейся на огромном фронте, лишенной резервов и плохо организованной, легко заставил ее начать отход.
17 октября генерал Романовский телеграммой запросил меня, какие силы мог бы я выделить из состава Кавказской армии на помощь Добровольческой.
