Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна - Антонина Коптяева

«Столько страданий было в моей жизни, а я до сих пор не поумнела! — корила она себя. — И он все знает о моей трудной жизни, сочувствовал, а сам добивает меня! Многие живут легко: сходятся, расходятся, и никаких терзаний! Почему же у меня все ложится на душу новым камнем? Счастлив тот, кто постоянен в любви, и как хотела бы я быть постоянной!»

«Что случилось с ним? — гадала Валентина, перебирая одно и то же на все лады. — Отчего он не придет и не скажет мне прямо?.. Боится, хитрит? Как это на него непохоже! А у меня от неопределенности такая лихорадка: не могу справиться с собой: и ненавижу, и оправдываю, и люблю!»

Она несколько раз звонила Андрею по телефону после своего последнего посещения. Один раз дозвонилась, но он до того сухо разговаривал, что она не выдержала и положила трубку: наверное, был не один. Она ждала звонка, нарочно задерживалась после работы в больнице, а он точно совсем забыл о ней.

Валентина сидела в светлой комнате, сметывала клинья парашюта, прижимая материю коленом к краю стола. Рядом на столе ловкие женские руки собирали цветок из лепестков коричневой бумаги.

«Роза, — рассеянно подумала Саенко. — Отчего же такая? Нет, не роза», — решила она через минуту, снова взглянув на работу соседки.

Ей показалось, что женщина просто забылась, прибавляя все новые и новые лепестки на проволочный стебелек, она уже хотела вмешаться, но вспомнила, что будет лес, медведь, зайцы и, значит, розы не понадобятся. Нужно вот это: еловые шишки, парашюты, пилотки и еще до режущей боли в груди нужно увидеть Андрея.

«Может быть, он заболел?» — думала Валентина и тонкими пальцами без наперстка, то и дело накалываясь, с ожесточением гоняла иглу сквозь яркую ткань.

Парашют голубого цвета с желтой каймой… Один большой и много мелких, разных цветов, которые спустятся все разом. Саенко пошарила под пестрыми лоскутьями, разыскивая ножницы…

Ох, если бы она могла среди веселого ералаша на столе найти маленькую записочку! Но некому ее подсунуть, а главное — некому написать: ведь если бы Андрей заболел, то в больнице было бы известно, значит, он просто избегает встречи. Вчера в его домашнем кабинете долго-долго горел свет, и Валентине хотелось позвонить ему, но она побоялась, что ответит Анна.

— Какие они счастливые! — произнес радостный голос по ту сторону стола, где женщины что-то клеили, звякая ножницами и шурша бумагой. — Вся страна сейчас знает и любит их!

Саенко тоже интересовалась судьбой якутских летчиц, которые доставили продукты и медикаменты группе моряков Северного пути, но, возвращаясь, сами потерпели аварию. Их вместе с самолетом отыскали в тайге охотники из племени юкагиров. Это было такое волнующее событие!

Валентина участвовала в подготовке большого детского утренника, где будет целое авиапредставление, она помогала готовить костюмы, но эта веселая суматоха, всегда увлекавшая ее раньше, шла сейчас сама собой, помимо ее сознания.

«Неужели все действительно кончено между нами?» — Саенко подавленно вздохнула и вдруг увидела Маринку, которая стояла у стола и с любопытством всматривалась в то, что мастерили женщины.

Положив свое шитье, Валентина ловко пробралась между стульями, заваленными накрахмаленной марлей, раскрашенными картонами, пестрыми детскими костюмами, цветной бумагой, и остановилась перед девочкой.

— Здравствуй! — сказала она, волнуясь, и обеими теплыми ладонями приподняла личико Маринки.

Снизу поглядели веселые, ясные глаза, но тотчас же лицо Марины густо покраснело, и она потупилась, перебирая свои маленькие пальцы.

— Здравствуй, — повторила Валентина и, наклонясь, нежно поцеловала ее. — Разве ты уже забыла меня? — спросила она тихонько, опускаясь на корточки и лаская ее взглядом. — Нет? Не забыла? Почему же ты дичишься меня? Ты пришла посмотреть, как мы работаем?

— Не-ет, — еле слышно протянула Маринка и еще пуще покраснела. — Я просто так.

Смущение ребенка передалось женщине, она почувствовала себя неловко, нехорошо.

Новые, из светлых дранок, корзины стояли тесно одна к другой на шкафах вдоль стены. В корзинах свежее печенье для утренника. На сдвинутых табуретках, на чьих-то подушках, покрытых чистыми полотенцами, лежали горячие, зарумяненные, пышные бисквиты, и толстая красивая повариха детского сада хлопотала над ними, отставляя белые с ямочками локти. И вдруг эти круглые бисквиты начали дрожать и двоиться в глазах у Валентины, и все задрожало, поплыло: полотенца, голые локти поварихи, светлые дранки корзин… Женщина еще раз взглянула на опущенную головку Маринки и отошла, с трудом переводя дыхание.

«Это Анна настроила ее против меня! И он… Неужели ему хотелось только встряхнуться со мною? Не слишком ли дорого приходится платить за такую прихоть? — Валентина взяла свою работу и так близко поднесла ее к лицу, точно хотела закрыться ею. — Он пожалеет об этом», — сказала она себе, машинальным движением разыскивая и вынимая иголку.

Сразу после утренника в детском саду Валентина встретилась с Ветлугиным возле конторы. В последнее время они даже не здоровались, но он явился к ней по первому зову. Она не думала о том, что опять обнадеживала его своей радостно сияющей улыбкой, ей нужно было только, чтобы все видели, как ей весело с ним, нужно было, чтобы об этом узнал Андрей. Анна, наверно, передаст ему… Пусть и ему станет больно.

— Куда мы пойдем? — спросил Ветлугин, боясь верить ее оживленному взгляду.

— Куда хотите, только не домой. Пойдемте к реке, в лес, на гору. Мне хочется побродить. Смотрите, какой день: совсем как парашют, который мы сегодня спустили: голубой-голубой, а эти горы — желтая кайма… Правда, сейчас теплее, чем утром? Утром я проспала немножко, в сад бежала бегом, и мне не было жарко…

Валентина расстегнула пуговицы осеннего пальто и ласково заглянула снизу в лицо Ветлугина. Он ответил ей очень серьезным взглядом. На мгновенье она смутилась, но тут же на лице ее появилась заносчиво-пренебрежительная гримаска. Ему все равно не будет больнее, чем сделали ей. Пусть ее слезы отольются хотя бы на нем. Мужчины боятся попадать в смешное положение, но сами никогда не избегают случая поставить женщину в трагическое.

«Подумаешь, какие щекотливые создания! Чуть что, и они начинают бесноваться и корчиться от каждого слова. Им можно ревновать, нам — нельзя! Нам и любить воспрещается. Ненавижу!» — судорожно вздохнула Саенко, а глаза ее и улыбка заблестели еще ярче.

Так Валентина и Ветлугин прошли по прииску, миновали сумрачные вышки — копры шахт — и пошли прямо по траве, высушенной утренними заморозками. Теперь, когда их никто не мог видеть, лицо ветреницы тоже стало серьезным. Она совсем перестала смотреть на своего спутника. С ним просто удобно было идти, опираясь на его сильную руку, глядя на носки своих закрытых туфель, приминавших сухо шелестевшую траву. Идти и думать о личном, совсем от него утаенном.

— Я давно хотел передать вам, — неожиданно сказал Ветлугин, краснея и смущаясь, как девочка. — Это… ваша косынка.

— Моя косынка? — переспросила Валентина, удивленно. — Ах, да, я потеряла ее, когда мы ездили на Звездный. — Она схватила косынку и, рассматривая ее, сказала: — Сколько же времени она пролежала там, в лесу?.. — Глаза Валентины затуманились: до чего же хорошо было тогда!

Она опустила голову и долго шла молча.

— Как странно, как страшно все меняется! — сказала она вслух, сама того не замечая.

— Посмотрите, Валентина Ивановна! — неожиданно перебил ее мысли Ветлугин.

Валентина огляделась, но ничего не увидела. Они стояли на берегу речонки, блестевшей внизу, в глубоко пробитом ею каменном ложе. По берегу, как и везде, покачивалась высохшая трава, рыжел мох и краснели прутья кустарника. Валентина села, спустила ноги с обрыва, посмотрела на омут, зазывно темневший под крутой излучиной берега, потрогала косынку в кармане. Где она потеряла ее: на дороге или там, где они с Андреем пили воду? Неважно. Главное — в самой возможности этой поездки, в счастливой жизнерадостности, которая переполняла тогда ее.

— Вы знаете, — тихо заговорила Валентина, — однажды я видела в таком вот омуте большую рыбу. Было странно, когда она проплывала внизу, — вода казалась прозрачной и легкой. Дайте мне что-нибудь, я брошу туда.

— У меня нет ничего. — Ветлугин ощупал карманы и невесело пошутил: — Я мог бы спрыгнуть сам, чтобы доставить вам развлечение.

— Нет, не надо. — Валентина ничуть не сомневалась в серьезности его слов: он на самом деле мог спрыгнуть! — И отодвинулась от края. — Что вы мне показывали?

Ветлугин протянул руку над береговой поляной.

— Да в чем дело? — переспросила она с недоумением.

— Посмотрите, что делается с травой.