Страницы моей жизни - Моисей Кроль

«Повторяю, – подчеркнул следователь, – вы можете отказаться от ответа на вопрос о вашем авторстве, и тогда дело вернется в Петербург, и пройдет еще немало времени, пока вас привлекут к ответственности в качестве обвиняемого».

Я поблагодарил следователя за совет, но заявил, что не считаю достойным уклоняться от ответственности за написанную мною книжку, и просил его внести в протокол, что я признаю себя автором ее.

Делая такое заявление, я сам подписал себе обвинительный приговор, так как в силу установившейся тогда весьма прочно судебной практики лица, признанные судом виновными в преступлениях, предусмотренных статьями 129 и 130 Уголовного уложения, неминуемо приговаривались к заключению в крепости не менее, чем на год. Но иначе поступить я не считал возможным.

Признаюсь, я покинул судебного следователя в весьма невеселом настроении. Перспектива сесть в крепость на целый год, оборвать мою работу адвокатскую и общественную в полном разгаре, оставить семью на произвол судьбы вселяла мне немалую тревогу; помимо того, мне казалось величайшей нелепостью привлечение меня к уголовной ответственности за книжку, написанную и напечатанную семь лет тому назад, и в момент, когда собралась Первая Государственная дума – «Дума Великих Надежд».

Но капризная богиня Фортуна и на этот раз оказалась ко мне милостивой. Через несколько месяцев после моего визита к судебному следователю официальная правительственная Россия праздновала с большой помпой трехсотлетие существования Дома Романовых. По этому случаю была объявлена широкая амнистия по уголовным делам, а также по некоторым категориям политических дел. И мое «преступление» было покрыто этой амнистией. Так меня миновала ожидавшая меня чаша.

Глава 39. Война 1914 года и иркутская общественность. Мой арест по нелепому обвинению меня в принадлежности к иркутской группе анархистов-коммунистов. Меня освобождают по требованию генерал-губернатора Князева. Успешная деятельность Иркутского трудового отдела Союза городов. Возникновение еженедельного журнала «Народная Сибирь». Состав его редакции и его сотрудники. Его успех и его закрытие по настоянию жандармов.

Убийство Столыпина агентом охраны Богровым в театре, в присутствии царя Николая II нанесло тяжелый удар политическому курсу, который установил в России убитый. Оппозиция в Государственной думе заговорила более смелым языком, страна стала выходить из состояния озлобленного молчания. В Иркутске эта перемена чувствовалась слабее, так как князевское управление краем шло все время в разрез со столыпинским режимом, с его военно-полевой юстицией, с его ультрареакционной аграрной политикой, с его полупрезрительным отношением к народному представительству в лице Государственной думы. Но во всей стране намечался какой-то сдвиг. Как, в каком направлении пошла бы жизнь в России, если бы в 1914 году не вспыхнула война, конечно, нельзя знать, но неожиданно разгоревшаяся война толкнула это огромное государство на путь тяжелых испытаний, которых никто не предвидел и которые ее довели, не могли не довести до второй революции, так как царская власть в своем роковом ослеплении систематически отнимала у русского народа все завоевания, сделанные им в 1905 году.

Как можно было ожидать, правящие круги оказались совершенно неподготовленными к войне. Не хватало военного снаряжения; интендантские учреждения проявили полную неспособность справиться со своей задачей; медико-санитарная часть оказалась в плачевном состоянии. Тогда выступила на сцену русская общественность: образовался столь прославивший себя своей самоотверженной деятельностью Союз земств и городов. И тысячи, тысячи лучших русских людей отдавали все свои силы, чтобы нести свою помощь нашей многомиллионной армии, которая храбро дралась с неизмеримо более сильным и превосходно вооруженным противником, терпя страшные потери.

В Восточной Сибири мы в первые месяцы войны ее почти не чувствовали. Но по мере того как мобилизации выкачивали из деревень и городов цвет мужского населения и увеличивалось число больных и раненых воинов, и мы были вовлечены в общероссийскую военную страду со всеми ее трагическими перипетиями, в Иркутске возник Отдел Союза городов. Председателем его был избран уважаемый местный общественный деятель доктор П.И. Федоров. Меня избрали товарищем председателя. Образовался Иркутский военно-промышленный комитет, душою которого был его секретарь И.И. Серебренников. Кроме того, по моей инициативе в Иркутске возникло Общество оказания помощи больным и раненым воинам. Участвуя в этих организациях, иркутские общественные деятели по мере своих сил старались помочь страшной беде, в которую попала Россия. Принимали в этих организациях участие и многие политические ссыльные – тогда пораженческие течения среди них выявлялись еще очень слабо.

Мы работали усердно и настойчиво, но, будучи очень далеки от театра военных действий, мы в первые месяцы войны не ощущали как следует ее смертоносного дыхания. Но в октябре и в ноябре 1914 года фронт, если можно так выразиться, приблизился к нам, и мы тогда остро почувствовали ее ужасы.

К нам стали докатываться волны беженцев – крестьян, спасавшихся от нашествия немцев на пограничные области, и евреев, выселенных из прифронтовой полосы. Изголодавшиеся, исхолодавшиеся, – многие бежали с такой поспешностью, что бросали все свое имущество на произвол судьбы, – они производили потрясающее впечатление. У некоторых из них в глазах застыло беспредельное отчаяние и немой ужас, точно перед их умственным взором все еще стояли страшные картины смерти и разрушения, свидетелями коих они были. Беженцев было так много, что трудно было найти для них помещения, а между тем в Иркутске уже стояли трескучие морозы и этих несчастных необходимо было так или иначе устроить и приютить. И я припоминаю, как прекрасный зрительный зал иркутского Общественного собрания был превращен в ночлежку; в ложах были устроены нары, и сотни людей – старики, женщины, дети – спали там вповалку. Всю эту массу надо было кормить. На первых порах продовольственная часть была еще очень плохо организована, и пища для беженцев готовилась самым примитивным образом. На улице, перед зданием Общественного собрания были разложены костры, откуда-то добыли громадные чугунные чаши, и в этих чашах на открытом воздухе в трескучий мороз иркутские дамы из Общества, закутанные в шубы и платки до неузнаваемости, готовили с утра до вечера сытную и горячую пищу для несчастных жертв войны.

Отмечен ли этот необыкновенный акт жертвенности иркутских женщин в анналах Сибири?