Кольцо приключений. Книга 3. Кольцо России - Олег Северюхин

– Как вам это удалось? Что вы делали? Это невозможно. Наука еще не изобрела препараты для лечения таких заболеваний. Вы шарлатан. Вас в тюрьму надо. Где вы учились…

Я остановил его и пригласил присесть к столу. Налил ему в стакан чаю, поставил его в блюдце, спросил, – вам сколько кусков, – и с ложечкой придвинул ему.

Успокоившийся медик сказал, что он заставил сделать повторные анализы крови Василия, но то, что он видит здесь, выше всякого понимания.

– Извините, уважаемый, – сказал я, – у меня нет никакого научного обоснования этого феномена. Просто Бог вложил в меня непонятные мне самому способности, и я использую это на благо людей. Если вам дороги интересы царской семьи, здоровье наследника, то используйте эти способности. Помогите мне путем информирования меня о результатах анализов и наличия изменений, чтобы я обращался к Богу с более конкретными просьбами.

Медик как-то странно посмотрел на меня и сказал:

– Мне никогда не приходилось лечить пациентов Словом Божьим, но если это помогает, то я готов принять на веру и такую методику лечения. Я буду рад работать вместе с вами, исцеляя цесаревича Алексея.

Один союзник в России у меня появился. Есть союзники и в Сибири, но это про запас, мало ли как судьба повернется.

Глава 16

Аудиенция у царя состоялась на удивление скоро.

– Мы решили принять ваше предложение, отец Петр, – сказал император, – и вверяем цесаревича в ваши руки. Будем молиться за спасение его тела, а душа его принадлежит России.

– Ваше Величество, я буду просить Господа помочь цесаревичу Алексею и по мере возможностей своих буду помогать России избежать великих потрясений, – сказал я. – Не буду надоедать вам своими просьбами и предложениями, позвольте мне обращаться к председателю совета Министров Петру Аркадьевичу Столыпину, человеку едино важному для царственных особ и для России нашей. Чтобы вы не сочли меня мошенником и шарлатаном, примите от меня икону царственных мучеников из иконописной мастерской Екатерины Ильинской.

И я подал им репродукцию иконы в золото-кружевном оформлении.

Александра Федоровна посмотрела на икону, вся побелела и упала в обморок. Мы привели ее в сознание, но она не могла говорить и только всхлипывала. Царь посмотрел на икону, положил ее в верхний ящик стола и закрыл на ключ.

– Отец Петр, я прошу вас никому не говорить об этом, – сказал он. – Ваши советы мы будем принимать. Петра Аркадьевича я на днях своим именным Указом назначу председателем правительства и рекомендую ему вас как человека умного, имеющего мысли интересные, к которым нужно прислушиваться.

– Благодарю вас, Ваше Величество, я сегодня же займусь цесаревичем, – сказал я, поклонился и вышел.

Поймут ли меня Романовы или снова богопомазанность будет превалировать в принятии, как сейчас говорят, судьбоносных решений для России. Поживем – увидим.

Цесаревичу всего один год. Ребенок в пеленках и в атласном одеяле с кружевами. Однозначно уверен, что ничего плохого от перелета во времени ему не будет. Сеанс был назначен на полдень. Я сидел с ребенком на руках на одной из аллей, охрана и няньки находились на расстоянии метров пятидесяти. Меры предосторожности естественные, все-таки я человек пришлый, да и я тоже не доверил бы никому своего ребенка без присмотра. Мое и все тут.

Перемещение нужно производить на небольшой временной отрезок. Мало ли что. Я чуть повернул кольцо и остался сидеть на той же скамейке, только листва на деревьях была зеленой, и краска на скамейках была свежей, то есть не то что только нанесенная, а цветом более ярче. Охраны и нянек нигде не видно. И вообще вблизи никого нет. Я снова вернул кольцо в исходное положение и оказался на той же скамейке, только листва на деревьях была ярко-желтой, и очень много листьев уже лежало на земле. Вокруг бегала охрана и няньки. Увидев меня с ребенком, они остановились, затем подбежали ко мне, выхватили сверток с цесаревичем и с криками убежали. Охрана осталась стоять около меня.

Я снова был арестован, но сейчас охранным отделением, занимавшимся непосредственной охраной царской семьи. Машина работала четко. Офицер в чине полковника жандармерии допрашивал меня и заносил данные в протокол. Ничего нового я им не сказал, но у меня были отобраны часы, и я не знал, сколько я отсутствовал, из-за чего и поднялась вся паника. Наконец очередь дошла и до главного вопроса.

Вопрос: объясните, где вы находились с цесаревичем в течение 3 часов?

Ответ: Я не знаю. Я вместе с цесаревичем молился на скамейке и когда закончил молитву, то был арестован вашими сотрудниками.

Вопрос: Вы хотите сказать, что молитва сделала вас невидимым от всех находившихся рядом людей?

Ответ: Я не знаю. Я только молился и никуда не исчезал.

Вопрос: Вот здесь записаны показания сотрудников охраны и нянек, что вы вдруг исчезли со скамейки вместе с ребенком и отсутствовали в течение трех часов. Где вы были?

Ответ: Я ничего не скажу нового, я просто молился.

Вопрос: Вы хотите сказать, что это Бог сделал вас невидимым?

Ответ: А что Бог не в состоянии это сделать?

Вопрос: Не пытайтесь уйти от ответа. Вы прекрасно знаете, что Бог здесь ни при чем. Объясните, как вы сделали, что вас никто не видел?

Ответ: Вы хотите сказать, что Бога нет, и что Бог не мог меня оградить от всех во время молитвы?

Вопрос: Оставим в стороне вопросы теологии. Что вы сделали с цесаревичем?

Ответ: С цесаревичем что-то случилось?

Вопрос: Не уходите от ответа. Мы хотим знать, где вы были и что вы делали с цесаревичем?

Ответ: Повторяю, я нигде не был и ничего не делал с цесаревичем. Я просто молился.

На этом допрос был закончен и я был помещен в камеру

На следующий день в камеру пришла императрица в черном платье с кружевами и с заплаканным лицом. Мое сердце сжалось. Неужели ребенок погиб? Я этого себе никогда не прощу. Не всякое благо идет человеку на благо.

– Я прошу вас ответить только на один вопрос, – сказала она, – где вы были три часа вместе с цесаревичем.

– Мадам, я отвечу вам так же, как и следователю, – ответил я. – Неужели и вы думаете, что молитва Богу способна нанести вред ребенку и мне. Вероятно, Господь наш, прикрыл нас своей исцеляющей дланью. Как здоровье у цесаревича?

– Ему лучше, он стал более спокоен, хорошо спит и кушает, – сказала императрица.

– Так в чем же вы хотите меня обвинить? – спросил я. – У него стали хуже анализы крови?

– Анализы крови стали лучше, – сказала Александра Федоровна, – но как мы можем быть уверены в том, что вы не исчезнете навсегда с наследником Российского престола?

– Куда же я могу исчезнуть, и для чего мне может быть нужен наследник Российского престола я? – спросил я.

– Это может быть сделано для нанесения ущерба всему нашему государству. Вы не служитель Господа нашего и вы больше не будете допущены к цесаревичу, – сказала царица.

Она встала и гордой поступью вышла из камеры.

Можно сказать, что моя песенка спета. Если я исчезну прямо из камеры, то это будет подтверждением для всех самых черных подозрений о моей связи с преисподней, как минимум.

Будем сидеть и дальше, благо еда для меня приносится в хороших тарелках и качество еды довольно хорошее, как будто готовят специально для меня.

Через несколько дней пришел лейб-медик и сказал, что анализы крови цесаревича стали намного лучше.

– Такое ощущение, – сказал он, – что цесаревичу заменили всю кровь. В ней стало больше элементов, обеспечивающих ее свертываемость. Я не знаю, как это получилось. Научно это вряд ли можно объяснить. Еще пару таких процедур и цесаревича можно считать вылеченным. Но в Царском Селе поселили Григория Распутина, который, похоже, действительно не является слугой Господа Бога, но он чем-то обаял царицу, и она не боится доверять ему наследника. Распутин лечит цесаревича наложением рук, и ребенок засыпает. Как же ему не засыпать, если он накормлен, в тепле и произошло уменьшение болей от вашей процедуры.

Царь назначил премьером Столыпина, и Распутин поехал к нему на смотрины. Столыпин только не взашей вытолкал Гришку. Говорят, что Распутин, когда выходил из резиденции премьера, погрозил пальцем и сказал: погоди ужо! Фамилии у вас одинаковые, но люди вы совершенно разные. А у нас сейчас…, – он махнул рукой и вышел.

Глава 17

В тюрьме я провел десять дней. Честно говоря, я не вникал в особенности уголовно-процессуального кодекса Российской империи и не знаю, был ли нарушен закон в отношении меня, но в период самодержавия в законодательстве были такие перекосы, которые и привели сначала к одной революции, потом к другой революции, а затем и к Октябрьскому перевороту.

В тюрьме, в «приемном отделении» мне вернули все мои вещи, с которыми я приехал.