Муза или служба прокачки героев - Мария Казакова

А герой все говорил, говорил и говорил. Кажется, уговаривал, просил, а потом и запрещал, однако, Рэй смогла разобрать его речь, только когда, наконец, опустилась в воду. От дрожи заледеневших мышц хрупкие плечи ударялись о края ванны, расплескивая воду, и в первую секунду Рэй показалось, что она напоролась на тысячу игл, впивающихся в ее тело, а затем пришла в себя.

— Ты голая, — озвучил герой очевидную истину каким-то обвиняющим тоном, недовольно скрещивая руки на мокрой футболке. Его верхняя одежда валялась в дверях, а сам он возвышался над ней, точно каменное изваяние. Она уставилась на быстро бьющуюся жилку на его шее и сглотнула, смягчая пересохшее горло.

На ней больше не было одежды. Совсем.

— Да, — согласилась она бесцветным шепотом, похожим на последний выдох умирающего.

— Ты точно ненормальная, — спустя целую минуту подытожил он, качая опущенной головой, и присел в кресло возле стены, тем самым отступив от нее на целых три шага.

— Я муза, — она пожала обнаженными плечами и вздрогнула от волнения горячей воды, бьющей ее по груди. Восхитительные мурашки теплыми волнами пробегали по ее телу, заполняя внутреннюю пустоту, и она блаженно закатила глаза от наслаждения. А ведь это всего лишь горячая вода. Такая малость, но Рэйчел Белл хотелось плакать от контраста ощущений.

«Неужели это и значит быть героиней? Быть такой… живой? Наполненной?»

— Я в этом уже не уверен.

От его хриплых слов, она снова впала в отчаяния. Рэйчел откинулась спиной назад, отказываясь больше разговаривать, вытянула ноги и запрокинула голову на бортик ванной.

Минуты текли медленно, как горячие капли, скользящие по ее порозовевшей коже. Волосы девушки стали чуть завиваться от пара и превратились в настоящую львиную гриву. Губы цвета спелых ягод приоткрылись, и девушка слизнула соль своих слез, которые, смешавшись с потом, незаметно проскользнули по ее щекам.

Он видел их, не мог не видеть. Ведь он смотрел на нее все это время, не отрываясь, не пряча взгляда. Она ведь разрешила, она же "муза"! Его лицо было напряжено, об его скулы можно было точить ножи, но его глаза оставались спокойными. Сет скользил взглядом по всему ее телу и неизменно возвращался к лицу Рэйчел Белл. Там он задерживался дольше всего и с каждой минутой все больше и больше находил в нем что-то такое, что приковывало его к себе.

Рэй казалось, что вода остыла за пару минут, но блондин, точно знавший время, просидел возле нее целый час. Позже она представит себе, как он героически вытаскивает ее из воды, спасая от утопления. Возможно, он думал, что она захлебнется или утопиться с горя. Эти мысли заставляли ее кривить губы в искреннем смехе и в болезненной судороге.

«А может и правда, ее смерть в истории это единственный выход из нее?»

* * *

Это был единственный день, когда Сет уступил ей свою кровать. С нечитаемым выражением на лице он вытащил ее из ванны, все также бесцеремонно дергая за руку, как большую куклу, которую она ему напоминала своим отрешенным взглядом.

Он даже отдал ей свое полотенце. Большое, махровое, голубого цвета. Завернув Рэй в него, он донес девушку до темной спальни, а спустя пару часов принес ей пару теплых носков, кинул на постель шерстяной свитер на два размера больше и притащил из кладовки и повесил на крюк в коридоре шубу, доставшееся ему в наследство от покойной матери.

Она слышала, как Сет гремит посудой на кухне, как шумно дышат псы за стеной, опуская свои любопытные носы в щель под дверью, удивляясь странной игре Рэйчел Белл в прятки. И в тот момент Рэй даже простила Сета за его изначальное бегство. Здесь, в темноте и тишине комнаты, будучи скрытой от всего книжного мира, она оставалась целостной, как бы не дребезжала от криков ее наполненная тоской душа.

«Он чувствовал тоже самое, когда я появилась в его жизни? А может, он чувствовал это всегда?»

Время. У нее было время до утра, а затем, этот день начнется заново, и ей придется найти в себе силы, что жить дальше и занять свое место под солнцем. Свое место. Ее бил озноб, она чувствовала, как голова медленно нагревается и тяжелеет, как пылают ее уши, а кости ноют. В груди снова заныло, и она сжалась, подтягивая колени к груди, и закрыла глаза.

Глава 9. Новая работа

Ночь муза провела в лихорадке. Жар разгорался в слабом теле и туманил разум. Муза, никогда прежде не видевшая сны, провалилась в настоящий кошмар, главной героиней которого, разумеется, была не она. Ею оказалась та самая девушка из леса, несущаяся навстречу своей погибели, но на этот раз, Рэй увидела совсем другой финал.

Девушку заметало. Сжимаясь от порыва ветра, что с остервенением рвал алый платок, повязанный на голове, она приникала лбом к коленям, продолжая призывать бога и содрогаться от плача. Вновь вытягиваясь вверх, вскинув руки к звездному небу, девушка вдруг уткнулась носом в густую темную шерсть. Запах гнили и крови наполнил ее ноздри, и бедняжка в шоке повалилась назад, будучи не в силах даже закричать. Перед ней возвышался владыка леса и ее судья.

— О, всевышний! — когда-то нежный голос истерично сорвался, а посиневшие ледяные ладони в страхе спрятали лицо в ладонях. — Молю, пощади! Пощади!

А Зверь безмолвствовал, раздутые ноздри жадно втягивали запах человеческого страха, на морде сверкал оскал, шерсть стояла дыбом на загривке, а глаза горели звериной яростью.

— Лжец, — вторил он гортанным рыком, сотрясая головой и оборачивается точно на музу, позабыв о заблудшей девушке — Давняя моя добыча не идет в лапы, — досадно фыркает волк, и бредет прочь от сжавшейся героини в сторону Рэйчел. И если в первую их встречу муза и не думала страшиться зверя, то теперь, обхватив себя руками, она дрожала от холода, морщилась от порыва свирепого ветра и трепетала перед мистическим волком.

Он видел ее с самого начала, как только она оказалась внутри черновика, уже тогда муза угодила в ловушку сюжета. У нее не было и шанса на спасение. Проклятая книга! Ей ни за что не вырваться из нее!

Ее колени ослабли, она упала вперед, прямо в снег, и, уподобившись едва дышащей от волнения девушки слева, с мольбой обратилась к зверю.

— Забери меня, — она не могла сдаться, только не сейчас. На кону была не только ее работа,