Искусство слышать стук сердца - Ян-Филипп Зендкер

Полицейский постарше встал напротив. Его коллега так и не поднял головы.

— С вашим мужем произошел несчастный случай, — сказал старший.

— Знаю, — бесцветным голосом отозвалась Мья Мья.

— Он мертв.

Мья Мья ничего не сказала. У нее не подкосились ноги. Она не зарыдала и не бросилась причитать. Просто молчала. (Вечером старший коп рассказывал жене: «Она превратилась в камень».)

Краем уха Мья Мья слушала полицейских, которые объясняли, как все произошло. Англичане играли в гольф. Один из них ударил клюшкой по мячу, но порыв ветра изменил траекторию полета, и шар угодил в стоявшего неподалеку Кхина Маунга. Удар пришелся прямо в висок, и ее муж умер на месте. Англичанин возьмет все похоронные расходы на себя. Нет, это не признание вины, обвинять можно лишь ветер. Просто небольшая помощь семье погибшего. Проявление сочувствия, и не более того.

Мья Мья кивала.

Когда полицейские удалились, она пошла искать сына и обнаружила его позади хижины. Тин Вин сидел рядом с большой горкой шишек и бросал их, стараясь попасть в лунку, которую выкопал в земле. Почти все шишки летели мимо.

Мья Мья хотела позвать его, рассказать о смерти отца. Но зачем? Наверное, он и сам уже знал о случившемся. Ведь это с его рождением в их жизнь пришли несчастья. Мья Мья поймала себя на том, что впервые возлагает вину на сына. Причина была не только в неблагоприятном расположении звезд. Все дело в нем — неприметном черноволосом мальчишке с загадочным взглядом. Мья Мья никогда не знала, смотрит ли он на нее или сквозь нее. В этих глазах невозможно было что-либо прочесть. Но Мья Мья и так знала: это он — Тин Вин — принес с собой горе. Породил хаос. Для него сотворение беды было такой же игрой, как прятки или лепка домиков из песка.

Мья Мья вдруг отчаянно захотела подвести черту под своим прошлым и больше никогда не видеть этого ребенка.

В течение следующих тридцати шести часов она вела себя как человек, у которого все подчинено одной цели. Эта цель стала ее движущей силой, затмив прочие дела. Мья Мья добросовестно играла роль убитой горем вдовы, принимая соболезнования соседей и друзей. Похороны Кхина Маунга состоялись на следующий день. Мья Мья неподвижно стояла над вырытой могилой и смотрела, как опускают гроб.

На следующее утро она достала старую сумку для мячей, которую муж однажды принес из клуба, и сложила туда немногочисленные пожитки: две кофты, лонгьи, пару сандалий, гребень и заколку для волос. Тин Вин молча стоял рядом и следил за матерью.

— Мне нужно уехать на несколько дней, — не глядя на сына, сказала она.

Мальчик молчал.

Мья Мья вышла из дому. Сын побежал следом. Тогда она обернулась, и он застыл на месте.

— Тебе нельзя ехать со мной.

— А когда ты вернешься?

— Скоро.

Мья Мья повернулась и пошла к садовой калитке. Тин Вин устремился за ней. Она слышала его легкие шаги. Пришлось снова остановиться.

— Ты слышал, что я сказала? — спросила она, теперь уже громко и резко.

Сын кивнул.

— Оставайся здесь. — Она указала на сосновый пень. — Садись сюда и жди меня.

Тин Вин побежал к старому пню и вскарабкался на него. Оттуда просматривалась тропа, ведущая к их дому. Мья Мья дошла до калитки, открыла ее и, больше не оборачиваясь, зашагала вниз по тропе.

Тин Вин провожал мать глазами. Смотрел, как она миновала поля и вошла в лес. Наблюдательный пункт ему понравился. Отсюда он сразу увидит маму, когда она вернется.

11

Тин Вин ждал.

Весь день и целую ночь сидел на корточках на плоском сосновом пне, не чувствуя ни голода, ни жажды. Он не ощущал даже холода, опустившегося вечером на горы и долины. Стужа пролетела над ним, словно птица над поляной, даже не задев крылом.

На следующий день ожидание продолжилось. Тин Вин следил за тропой, пока та не исчезла в темноте. Вместе с ней скрылась изгородь и поля. Через какое-то время они появились снова, в утренних сумерках. Тин Вин вглядывался в частокол деревьев на рубеже полей и леса. Это была и граница его наблюдений. Место, где он снова увидит маму. Заметит издалека ее ярко-красную куртку, спрыгнет с пня, перелезет через забор и побежит ей навстречу. Он будет громко кричать от радости, а когда они встретятся, мама прижмет его к себе. Крепко-крепко.

Эту картину Тин Вин часто рисовал себе, играя или мечтая. Хотя отец и мать никогда не наклонялись к нему, не обнимали и не брали на руки, даже когда он упрямо хватал их за ноги. Он чувствовал: родители не хотят даже прикасаться к нему. Конечно же, он сам виноват. Тин Вин в этом не сомневался. Родители его наказывали. Вот только за что? Этого он при всем желании не мог понять. Лишь надеялся, что наказание скоро закончится. Надежда в душе Тина Вина не ослабевала. Наоборот, она становилась все крепче, невзирая на то что папу положили в деревянный ящик и зарыли глубоко в землю, а мама куда-то уехала. Но ведь она жива! И вернется, обязательно вернется. Любовь к матери заставляла Тина Вина стойко переносить ожидание и еще пристальнее вглядываться в кромку леса — не мелькнет ли там красная куртка?

На третий день соседка принесла ему воды и миску риса с овощами. Женщина спросила, не согласится ли он ждать маму у них в доме. Тин Вин упрямо замотал головой, словно боялся, что, уйдя с пня, пропустит долгожданное возвращение. К еде он не притронулся, решив ждать, пока не вернется мама. Она, конечно же, проголодается после долгой дороги. Вот тогда вместе и поедят.

На четвертый день он выпил немного воды.

На пятый к нему пришла Су Кьи, сестра соседки. Она принесла большую чашку чая, рис и бананы. Тин Вин не принял и этого угощения. Ведь мама должна вот-вот появиться. Ее поездка не может затянуться надолго. Она же сама говорила, что вернется скоро.

На шестой день Тин Вин перестал различать отдельные деревья. Лес превратился в размытое пятно. Так бывает, когда плеснешь воды на лицо. Но обычно достаточно было хорошенько поморгать, и мир возвращал привычную резкость. Однако, сколько Тин Вин ни моргал, лес четче не становился. Его как будто заслонила огромная тряпка, развевающаяся на ветру. Потом на этой тряпке появилось множество красных точек. Они приближались, становясь крупнее, но, увы, не имели ничего общего с красной маминой курткой. Вскоре точки выросли в красные шары и помчались к его пню. Они со свистом проносились слева и справа от Тина Вина. Некоторые едва не задевали его голову, обдувая холодным ветром. Ни один не причинил ему вреда. Не долетев нескольких ярдов до пня, шары падали на землю и исчезали.

Седьмой день Тин Вин также встретил на наблюдательном пункте, озябший и окоченевший. Увидев его, Су Кьи подумала, что мальчик умер. Его тело было холодным и совсем белым, словно иней, покрывший траву в этот особенно холодный декабрьский день. Лицо Тина Вина сморщилось, а сам он напоминал пустую раковину или безжизненный кокон. Только подойдя ближе, Су Кьи увидела, что мальчик дышит. Тщедушная грудь слегка вздымалась, словно жабры рыбы, принесенной с базара.

Тин Вин не слышал и не видел подошедшую женщину. Окружающий мир подернулся молочно-белым туманом, в который погружался и он медленно и неумолимо. Сердце продолжало биться. В теле оставалось еще достаточно энергии. Но надежда потускнела, отчего пропало желание жить. Он лишь почувствовал, как две сильные руки подняли его и унесли.

Если бы не Су Кьи, мальчик, скорее всего, так и умер бы на том пне. Су Кьи была немолодой, но очень деятельной женщиной с низким голосом и громким смехом, под напором которого рассыпались все превратности судьбы. А оных в ее жизни хватало. Единственный ребенок Су Кьи родился мертвым. На следующий год от малярии умер муж, после чего ей пришлось продать недавно построенный дом. С тех пор она жила у родственников, которые по большей части ее просто терпели. Она не была ленивой и не отличалась сварливым характером. Наверное, родня скорее простила бы ей и то и то другое, чем независимые взгляды на жизнь, резко отличавшиеся от общепринятых. Например, в своих бедах она не видела никакого «глубокого смысла». В равной степени не верила она и в неблагоприятное расположение звезд, ставшее причиной смертей ее ребенка и мужа. Наоборот, эти потери лишь подтверждали уверенность Су Кьи, что у судьбы дрянной характер. Такова данность, с которой нужно считаться, если любишь жизнь. А Су Кьи любила. По-настоящему. Слыша слова «предначертано свыше», она громко хохотала. Счастье может поселиться везде, и плевать ему на «предначертания». Правда, говорить такое вслух Су Кьи все же не решалась, но родня и соседи и так знали о ее убеждениях. Неудивительно, что в ее лице Тин Вин обрел первого друга.

Она давно приглядывалась к этому ребенку. Первое, что привлекло ее внимание: мальчик казался гораздо светлее родителей. Кожа маленького Тина была светло-коричневой, цвета опавшей сосновой хвои или эвкалиптовых листьев. На глазах у Су Кьи малыш превратился в высокого, долговязого мальчишку. Но соседку удивляло не это, а необычайная застенчивость Тина. Он не был ни больным, ни слабым, однако Су Кьи никогда не видела его играющим с другими детьми.