Другая жизнь - Юрий Егоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре выборы взяли под контроль. На новый срок Воробушкина в депутаты не пустили, независимый профсоюз задушили. Всех его членов постепенно выжили с предприятия. Включая тех, кто быстро смалодушничал и сам от профсоюза отказался.
А Вова так и жил год за годом. Сначала долгая нищета, потом очередная премия за политическую активность! Только с каждым разом выигрывать суды становилось всё сложней…
Надо сказать, что за это время Воробушкин своими требованиями достал всех городских начальников. Судьи от него плакали. Поскольку адвокаты панически боялись властей и никто на судах защищать парня не брался, он самостоятельно изучил Гражданский и Процессуальный кодексы. Его апелляции, составленные весьма профессионально, глинским судьям и прокурорам были поперёк горла. Так бы просто штамповали решения, а он заставлял их хотя бы соблюдать приличия. К тому же, надо полагать, на судей из-за него давили со всех сторон. Конечно, они прекрасно понимали, что поступают незаконно и непорядочно по отношению к нормальному парню, который в жизни никому плохого не делал.
Да, дорогие друзья, в обычной жизни многие начальники и законоблюстители любят с патетикой рассуждать о морали и духовности. Учат всех нас патриотизму. Говорят, как любят страну, умереть готовы за её величие…
И вот настал день, когда вся эта судебная воробушкина эпопея завершилась. Верховные инстанции окончательно приняли сторону руководства «Турбины». Как говорится, развернулись. Вот уже директор, теперь владелец предприятий по производству трусов и турбинных локомотивов, назначился губернатором…
Всем наивным демократическим надеждам пришёл конец. С рабочих времён Воробушкин знал, что если перед тобой «машина», против неё не попрёшь…
Оказалось, что никому этот парень в городе не нужен. Даже жене и детям. Бросили, зачем им такой…
Как-то я случайно повстречал Воробушкина. В старом поношенном пальто он больше походил на бездомного. Сбивчиво рассказывал, что пытается устроиться вахтёром, просил о помощи, хотя бы немного денег…
Брать его на работу боялись – к человеку приклеилась дурная слава. Хотя все понимали, что Воробушкин – человек хороший, не зря же когда-то депутатом избирали. И образование имел, пусть и не бог весть какое, и ведь когда трудился на «Турбине», получал благодарности. В результате пострадал ни за что ни про что, то есть за других людей, которые все до одного от него отреклись…
Одни на его просьбы лишь кивали в ответ, похлопывали по плечу, другие просто отворачивались. Немало находилось тех, кто злорадствовал.
Так закончилась его депутатско-профсоюзная эпопея.
3
Как-то, в один из дней, в лифте Воробушкин повстречал соседа. Неожиданно тот стал жаловаться на жизнь. Нашёл кому!
– Понимаешь, меня собака покусала. Весь подъезд достала. Лает громко, на людей бросается. Хозяин злющий, без намордника её водит. Попробуй слово скажи – загрызёт… Тварь лохматая. Теперь вот хожу на уколы.
– Собака эта… та, что с десятого этажа?
– Ага.
– Подавай в суд, – предложил Воробушкин. – Сколько терпеть можно?
– Хотел. Но сам я не разбираюсь, как всё это делается.
– А что тут сложного? Пиши исковое заявление. Трудов на полчаса.
Воробушкин хорошо знал это дело.
– Скажешь… – усмехнулся сосед. – Для тебя, может, просто. Я пошёл в юридическую консультацию, а там деньги немалые запросили, и гарантии никакой. Сидит такой… со стеклянными глазами, ты их хорошо знаешь.
– Да не надо никаких денег. Оформи на меня доверенность под двадцать процентов комиссионных от выигрыша. Всё остальное я сделаю за тебя.
– Я и пятьдесят отдам. Думаешь, получится?
– Посмотрим…
Вова не подвёл. Написал заявление, всё как надо, по почте отправил в суд. Через месяц получили повестку. На судебное заседание пошли вместе. Вова – неофициально, как зритель, процессы в то время оставались ещё открытыми. В коридоре столкнулись с наглецом.
Судья в это время сидела в кабинете и не ожидала подвоха. Когда пригласили участников процесса, вошёл и Воробушкин.
– А ты, Вова, что здесь делаешь? – при виде старого знакомого у судьи мгновенно испортилось настроение. – С тобой вроде бы всё закончилось…
– Я с потерпевшим, – объяснил Воробушкин. – Кого собака покусала.
– То-то я вижу исковое заявление грамотно составлено… Вова, – неожиданно попросила судья по-доброму, – прошу, подождите с истцом пять минут в коридоре.
Когда они вышли, судья резко повернулась к ответчику.
– Ты его привёл? Этот Воробушкин десять лет пил нашу кровь! Я смотреть на него не могу, как вспомню все его дела. Он кодексы знает лучше любого адвоката. В университете свободно мог бы юриспруденцию преподавать. Когда наши решения ему не нравились, до Верховного суда всё доводил. И никакие уговоры не действовали на этого правдолюба… Каждый раз шёл на принцип. Ведь никто ему зла не желал… Столько от него натерпелись… И тут снова-здорово!
– А мне какое до этого дело?
– Вот какое: сейчас выйдешь в коридор и как хочешь договаривайся с ними. Если не сможешь и Воробушкин вернётся ко мне в кабинет, предупреждаю по-честному, получишь судимость. Собаку твою как бешеную усыпим, и присужу такой штраф, что платить придётся до конца жизни.
Куда только спесь с того подевалась! Спустя считаные секунды судья услышала из коридора его заискивающий скулёж: «Со всем согласен на любых условиях».
ЭПИЛОГ
На следующий день в местной газете бесплатных объявлений появилась заметка: «Оказываю юридические услуги. Успех гарантируется. Недорого».
Прошло время, Воробушкин получил юридическое образование. Заочно, конечно. Всё постепенно стало у него налаживаться. Женился удачно.
Его стали приглашать на сложные процессы. Воробушкин честно отрабатывал свой хлеб.
Только больше ни во что не верил.
ВОССТАНИЕ ПИОНЕРОВ
1
Одноклассники завидовали Гошке Выборнову. Отец его, подполковник, служил в штабе войсковой части, а мать работала ревизором в управлении торговли. Семья была обеспеченной. Родители по-своему любили единственного отпрыска, но были слишком разными. И всячески оберегали свой комфорт и отношения. Вероятно, поэтому лето проводили раздельно. Гошкина мама предпочитала крымский берег, Гурзуф или Феодосию. Отец любил Кавказские Минеральные Воды с их Пятигорском и Ессентуками. Гошке доставался пионерлагерь, который он искренне ненавидел. Пока мать загорала на Чёрном море, а отец путешествовал по горам, жизнь Гошки подчинялась строго заведённому распорядку, который к своим одиннадцати годам он выучил наизусть.
Начиналось всё у городского цирка, где детей сажали в автобусы. Потом по дороге в Тейковский район они пели «Молодо-зелено… сделать нам друзья предстоит…». Простые советские песни.
Когда все незнакомы, то