Петрушка — душа скоморошья - Борис Привалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возчики оторопели на минуту, потом захохотали так громко, что лошадь, возле которой стоял Петруха, рванула с места и чуть не повернула сани.
В избу, где расположились поесть Лука, бородатый и Петруха, вскоре набились возчики чуть не со всего обоза.
— Потешь народ-то, Петрушка! — попросил Лука, когда они закончили еду. — Глянь, как ждут!
Петруха вынул Скомороха и Воеводу, надел головы на пальцы. Головы зашевелились.
Возчики одобрительно-восторженно зашумели.
— Как тебя звать-то? — важно спросил Воевода.
— Петруха, — пропищал Скоморох.
— Я, Петруха, дам тебе в ухо!
— Это за что же ты меня? — удивился Скоморох.
— Так просто! — засмеялся Воевода. — Уж очень складно-ладно у меня получилось.
— А как отца твоего кликали?
— Еремей!
— Получишь взашей!
— За что же меня по шее?
— Была бы у мужика шея, а за что в неё наложить — отыщем! — засмеялся Воевода. — Ну, Скоморох, складно я говорить умею?
— Складно-то, Воевода-барин, складно, да не совсем ладно! Как тебя-то самого звать, батюшка?
— Я — Агафон!
— А ну, Агафон, пошёл вон! Надоел ты мне! Не хочешь добром — получишь багром! А, складно?
Скоморох замахнулся палкой, Воевода убежал.
Возчики захохотали:
— Вот это богомаз!
— Такое учудил!
— Ну скоморох, да и только!
— А бывальщину про то, как скоморох воеводе сказки баял, ведаете? — вдохновлённый успехом, продолжал Петруха.
— Нет, не ведаем! — за всех ответил бородач.
— Вот. Жил да поживал воевода, — начал Петруха и покрутил пальцем, на котором сидела воеводская голова, — мёд-пироги едал, серебра-золота не считал. Больше всего любил, когда сказки бают, старину поминают. Говорил так: «Кто мне сказку скажет, которой я не ведаю, — награжу за то по-царски. Насыплю золота братину да медяков полтину». Прослышал про то скоморох…
Петруха выставил палец с головой длинноносого. Скоморох поклонился публике:
— У скомороха двор богатый, небом крыт, звёздами горожен. Есть хочется каждый день, а на монастырь работать лень…
— Разбирается парень! — удовлетворённо произнёс кто-то. — Знает, как достаётся монастырский хлебушко!
— Такого Скомороха я у кукольников что-то не видывал, — сказал старый возчик. — Сколько ярмарок прошёл, куклы разные бывали, но такой…
— Вроде в прошлую зиму скоморохи в Москве похоже показывали…
— Нет, не похожа эта вовсе!
— И я такой не видел! Цыгана видел, лошадь-куклу, а Скомороха первый раз!
— Не любо — не слушай, а баять не мешай! — внушительно проговорил Лука. — Парень сам куклу сделал!
— Пришёл скоморох к воеводе, — продолжал Петруха. — Говорит-пищит:
«Я, батюшка, таку сказку знаю, какую ты и не слыхивал. Готовь золота братину и медяков полтину. Да накорми меня, молодчину».
Напоили скомороха, накормили, на стул посадили. Пришли к воеводе всякие бояре, каждых по паре, тоже уселись. Слушают.
«Был у меня снежный конь, что огонь, — сказал скоморох, — всё лето летал, а зимой растаял. Я как в седёлышке сидел, так и в воду влетел. А на дне реки на раках пашут мужики. Идут задом наперёд, пескарей сеют, а щуки вырастают… Слышал ты, батюшка воевода, таку сказку?»
«Нет, — говорит воевода, — не слыхивал». И всякие бояре, каждых по паре, тоже головами качают: не слыхали такой сказки.
«То ещё только присказка, — сказал скоморох, — сказка будет завтра. Готовьте мёд да калачи, а я пойду лежать на печи».
На другой день снова собрались воевода и всякие бояре, каждых по паре. Скоморох пришёл, а в животе-то у него щёлк да щёлк.
Накормили его, напоили, на лавку усадили.
Ну, скоморох и начал сказывать:
«Жил мужик удалой в селе под горой. Хлебал молоко от чужих коров, ел хлеб из всех печей. Ума у него была палата, а одёжа — одна заплата. Надумал удалой мужик умней всех стать. На небо полез. Схватил месяц за рога, как быка. Звёзды в кучу собрал, в кубышку побросал. Ту кубышку в избе вместо лучины приспособил — светло и чада нет. Слыхивал ты, воевода, и вы, бояре, таку сказку?»
«Нет, — отвечает воевода, — не слыхивал».
И бояре тоже головами кивают — не знаем, мол.
«То ещё только присказка, — сказал скоморох, — сказка будет завтра».
И ушёл.
Воевода говорит:
«А ведь если присказка нам неведома, то сказка и подавно будет никем не слыхана. Жаль мне отдавать скомороху золота братину да меди полтину. Лучше мы с вами золото это поделим поровну. Давайте так сделаем: что он завтра ни расскажет, мы будем кричать: “Слыхивали, слыхивали”.»
На том и порешили.
Когда скоморох пришёл, его накормили, напоили, на лавку усадили.
«Мужик удалой, что жил в селе под горой, меня на дороге встретил, спрашивает: “Давай то, что не знаю, говори то, что не ведаю”. Я ему отвечаю: “Не знаешь ли ты, что воевода с боярами мне бочку золота должен? А не ведаешь ты, что эту бочку мне нынче отдать хотят?” Слыхивал ли ты, воевода-батюшка, и вы, всякие бояре, каждых по паре, таку сказку?»
«Слыхивали, слыхивали!» — кричат бояре.
«Разве ж это сказка?» — усмехнулся воевода.
«Тогда, значит, воевода-батюшка, — сказал скоморох, — должен, ты мне бочку золота. Бояре тоже про это слыхали, а они люди государевы, напраслину говорить не станут. Отдавай долг!»
Воеводе деваться некуда: назвался груздём — полезай в кузов. Да и бояре отпереться не могут — сами слух подтвердили.
Насыпали скомороху бочонок золота. Он пир на весь мир закатил. Я там был, брагу-мёд пил, пироги-пряники жевал, да вот и к вам попал!
Петруха кончил и по скоморошьему обычаю поклонился зрителям.
— Ай да Петрушка! — зашумели возчики. — Весёлый малец!
Лука радостно хлопнул Петруху по спине: знай, мол, наших. Удар был так силен, что Петруха чуть пищик не проглотил.
Бородач, весело подмигнув, пробасил:
— Тебе бы не богомазом, а скоморохом быть!
— Тут что такое? — раздался недовольный старческий голос в сенях. — Ехать надо, а здесь позорище устроили!
Обозный старец втиснулся в избу, цыкнул на возчиков. Потом разглядел Петруху, стоящего посреди горницы.
— А-а, служка богомазов… Это ты глумление учинил?
— Нет, отче, не я, — Петруха протянул к старцу руку, на которой вертелась голова Воеводы, — вот он…
— Тьфу, игра бесовская! — Старец в сердцах стукнул посохом об пол. — Чтоб духу твоего, скоморошьего, в обозе не было! Свят, свят, свят!.. — перекрестился старец.
— Несподручно, отче, одного парнишку в дороге-то бросать, — осмелился сказать бородач, в то время как другие возчики старались побыстрее и бесшумнее покинуть избу.
— Как я сказал, так тому и быть! — снова стукнул старец посохом. — Не потерплю глумца в обозе монастырском!
Старец всем телом, медленно, как чёлн на тихой воде, повернулся и выплыл из избы.
В горнице остались трое — Петруха, Лука и бородач.
— Мальцу-то в город Колядец надобно, — доверительно сказал Лука бородачу. — Там у него родичи.
— Довезём до Бельцов, авось старец не углядит, — усмехнулся бородач. — Пусть на моём возу едет. Укроем холстиной — как у бога за пазухой поедет.
— А от Бельцов тебе всё равно с нами не по пути, — взъерошил Петрухе вихры Лука. — Там тебе через Острожец — примечай, богомаз! — потом через Путятин прямо на Колядец. Уразумел?
— От Бельцов через Острожец и Путятин, — повторил Петруха. — Как не понять, это не молитва.
— Самый ближний путь, — подтвердил бородач. — Ну, пора.
Они простились с хозяином-бобылём, вышли из избы. Вокруг возов суетились возчики, слышалось лошадиное ржание, крики.
Бородач отвязал угол холстины, прикрывавшей воз, откинул его, как полог:
— Лезь быстрее, богомаз!
Петруха юркнул в щель между мешками, затаился. Холст опустился. На воз со стороны посмотреть — ничего не приметишь. Разве одним мешком больше стало!
Бородатый взял вожжи, сел так, чтобы Петрухе теплее было, прикрыл его полами зипуна.
Сани дёрнулись. Обоз пополз по дороге.
На следующем возу сидел Лука и, вроде бы разговаривая сам с собой, давал Петрухе советы:
— А ежели холодно будет, ты то место потри посильнее. И шевелись, шевелись, ходуном ходи… Хлеба я тебе захватил у хозяев. Захочешь есть — кликнешь… В Бельцах иди в кружало — там у меня кум. Заночуешь…
В полумраке, под холстом, головки Воеводы и Скомороха доверчиво смотрели на Петруху угольками глаз, и это так веселило его, что даже злой обозный старец казался ему лишь смешной куклой.
«Если бы его в рост вылепить, с животом! Сколько бы на него хлебного мякиша пошло? — весело подумал Петька. — Полвоза, не меньше!»
Лошадь побежала быстрее. Комья от копыт мягко ударялись о сани.
Снег похрустывал под полозьями, как поджаристая корочка на свежем хлебе.
