Имперская жена - Лика Семенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сейя, ваша светлость…
Рэй Тенал пристально смотрел на меня, прищурив необыкновенные глаза под черными бровями. Его лицо в обрамлении прямых темных волос казалось нарисованным, четким, благородно-бледным в сравнении с пунцовыми щеками сидящего рядом толстяка, раскрасневшегося от вина, почти как вериец. Теперь Мателлин на его фоне казался раскрашенным престарелым паяцем. Фальшивым и скользким. И сейчас, в этот миг, я отчаянно боялась, что обманчивый облик младшего Тенала может скрывать такое же испорченное имперское нутро.
— Вы очень хороши, госпожа.
Я с трудом сглотнула:
— Благодарю, ваша светлость.
Вновь повисла напряженная плотная тишина и, наконец, застучали приборы. Рэй Тенал молчал, старики вновь перешептывались о чем-то своем. А я боялась поднять глаза, чтобы не встретиться с прямым аметистовым взглядом. Смотрела на ершащуюся вилочками горку капангов, но теперь даже не намеревалась пробовать — кусок не полезет в горло. Я делала вид, что ковыряюсь вилкой в тарелке, попросила рабыню налить воды. Больше не притронусь к вину.
— Как вы находите Форсу, госпожа?
Я подняла голову, стараясь не показывать собственную неловкость, но, кажется, от этих стараний было только хуже:
— Я мало что увидела в темноте, ваша светлость… Но этот дворец прекрасен.
Толстяк приосанился:
— Я хотел показать госпоже, как выглядит приличный дом, ваша светлость. Ей не лишним будет хоть немного побыть в достойном обществе, каким, без сомнения, является общество его сиятельства. И ваше, разумеется.
Меня едва не затрясло от этих слов. Толстяк был вынужден терпеть Рэя Тенала, но считал своим долгом тут же отыгрываться на мне.
— Верный выбор, ваша светлость, — Рэй многозначительно кивнул. — Ведь ваше общество едва ли соответствует таким строгим критериям.
С каким наслаждением я смотрела, как Мателлин краснеет еще больше, сжимая в кулаке тонкую вилку. Казалось, еще немного, и из его ушей со свистом пойдет пар.
— Я вижу, вы ничуть не изменились, мой дорогой друг, — толстяк давился обидой, проглатывал, потому что не оставалось ничего другого. Оба Тенала стояли гораздо выше.
Рэй мял в пальцах салфетку:
— С каких пор вы имеете наглость называть меня своим другом, Мателлин? Если вам каким-то чудом благоволит мой дядя — это не дает вам повода тянуть свои руки ко мне. Мое мнение о вас вам же прекрасно известно. И скорее сойдут с оси все четыре луны, чем оно изменится.
Толстяк смотрел на старого Тенала, но того, казалось, все это забавляло. Тем не менее, он строго взглянул на племянника:
— Рэй, нельзя ли не за столом?
Мателлин подался вперед:
— Прошу, ваше сиятельство, не придавайте безделицам столько значения. Слова — всего лишь слова… Важно лишь то, что они никак не могут повлиять на доверие моего Императора.
Младший Тенал расхохотался, сверкая зубами:
— Бросьте, Мателлин! Ведь вы рисуетесь. Только перед кем? Неужели, перед госпожой?
Наместник промокнул губы салфеткой:
— Рэй, это слишком, — но в голосе не было особой досады.
— Слишком, дядя — от скуки принимать сомнительных гостей. А остальное — вполне допустимо.
— Рэй! — Старый Тенал с неприкрытым извинением посмотрел на Мателлина: — Простите, мой дорогой, но на него порой нет управы… вы же знаете.
Мателлин вытянул губы, кивал со знанием дела:
— Потому что у его светлости слишком мало забот. Женитьба, бесспорно, наложила бы определенные обязательства… и поубавила напор.
Наместник лишь закатил глаза:
— Пожалуй, я разделю ваше мнение, Марк. Но мой брат закрывает на это глаза. Четвертый сын… Пожалуй, как раз то самое положение, из которого можно извлечь все возможные выгоды. Достаточно высокороден и недостаточно принужден. Но и это может рано или поздно закончиться…
Рей Тенал неприкрыто усмехнулся:
— Порой, кажется, дядя, что вы мне завидуете.
Наместник повел бровями:
— Может быть, мой дорогой… Очень может быть… Быть вторым — тоже большая ответственность. Мне никогда не познать твоих вольностей.
— Достаточно лишь говорить правду.
Старый Тенал изменился лицом:
— Порой, правда — настоящая роскошь.
А Мателлин, кажется, решил зацепиться. Я видела, как влажно забегали его голубые глаза:
— Тех, кто говорит правду в глаза, не слишком любят, ваша светлость.
— А это зря… — Рэй Тенал посерьезнел, глаза приобрели пугающую глубину. — Кто смотрит в лицо, никогда не ударит в спину.
Мателллин замялся, жевал губу. А я буквально чувствовала, как его распирает от возмущения.
— Весьма странно слышать подобное от одного из Теналов. — Он заговорщицки склонился, будто секретничал. Говорил так тихо, чтобы не услышал наместник: — Бить в спину — это ваши методы.
Рэй кивнул:
— В этом есть практическое зерно. Но всегда помните: что не сказано в лицо — непременно прошепчут в спину.
Тенал поднялся, но, к моему ужасу, обогнул стол и встал передо мной, подавая руку:
— Не угодно ли осмотреть крытый сад моего дяди, госпожа? Одна из местных жемчужин.
Я метнула взгляд на наместника и увидела, как тот мягко кивнул. Мне не оставалось ничего другого, кроме как принять эту руку.
13
Крытый сад наместника не шел ни в какое сравнение со скромной маминой оранжереей. Ее растения не заняли бы и сотой доли в этом огромном помещении, окруженном со всех сторон стабилизированным стеклом. Границы окон обозначало лишь мое отражение, мелькавшее призрачным розовым пятном. Я с наслаждением втянула густой ароматный запах, и даже на миг закружилась голова. Я не могла себе представить, что настоящие деревья могут быть такими огромными, с буйной листвой самых разных оттенков: от яркого багрянца, желтизны и зелени до совершенной стерильной белизны. Я с детским восторгом трогала шершавые стволы, разминала в пальцах листья. Смотрела, как окрашивается от выступившего сока кожа, нюхала незнакомые запахи. Повсюду журчала вода, будто били источники, где-то под крышей щебетали и переговаривались птицы, которых я не видела. И в листве летали с тихим жужжанием плоские прозрачные диски-орошатели, распыляющие мелкую водяную пыль для поддержания влажности. Порой прохладное водяное облако касалось щек или руки. Я поймала себя на том, что в какой-то миг оказалась абсолютно счастлива. Забыла обо всем.
Рэй Тенал пояснял мне о том или ином растении, и, казалось, его очень забавляла моя неосведомленность. А его участие неподдельно удивляло меня. Было странно, что этот высокородный терпеливо отвечает на мои, скорее всего, глупые вопросы. Слушает меня. Спрашивает обо мне. Он не пытался меня унизить, уколоть — и это было странным