Повести - Сергей Голицын

— Очень прошу, один вопрос, — выступила вперед Люся, — а где еще мальчики?

— Сержант, поясни.

— Они, товарищ капитан, — огромный белокурый милиционер улыбнулся, — всё одно как воробьи с подоконника — во все стороны. Я полагаю, к утру прилетят. Без этой амуниции далеко не убегут. — И он вывалил на стол целую связку брючных ремней.

— Да, так слушаю вас, товарищ врач. — И капитан взглянул на меня своими немигающими глазами.

Хорошо, что я уже рассказывал эту историю несколько раз и потому смог без запинки отбарабанить все, начиная от рассказа Тычинки и кончая таинственной надписью на музейном натюрморте.

— Значит, вы, ребята, искали в башне этот портрет? — спросил капитан.

— Да, портрет, — ответил Витя Большой, смело глядя в глаза капитану.

Номер Второй, до сих пор молча слушавший мой рассказ, вдруг вскочил и затряс кулаками перед физиономиями мальчиков.

— Как вы могли подумать? — кричал он; его очки, усы, седые волосы на голове тряслись в такт его крику. — Я старый изыскатель, и я вдруг запрячу в башне это ценнейшее произведение искусства? Да я бы выставил его в нашей картинной галерее, чтобы туристы со всей страны приезжали к нам и любовались…

— Мы думали… и Витька Большой думал, и все ребята, — затараторил Витя Перец (соскакивающие брюки не давали ему возможности жестикулировать), — вы в башне портрет прячете, и Номер Первый тоже хитер, сам вперед нас хотел залезть… И как меня сквозь окошко спустили и я карманным фонариком засветил, а там пылища, я чихнул… и фонариком во все стороны, а там ящиков, ящиков заколоченных — гибель, и какие-то палки, и стулья сломанные, и стол… Я фонариком еще раз туда-сюда, и правда никакого портрета там нету. А кинжал? Не знаю, может, в ящиках… Я кричу, подымай! Я думал, это ребята, а это милиционер подымает. Я из окошка — прыг! Прямо ему на голову. А если бы не прыгнул, никогда бы меня не поймать… — Он вздохнул и жалобно добавил: — Товарищ капитан, отпустите нас, мы больше не будем.

— Что не будете? Портрет искать не будете? — Капитан неожиданно улыбнулся.

И мы все, и ребята и взрослые, тоже улыбнулись. Мы поняли — сейчас отпустят.

— Будем портрет искать, и кинжал, и художника, — решительно ответил Витя Большой и, насупившись, добавил: — Только не такими беспокойными способами.

— Правильно! — воскликнул Номер Второй. — Портрет искать действительно совершенно необходимо.

— Мне тоже приходится иногда искать, — задумчиво сказал капитан, — но я разыскиваю совсем иное. Если вам понадобится мой совет как специалиста, всегда готов вам помочь. А теперь — вот ваши ремни, идите спать.

Ребята выскочили из милиции, как пули из автомата. Я, Люся и Номер Второй вежливо распрощались и вышли на пустынную улицу; издалека донесся затихающий топот дюжины пяток.

Условились мы с Номером Вторым о следующей встрече и разошлись в разные стороны.

Куда же делись остальные мальчики?

…Я не принимал никакого участия в их похождениях и потому не смогу рассказать о мальчишеских передрягах во всех подробностях. К счастью, Магдалина Харитоновна поручила обоим близнецам записать для своего высокоценного ВДОДа, что же произошло со всеми теми, которых милиционеры не поймали.

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА БЛИЗНЕЦОВ

Милиционеры выскочили все разом. Их было четверо. Витька Большой первый засыпался. Он держал связанные концами ремни и не видел милиционеров. Мы побежали, а двое — за нами. Они сапогами стучат, сами свистят. Без ремней бежать — ух как неловко! Одной рукой — за штаны, а другой машешь. И все равно милиционеры отстали: разве кто нас догонит?

Мы в огороде, в огурцах, залегли. Стали считать, сколько нас. Только шестеро. Значит, половина мальчишек в плену. Мы подумали: может, пойти их выручать? Да там, верно, решетки на окнах, часовые вокруг ходят. Лучше утром на разведку, а сейчас все равно ничего не видно. Сады совсем черные, только в окошках огонечки и на небе звездочки.

Надо на улицу выходить — и в ту белую школу. А в какую сторону податься, не знаем. Вдруг — забор. Перелезли, а там сад яблоневый, и яблок на каждом дереве туча. Но мы на яблоки только одним глазком глянули. Вдруг черная собака — больше Майкла, больше льва — как гавкнет!.. А мы — от нее через забор… По огородам долго бродили, на прогон наткнулись и на улицу вышли. Пошли потихоньку вдоль палисадников, подальше от фонарей держались. Только стали к парку подходить, смотрим — милиционер нашу Люсю и доктора забрал и ведет.

Люся так жалостно просит:

«Товарищ милиционер, отпустите!»

А доктору, видно, неохота в милицию идти. Все хромает да вздыхает.

Мы хотели потихоньку прокрасться да лечь. Девчонки спали, а Магдалина Харитоновна — вот какая хитрая — услышала нас.

«Вы где были? Вы откуда?»

А мы говорим:

«Ходили спутник наблюдать», — и под одеяла, и захрапели.

Она долго к нам приставала: «Где да где?» А мы нарочно стали громко храпеть, будто спим крепко, и взаправду уснули. Как из милиции наши вернулись, мы и не слыхали.

…На этом запись близнецов в голубом альбомчике оканчивается.

Утром, пока умывались, пока завтракали, мальчики с хохотом рассказывали о ночных треволнениях. Они разделились на две партии: одни хвастались, что в милиции побывали, другие — что от милиционеров так ловко удрали.

Девочки, срочно латая мальчишечью одежонку, с явным восхищением смотрели на тех и на других героев и, видимо, гордились ими.

Один только всеми забытый Володя-Индюшонок сердито сопел над фотоаппаратом, но я был уверен — в душе он очень завидовал остальным мальчишкам.

Магдалина Харитоновна начала было о «неописуемо отвратительных нарушениях дисциплины», грозила все рассказать Елене Ивановне, но Витя Большой прервал ее:

— Магдалина Харитоновна, в милиции нас простили, и вы тоже простите. Ведь мы изыскатели.

— И давайте тоже назовемся номерами, — предложил один из близнецов и поднял кверху свой острый нос. — Какой у них был последний? Седьмой?

— Здорово! — воскликнул Витя Перец и подскочил ко мне. — Вы, дяденька доктор, будете изыскатель Номер Восьмой, идет?

— А Магдалине Харитоновне отдать Номер Девятый? — пробурчал Витя Большой. — Дудки!

— Пускай, добрее будет, — шепнул другой близнец. Десятый номер получила Люся.

Галя выразительно посмотрела на меня своими большими, как у олененка, глазами и робко сказала:

— А Номер Одиннадцатый… Мне очень хочется… Пусть будет ваш сын Миша.

Ребята распределили между собой все номера. Тридцать восьмой достался Гале, а тридцать девятый, как самой младшей, Соне. И я и Соня были очень довольны. Мы выдержали изыскательский экзамен на пять с плюсом.

— Эх, пионера не хватает для круглого счета! Сорок изыскателей — куда бы занятней! — воскликнул Витя Перец.

Вошла Номер Третий — директор. Мы сразу притихли. «Знает она или не знает?» — думал я.

— Здравствуйте, дети!

Все вскочили и весело приветствовали ее.

— Ну, как спали?

— Спасибо, очень хорошо! — звонко, хором ответили ребята. И ведь ни один не улыбнулся, не запнулся!

— Очень рада, что хорошо. — Номер Третий что-то чересчур внимательно осмотрела всех нас, медленно повернулась и так же медленно вышла.

Я вздохнул с облегчением. Кажется, она не знает и не подозревает.

Глава девятая

СПЕРВА ПОД ЗЕМЛЮ, ПОТОМ, КАЖЕТСЯ, НА МАРС

Наша тропинка петляет по скошенному лугу. От стогов сена струится тонкий чайный запах, далекий ястреб плавает в синем небе. Направо неширокая речка то прячется в густых ольховых зарослях, то подбирается к самой дороге темными глубокими излучинами. Налево тянется крутой склон, поросший тощими сосенками и березками, кое-где меж деревьев сквозят пролысины белесых известняковых обрывов.

Мальчики сняли брюки, девочки — шаровары.

В одних синих трусах и голубых майках они скачут босиком, налегке и кричат, заливаются, хохочут. Поневоле хочется любоваться нашими стройными, юными спартанцами. С ними вместе носится, высунув длинный язык, милейший Майкл, такой же юный и беззаботный.

А мы, взрослые — Магдалина Харитоновна, изыскатель Номер Первый и я, — шествуем сзади. Мы несем три пустых рюкзака, три геологических молотка, кусок сапожного вара для будущих факелов и два электрических фонарика. Мы — большие, нам положено идти неторопливым шагом и вести серьезные разговоры.

Рассказывает Номер Первый. Рассказывает увлеченно, горячо, размахивает своими короткими пухлыми ручками, то хмурит, то поднимает чахлые, бесцветные брови, надувает щеки…

— Помните, у Джека Лондона? Запрятался человек в непроходимые лесные трущобы и на берегу ручья моет золото. Иной раз за много дней труда он не найдет ни миллиграмма; и вдруг ему начинают попадаться драгоценные крупинки, то совсем ничтожные, как пыльца ромашки, то побольше, как просяное зернышко. Золотоискатель волнуется, руки его дрожат, он забывает все на свете… Вот и я такой. Забрался сегодня с семи утра в кремлевскую башню, роюсь среди старых бумаг, шарю, ищу, чихаю от пыли, перелистываю, читаю все эти поблекшие письма… Все надеюсь: а вдруг блеснет золото и я вытяну хоть фразу об интересном историческом факте, хоть туманный намек на такой факт. И чего там только не попадается: какая-то помещица сообщает барыне Загвоздецкой о покупке новой шляпки, управляющий имением пишет полковнику о скоропостижной смерти борзой собаки… Еще до войны, когда приезжал к нам Номер Седьмой, все эти документы до последней строчки мы переглядели. Сейчас я их снова перечитываю. Вы своими рассказами словно подтолкнули меня. Мне еще больше вашего захотелось найти хоть песчинку сведений о портрете и о художнике, но нет, не намывается золото, да и только… Впрочем, я сделал одну любопытную выписку из письма к полковнику Загвоздецкому.