Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825 - М. Бойцов

P. S. Трудно описать всеобщую радость, причиненную падением Меншикова. Все начинают свободно дышать. Капитан, сопровождающий Меншикова, получил приказание следовать за ним, пока не получит новых приказаний. Если он будет в Москве, Ромодановский не замедлит угостить его по-своему, и мне кажется, его изгнание кончится в отдаленных пустынях. Я сомневаюсь, чтобы он был в состоянии перенести то, что ему предстоит. Его любимцам будет не лучше. Нашли 70 указов, которые он дал царю подписать без ведома о содержании их, в том числе были и относящиеся к великому адмиралу[21], открывшему это плутовство, чтобы сослать его в Персию, также и о Ягужинском. (…)

Г. Мардефельд – Фридриху-Вильгельму I{20}

С.-Петербург, 12 (23) сентября 1727 года

Тайный Верховный Совет, в котором присутствует лично сам император, собирается теперь почти ежедневно по делу князя Меншикова. Последний лишен всех своих должностей; как у него, так и у свояченицы его Варвары Михайловны [Арсеньевой] отобраны их ордена и приказано ему отправиться в двое суток в путь в местечко, близлежащее от Казани. Однако уважили его просьбу сослать его в Ораниенбург в Украйне, где ему принадлежит в прекрасной местности красивый и крепкий замок. Стражею сопровождают его один капитан с несколькими солдатами.

Говорят, будто у него отобрали 500 тысяч рублей. Я, однако, полагаю, что этим дело не кончится, ибо он совершил много уголовных преступлений и имеет много врагов. Я только недавно узнал весьма секретным и достоверным образом, что именно больше всего способствовало его падению, а именно: из зависти большого расположения императора к барону Остерману князь намеревался низвергнуть последнего. Так как он не мог найти ничего, за что придраться к Остерману, то употребил религию как орудие для своих целей и обвинял его в том, что он препятствует императору в частом посещении церкви, что нация этим недовольна, ибо она не привыкла к такому образу жизни своего монарха, что Остерман старается воспитывать императора в лютеранском вероисповедании или оставить его без всякой религии, так как он сам ни во что не верит. Хотя Остерман и назначен был воспитателем великого князя, но с тех пор как последний стал императором, он уже не может больше занимать этой должности. Наконец, князь намеревался в этом деле привлечь на свою сторону духовенство.

Когда же Остерман в Петергофе хотел объясниться с кн. Меншиковым и ему представил все вышесказанное, князь разгорячился и думал его испугать своею властью. Он ему повторил опять то же обвинение, обругал его атеистом и спросил его, знает ли он, что он [Меншиков] его сейчас может погубить и сослать в Сибирь.

Тут не воздержался барон фон Остерман и наговорил ему много сурового и между прочим сказал ему, что князь ошибается, полагая, что он в силе сослать его в Сибирь. Он же, барон, в состоянии заставить четвертовать князя, ибо он и вполне заслуживает того.

Исход этого дела ясно доказывает неразумность поступка князя, и дай бог, чтобы исход этот не сделался еще более печальным, чем он теперь. Ибо преступления его уж слишком тяжки. Припоминаю одно то, что он держал у себя фальшивого монетчика, отчеканил много тысяч рублей из низкой пробы серебра и пустил бы их действительно в оборот, если бы не императрица, [которая] по настоянию герцога Голштинского не допустила этого. Впрочем, он их все-таки отослал в Персию для уплаты жалованья войскам[22], что возбудит сильные жалобы туземцев и вызовет молву, будто русские хотят их обмануть фальшивыми монетами. Полагают также найти между его письмами известие о том, что он дал обоим генералам при отправлении их в Курляндию денег и инструкций, чтобы ему помочь получить герцогство. Это он, однако, предпринял без ведома Верховного Тайного Совета и, следовательно, не иначе как под страхом строгого наказания.

Князь просил отсрочку отправления на 8 дней, в чем ему, однако, отказали, и он отправился в путь третьего дня после обеда. Он и его семейство ехали в каретах, запряженных шестеркой; его сопровождали 50 или 60 багажных телег, а также все его слуги из немцев. Выезд случился в воскресенье, стояла прекрасная погода, отчего и обе стороны улиц были наполнены огромными толпами народа.

Говорят, что к генералу Миниху отправлен курьер и что он призывается сюда для председательствования в военной коллегии.

И. Лефорт – Августу II{21}

С.-Петербург, 16 (27) сентября 1727 года.

Князь Меншиков продолжает ехать и, как уверяют, около Москвы. Его, должно быть, очень беспокоило харканье кровью; сомневаются даже, чтобы он долго прожил.

Генерал Миних назначен вице-президентом военной коллегии.

P. S. По сделанным открытиям видно, что Меншиков не желал быть только герцогом, но имел виды и на корону. Меня уверяют, что найдено письмо, написанное им прусскому двору, в котором он просит дать ему десять миллионов взаймы с обещанием отдать вдвое больше, как только он вступит на престол русский. Кроме того, нашли приказание отрешить от должности под разными предлогами гвардейских офицеров Преображенского полка и заменить их любимцами Меншикова. Приняв еще во внимание его сокровища, набранные из денег царя, можно заключить, как далеко простирались его планы.

Может быть, дело о завещании вдруг обнаружится, но пока еще царь ничего не знает; думают о способах обратить его внимание на это. Так как великая княжна Елизавета подписывала все от имени царицы, герцог Голштинский и Меншиков заставили ее подписать завещание, о котором покойная царица ничего не знала. (…) Приказано воротить драгоценные вещи, посуду и деньги, утащенные Меншиковым; всего наберется более трех миллионов. Было назначено следствие. Макаров, Шаховской и Фаминцын, комендант крепости, арестованы. Меншиков и Варвара[23] сосланы в глубь Сибири; жена и дети получили свободу и могут жить, где хотят, но до сих пор они еще не разлучены, тем более что им не долго осталось жить вместе.

И. Лефорт – Августу II{22}

С.-Петербург, 25 сентября (4 октября) 1727 года

В середу вечером прибыл из Москвы фельдмаршал князь Голицын.

P. S. Кроме того, что он [Меншиков] ограбил своего государя, опустошил его казну, присвоил себе драгоценные вещи, принадлежавшие двору, требовал от подданного в силу своей власти земли и имения, тысячу раз злоупотреблял подписью и словом своего царя, узнали, что он для своей выгоды злоупотреблял при монетном деле. Его обвиняют в приказании вычеканить пятикопеечные монеты, которых появилось такое огромное количество, что они будут уничтожены. Эти монеты, однако, ходили как настоящие деньги, а в них чистого металла — было только семь лотов на одну марку. Нашлись еще многие другие притеснения.

Уверяют, что у Меншикова оковы на руках и ногах. У него несметные богатства. Одни говорят, что вещи, отнятые у него в дороге, превышают 20 миллионов, другие, же говорят, что только пять[24] (…)

Протокол Верховного Тайного Совета по делу кн. А. Д. Меншикова о ссылке его с семейством в Березов и о конфискации его имущества{23}

4 апреля 1728 г.

1728-го марта в 27 день его императорское величество изволили быть при присутствии всех особ Верховного Тайного Совета и слушать письма подметного, которое прибито было 24-го дня марта у Спасских ворот[25], и указал о том подметном письме выдать свой указ во всенародное известие, который того же дня сочинен и явствует ниже сего.

О Меншикове изволил определить: послать, обобрав его все пожитки, в Сибирь, в город Березов с женою, и с сыном, и с дочерьми. И дать ему из людей его мужеска и женска пола десять человек из подлых. И дать ему в приставы поручика или подпоручика от гвардии, которые ныне тамо с Мельгуновым, которому в дорогу для провожания до Тобольска взять двадцать человек солдат отставных батальону Преображенского, которые ныне в Аранибурхе[26]. И ехать ему водою до Казани, до Соли Камской, а оттуда до Тобольска. А в Тобольск приехав, отдать его, Меншикова, со всеми губернатору, а самому, взяв солдат, ехать в Москву. А губернатору, приняв его, отправить в вышепомянутый город, выбрав доброго офицера и придав солдат, которому офицеру и с солдаты и жить при нем. И как в дороге, так и тамо будучи, над ним иметь крепкое надсмотрение, чтоб ни он никуды, и ни к кому, и ни к нему писем никто не писал, и никакой пересылки ни с кем не имел. А ежели б какие письма от кого явились, и те ему брать к себе, и присланных к нему и от него посланных держать за караулом, и о том писать сюда без умедления, и дать ему обо всем том инструкцию. А давать ему, и жене, и сыну, и дочерям корму по рублю, да на людей по рублю ж на день, всего по ш[ес]ти рублев из тамошних доходов. А на нынешний год, с того Времени как он из Аранибурха повезен будет, дать из отписных его, Меншикова, денег, которые у Мельгунова оставлены. Да сверх того в дорогу офицеру на прогоны, и на наем судов, и на прочие дорожные расходы дать тысячу рублев из тех же денег, которым велеть держать расход с запискою. У жены его, Меншиковой, кавалерию[27] взять и прочие пожитки, остальные сверх описи Ивана Плещеева которые явятся и которые он в бытность свою у него, Меншикова, оставил, забрав, привезть Мельгунову в Москву и объявить в Верховном Тайном Совете. А команду ему свою от гвардии солдат взять с собою, кроме тех, которые ради провожания возьмутся, а прочих, которые взяты с Воронежа, и тех отпустить туды по-прежнему.