Бро - Валерий Петрович Большаков

— Номеров бы побольше… — Зина неуверенно переглянулась с девочками. — Телефонных, я имею в виду. А то, у нас у редактора только, и один общий. Звонят мне или Лысых, а трубки поднимают все. И каждый раз такая неразбериха!

— Сделаем! — бодро откликнулся первый секретарь. — А чай где, красавицы?

— Греется! — резво доложила Галка. — У нас электросамовар. Большо-ой! Ведро воды влезет!

— Ким Вадимович, — улыбаясь девичьему хвастовству, я оседлал стул, — а где ваша Снегурочка?

— В Дубки подалась, — мягко вымолвил Теплицкий, и зарумянился. — Лидочка и сама деревенская, и мама ее там живет. До сих пор новой прическе радуется! Помолодела, говорит, лет на десять! Да я и сам рад… А у вас, Марлен, целых два таланта — и писать, и стричь! Э-э… — смутился он. — Кажется, я лишнего наговорил…

— Да ладно, — махнул я рукой, — все равно ж узнают…

Девушки переглянулись.

— Ой, Зин, да мы же видели Лидию Николаевну! — плеснула руками Галя. — Помнишь, ты еще удивлялась?

— Ну, да! — Ергина неверяще посмотрела на меня. — Думаю, и когда ж она успела голову в порядок привести… Так это ты?!

— Сдаюсь! — поднял я руки.

— А мне сделаешь?

— А мне?

— Чур, я первая!

Теплицкий глянул на меня сочувственно, и приложил руку к сердцу:

— Чем могу загладить вину, Марлен?

— Да вот, — усмехнулся я, — отправить бы их на курсы повышения квалификации… В Москву! Не столько даже на учебу… Пусть бы пообщались с коллегами, набрались бы идей новых.

— А что, — оживился первый секретарь, — можно! Кого? — он достал из кармана книжечку в кожаном переплете. — Я записываю!

— Зинаиду Ергину, Галину Горбункову, Татьяну Лысых, Наталью Свиридову…

— На-талью… — бормотал Теплицкий, строча.

И тут на пороге возник Быков, застыв, как статуя командора.

— К-ким… Ва-вадимович? — пролепетал он.

— Здравствуйте, здравствуйте… — рассеянно обронил первый секретарь.

— Проходите, присаживайтесь, — спокойно пригласил я незадачливого ВРИО. — Угощайтесь. Скоро самовар закипит…

— Сви-ридову… — вывел Ким Вадимович. — Еще кого?

— Быкова, Алексея Петровича, — дополнил я список, наблюдая, как на лицах девчонок крайнее изумление сменяется растерянностью. И вот в подведенных глазках всплывает уважение — за «милость к падшим»…

— Чай гото-ов! — глухо донесся голос Лысых.

Придя в себя, отдышавшись, Быков промямлил:

— М-может, в кабинете главреда? А то тесно тут…

— Пожалуй, — согласился Теплицкий, пряча записную книжку, и подмигнул «малиннику»: — Гулять будем!

Суббота, 16 апреля 2022 года. День

Москва, Сокольники

Марлен еще в четверг, сразу после встречи в «Шоколаднице», твердо выбрал путь деяний. Когда тебя мотает из прошлого в будущее, и обратно, нет особой мотивации «вживаться». Ты просто ждешь очередного перемещения во времени, отбывая житие.

Думаешь: «Что толку стремиться к чему-то, если тебя в любой момент окутает багровый туман?»

Но ведь наступит же когда-нибудь стабильность? А если ты в этом времени надолго? Что, так и будешь ждать? Так и собственных поминок дождешься. Может, лучше действовать? Хотя бы подтянуть тот организм, в который сунула тебя судьба!

И Осокин «отвел» Вагина в спортзал…

Найти фитнес-клуб в Москве не сложно, лишь бы по деньгам сошлось. Жадноватый, то есть экономный, Марлен отыскал подходящее место в Сокольниках — приличный спортзал с турниками, наборами штанг и гантелей, с самодельными приспособами. Видимо, отсутствие навороченных тренажеров и сказалось на цене.

Осокин зашел «накачаться» после работы, и часа два с удовольствием тягал тяжести. Разумеется, строго соблюдая элементарные законы ТБ, чтобы не покалечить организм, далекий от тренировок. А беговые дорожки «Кеттлер» совсем ни к чему — это здешний «пипл» с жиру бесится. Вон, парк рядом…

В пятницу, правда, все тело ныло и жаловалось, но Марлен лишь зубы сжал, и вечерком снова вышел на станции «Сокольники» — надо было всерьез заняться прессом Игната…

* * *

Осокин пробежался трусцой, наддавая иногда в манере спринта, и перешел на быструю ходьбу. Закалять тело надо последовательно, но постепенно. Организм пластичен, и примет ту форму, которой добивается человек. Захочешь — и развернешь могучие плечи. Не захочешь — будешь кисло смотреть в зеркало на дряблые мышцы и отвисшее пузо, которое не втянешь, как не пыхти.

Сопя носом, Марлен пружинисто шагал по аллее, когда вдруг расслышал негромкий плач. Не сразу, но он обнаружил источник негатива — за молодой порослью, на лавочке, сидела молодая девушка в спортивном костюме, и хныкала, сняв левую кроссовку.

— Накололись? — громко спросил Осокин, подходя.

Девушка вздрогнула, поднимая зареванное, но хорошенькое личико, и быстро заговорила по-французски:

— Простите, я вас не понимаю…

— Накололись? — повторил Марлен, перейдя на язык «нации прелюбодеев».

— Нет-нет, просто растянула! Сейчас, допрыгаю как-нибудь…

— Как-нибудь вы допрыгаетесь, — заворчал «попаданец». — Лучше я вас как-нибудь дотащу… Ну-ка, беритесь за шею!

Упершись коленом в скамью, чтобы поберечь спину, он подхватил девушку на руки. С виду она была легонькой, а вот плечи заныли, борясь с притяжением.

— Вы хорошо говорите по-французски, — оценила красотка, глядя недоверчиво, даже пугливо.

— Соседка обучила, — ответил Осокин, кряхтя. — Софья Павловна родилась в Кембридже, а когда началась война… задержалась в Париже — на двадцать лет. Так что тетя Софи и с английским мне помогла, и с французским…

— Наверное, она была советской шпионкой, — предположила ноша.

— Наверное… Уф-ф! Передохнем малость.

Марлен дошагал до очередной скамьи, уселся, а девушку устроил на коленях.

— Меня зовут Клод, — чопорно сказала француженка. — Я родилась в Сан-Тропе, хотя моя мама… она из Алжира.

— Это родство лишь придало вам прелести, — выдал Осокин приятную правду. — Как Изабель Аджани.

— Я тоже снимаюсь! — важно сказала Клод. — А вас как зовут?

— Игнат… Иньяс по-вашему.

— Иньяс… — вымолвила девушка, словно пробуя имя на вкус. — Моя машина… она рядом с воротами парка.

— Уже легче! — ухмыльнулся Марлен. — Ну, что, Диди? Пошли?

— Поехали! — захихикала Клод.

Сделав еще пару остановок, посидев и поболтав, они добрались до припаркованного «Мерседеса» — черного, коробчатого «Гелика», хотя и «поюзанного».

Бережно устроив девушку, Осокин забрался на водительское сиденье.

— Куда? — спросил он отрывисто, разбираясь