Начало и становление европейской музыки - Петр Мещеринов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот мы прослушали с вами арию из «Кантаты» Баха. Для того чтобы ее понять и оценить, необходимо было знание всех символов, отсылок и подобий, которыми проникнут каждый момент баховского сочинения. Это очевидное сотрудничество и соучастие, потому что в нотах не записывалась полнота смысла, а от человека требовались творческая доработка, допонимание, дочувствование произведения. Совсем не то в новой музыке. Ария из оратории Гайдна ничего такого от нас не требует, просто слушай и наслаждайся, следи за разворачиванием гениально представленных музыкально-изобразительных событий.
Итак, в результате смены парадигм в музыке появился слушатель как таковой. А вслед за этим в музыку, да и в искусство вообще, вошел принцип, определяющий всю нашу сегодняшнюю жизнь, совершенно чуждый средневековому теистическому миросозерцанию. Я имею в виду принцип «интертеймента» (еntertainment) – развлечения и потребления развлечений. Музыка, потеряв отсылки к Богу и уподобление Божественной и мировой гармонии, стала субъективным искусством, как и искусство вообще. Принцип обособленного развлечения потянул за собой структуру потребления музыки как автономного искусства, появились выделенные места только лишь для слушания музыки: оперные театры и концертные залы, выделенное время, специально вечернее, как правило, в часы досуга, специальная индустрия – нотопечатание, антреприза, а в ХХ веке звукозапись и т. д. Изменилось и само бытование музыкальных форм, начиная с Бетховена. Например, стало возможным писать церковные последования (мессы, реквием и т. п.) не для богослужения, а исключительно для концертных залов.
Я говорю об этом без оценки, не в категориях «хорошо» или «плохо». Музыка – искусство невербальное, черты нового и старого переплетаются в ней и до сего дня. А гениальные образцы музыки куда глубже, богаче и сложнее, чем эти наши схематические и в достаточной степени условные рассуждения. Но если всё же «разводить по полюсам», то это можно проиллюстрировать примером. Старая музыка не могла изобразить зло в силу своей объективистской отсылочной основы, художественно-эстетическое явление никак не могло отсылать ко злу и уподобляться ему, ибо в рамках средневекового мировоззрения произведение искусства, изображающее зло, тут же переставало быть художественным и эстетическим. Мало того, этого никак не позволяла этика, которая составляла в те времена единое целое со всем комплексом человеческой жизни. Новое искусство зло изображает, мало того, нередко и уподобляется ему, и само становится им. Бах не мог изобразить нечто злое, не потому, разумеется, что ему таланта не хватало, а потому, что основа искусства была другая – изображать злое значит пускать злое в жизнь. А скажем, Шостакович изображал зло – разумеется, из величайших гуманистических побуждений, но тем не менее это уже была совсем другая эстетика Нового времени, некоторые черты которого мы сегодня с вами рассмотрели.
В следующий раз мы продолжим наши рассуждения о старой и новой музыке, но уже на примере тех музыкальных жанров, которые сложились к тому времени.
Лекция 6
Музыкальные жанры в XVIII веке. Церковная музыка
В прошлый раз мы рассматривали с вами различия старой и новой музыки и выделили два главных принципа, по которым различается эстетика музыки доклассической и классической. Первый момент – это изменение смыслов, содержания музыки, второй – изменение форм бытования музыки, когда появляются профессиональные слушатели, когда музыка выходит из пространства церкви и пространства быта в особое, выделенное пространство искусства. Нельзя сказать, что перемены смыслов, о которых мы говорим, возникли одномоментно. Плоть старой музыки постепенно прорастала новыми началами. Появление в старой музыке таких жанров, как опера или оратория, начали эти процессы. Давайте рассмотрим те сложившиеся в музыкальном искусстве жанры, которые использовали и развитие которых завершили в своем творчестве Бах и Гендель, от которых отталкивались уже Гайдн и Моцарт.
Начнем мы с музыки церковной. Применительно к Европе нужно говорить о трех церковных деноминациях: католической, англиканской и лютеранской церквях. Богослужение в англиканской «High Church» очень близко к католическому, а лютеранское имеет довольно значительные отличия, хотя в их основе и единый корень с католической мессой. Главная служба в католической церкви – это месса или литургия. Месса, как богослужение, состоит (так же как и наша литургия) из подвижных, т. е. изменяемых в зависимости от дня или празднования святого, и неподвижных частей. В музыковедении же термин «месса» присваивается только музыке неподвижной, т. е. неизменной части западной литургии. Такая месса состоит из пяти разделов. Первый – это «Kyrie eleison!» («Помилуй нас, Господи») поется во время исповеди или же символизирует исповедь, когда нет исповедников. Второй – «Gloria in excelsis Deo» («Слава в вышних Богу»), великое славословие, третий раздел – «Сredo» («Верую»), т. е. «Символ веры», четвертый раздел – «Sanctus» («Свят, свят, свят, Господь Саваоф»), Серафимская песнь и «Benedictus» («Благословение»), «Благословен грядущий во имя Господне», песнопение евхаристического канона, иногда в нумерации номеров мессы эти части считаются раздельно. Наконец, пятый раздел – это «Agnus Dei» («Агнец Божий»). Месса могла быть большой, развернутой, торжественной, праздничной, в этом случае она называлась «missa solemnis» («торжественная месса»), и малая будничная, обиходная – «messa brevis» («краткая месса»).
В качестве примера такой мессы мы послушаем не Баха или Генделя, а Йозефа Гайдна, так как ни Бах, ни Гендель не были католиками. Это одно из самых ранних творений Гайдна, написана эта «Месса соль мажор» в 1749 году. Символично, что именно в этом году Бах, которому осталось жить меньше года, заканчивал свой «Опус компендиум», знаменитую мессу «Си минор». Вот гайдновская месса – типичный церковный обиход, она очень короткая – семь минут. Мы прослушаем ее всю. Обратите внимание, какая живость и свежесть музыки и как уже отчетливо проявляется тот самый новый мелодико-гармонический стиль, о котором мы говорили в прошлый раз. А ведь Гайдн только начинал свою композиторскую деятельность. Особое внимание нужно обратить на самый конец мессы, на последнюю ее часть – «Agnus Dei», слова здесь такие: «Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, – помилуй нас. Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, – помилуй нас. Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира, – даруй нам мир». Послушайте – какая чудесная, трогательная, истинно религиозная музыка, выраженная в эстетике Нового
