Яхта: история с рассуждениями - Нонна Ананиева

– Плевать она хотела, – ответил он. – Ей незачем подстраиваться. Она может себе позволить быть любой. Она – свободная.

– Это как? – с иронией спросила Ханна.

– Умеет выбирать и отстаивать свой выбор. – Мухаммед понял, куда она клонит.

– Ты откуда знаешь?

– Ей ничего не жалко, даже себя. С ней никогда не потеряешь.

– А ты на чьей стороне?

Такой наглости Мухаммед не ожидал.

– Я – консерватор, – протянул он.

– И?

– На стороне Буратино, конечно.

Ханна встала и подошла.

– Мы сможем что-нибудь заработать? – Она заглянула в его блестящие глаза.

– Рассказывай, беби, – сказал, но, несмотря на два миллиметра, разделявших их лица, не пошевелился. Ощутил, правда, дыхание африканской львицы, вышедшей на охоту.

– Я знаю, у кого Золотой ключик, – тихо прошептала она ему в ухо.

– Разве Мальвина была в бизнесе? – удивленным шепотом ответил вопросом Мухаммед.

– Она была звезда и жила в отдельном неплохом особнячке, в цветах и поклонниках, если помнишь, – отшутилась Ханна и вернулась на прежнее место.

– А почему ты думаешь, что ты знаешь, а другие нет? – спросил Мухаммед.

– А я этого не говорила. Умных, красивых и догадливых много, а богатых – единицы.

– Не повторяй чужих глупостей. – Его лицо было спокойным и опять чуть снисходительным. – Откуда у тебя уверенность, что я твой союзник?

– Значит, есть. – В ее голосе звучали уверенность и нахальство или даже готовность идти напролом, сшибая своей круглой задницей сомнения и хорошие манеры.

– У нас большая фракция? – спросил он и сам же ответил: – Виолетта, наверное. Ты с нее, кажется, начала?

– Когда Саломея организовывала бизнес, с индусом ее познакомил Никита. Скромный такой индус, то ли химик, то ли фармацевт, то ли биолог, как он сам. Потомок махараджей Капуталы или Патиалы.

– А что ему было нужно от Саломеи?

– Ее связи и ее башка. Я тоже признаю кое-какие ее качества в отношениях с людьми… Она бесстрашная и спокойная.

– Ты так хорошо ее знаешь? – удивился Мухаммед.

– Знаю немного и знаю тех, кто знает ее достаточно хорошо.

– Дальше говори. – Учитывая женский характер своей собеседницы, Мухаммед не хотел очень-то показывать свое любопытство по отношению к Саломее.

– Никита был другом ее второго мужа. Она вдова, ты знаешь? – спросила утвердительно Ханна.

– Он тоже был ученым?

– Кажется, нет. Или был когда-то, но потом занимался бриллиантами. Я не понимаю в этом очень уж хорошо, как он их продавал, кому, но фирма у него была в Швейцарии и счета соответственно. И банкир Сева был в доле. Он тоже вдовец.

– А ты? – Мухаммед сел к ней на диван близко, почти касаясь.

– Я – нет. – Она удивилась и даже не поняла: он шутил или не шутил, когда спросил про долю или про ее семейное положение? – Я тут ни при чем.

– А вдруг они опять пустят газ ночью? – Теперь он уже ее касался, и было ясно, что она не против, но что-то их удерживало.

– Только ночью и только в нашей каюте, – прошептала Ханна.

– Я помню, – ответил Мухаммед губами, без голоса.

– Никита, помоги мне, – тихо попросила Виолетта.

Они спрятались от всех в мягких молочного цвета диванах салона. На самом деле она панически боялась солнца: из-за обязательной и неизбежной аллергии, новых родинок и внушаемого со страниц всего глянца мира преждевременного старения кожи.

Если быть точнее, то после того, как Саломея достаточно вызывающе встала и ушла наверх, а за ней последовал Олег, все, как по команде, разбрелись по парам. Виолетта подумала, что Саломея таким образом вызвала его на аудиенцию, или он сам ждал, когда же наконец поговорит с ней начистоту. Видно было, он сделал колоссальное усилие, отсидев минут пять на месте, чтобы сразу за ней не сорваться. Потом все бросились врассыпную, и никто не пошел наверх. «Молча оставили их там сражаться, хозяев», – решила Виолетта.

Она давно знала, что Ирина страдала от этой любви и мстила Олегу с Севой. Как хитрющий и проницательный Копейкин их не раскусил, она не понимала. Катя тоже знала, но Катя не была сентиментальной мечтательницей и четко прояснила, что прочной семьи с Олегом не создать и внимательного отца из него не сделать, по крайней мере в ближайшие лет пятнадцать. Он будет откупаться своими деньжищами и видеть супругу от случая к случаю, даже если она нарожает ему троих детей. Уютному дому и саду с цветами и собачкой он всегда предпочтет номер в отеле в очередном месте его интересов, где всегда найдется рядом симпатичная сотрудница, помощница, коллега и т. д. А если не найдется, он может и потерпеть. Но Ирина Катю не слушала. Она влюбилась в ее бойфренда с первого знакомства. Кто знает, может быть, Катя была и не права…

Ире было тридцать четыре.

Мы сами делаем свою судьбу, спотыкаясь на самом главном: слушать разум или душу?

– Я не могу смотреть Севе в глаза, как будто я ее сообщница, – продолжила Виолетта.

– Чья, милая? Саломеи? – спросил участливо Никита. Она казалась такой хрупкой, растерянной, виноватой, неравнодушной. – Саломея старалась не только понять Ирину, но и заставить ее принять решение, я так думаю. У нее у самой непростой жизненный опыт за плечами.

– Она отговаривала Ирину от Олега, я знаю. Она ему не доверяла. Она терпеть его не могла. А сейчас смотри, что происходит!

– Что происходит? Не опережай события, чемпионка, – Он обнял ее за плечи. Приятная девчушка, хотя и чуть диковатая. Она как будто дарила ему новые ощущения, разве это не счастливый случай? Опять вдруг проявляешь к кому-то интерес, а не бежишь в свое одиночество. – Знаешь, насчет Севы совершенно не надо себя терзать. Любое чувство вины пускает глубокие корни, перемешивая прошлое и будущее и создавая страх перед обстоятельствами. Это проблема Ирины. Была, – медленно сказал Никита. – Так и просится небезызвестная цитата: «Нет человека – нет проблемы».

– Я думаю, любовь – всегда треугольник, в большей или меньшей степени – ты прав. Саломея тоже это знает, но молчит же.

– Она с тобой молчит.

В салоне появился парень из команды.

– Слушайте, молодой человек, если мы попросим принести холодного лимонада – реально? – высказал свое желание Никита, заодно спрашивая Виолетту, не против ли она.

– Ты ведь знал мужа Саломеи, Пита? – спросила Виолетта. Она как будто начала успокаиваться. Она почувствовала в себе женщину, на которую тихо, может быть, но пошел лов.

– Да, знал. Еще до того, как они поженились.

– Он ведь был американец?

– Да. Мать, правда, была настоящая итальянка.

– Ты тоже был с ней знаком? – удивилась Виолетта.

– Конечно. В девяностые я стал увлекаться ювелиркой. Почему так получилось, долго рассказывать. А если честно, я не люблю вспоминать девяностые. Лихая пора.