Невеста по заказу - Каролина Дэвидсон

– Женевьева, – быстро ответила девушка. – Она сказала… – Лотти, нахмурилась, пытаясь вспомнить ее слова. – Кажется, она сказала, что он вернулся сегодня утром.

– Да, это как раз то, что я слышал на мельнице, – протянул Джон. – Похоже, что его неотложные дела заняли только два дня.

Лотти сидела прямо, ее глаза неотрывно смотрели на дорогу, а мысли лихорадочно сменяли одна другую.

– Вы ведь знали, что он вернулся? Когда вы вошли в лавку, вы знали? – спросила Лотти. – Вы мне ничего не сказали… вы просто погрузили покупки и направились домой. – Она закусила нижнюю губу, размышляя о значении этого факта.

Если бы Джон хотел избавиться от нее, он мог бы бросить ее у церкви. Но тогда, мысленно рассуждала она, что бы он делал с детьми. Два дня она готовила и убирала в доме, чистила и штопала. Можно сказать, привела дом его брата в порядок и сняла с его плеч заботы о племянниках.

– В конце концов, вы решили, что я могу быть вам полезна? Так ведь? – спросила она его с видом, полным достоинства.

Он посмотрел на нее исподлобья:

– Из-за чего вся эта суета, Лотти? Тебе некуда было идти, я предложил место, где остановиться. Если бы Джеймс… в общем, если бы дело повернулось по-другому, ты бы уже была замужем за моим братом, – заявил он твердо.

Глаза ее вызывающе сверкнули, когда она взглянула в его лицо. Лотти заговорила деланно-спокойным тоном:

– Однако я не замужем за вами, мистер. И, похоже, никогда не буду, спасибо милостивым небесам.

Джон еще больше помрачнел. Его ответные слова были сказаны свистящим шепотом:

– На случай, если вы запамятовали, мисс О'Мэлли, я вам и не предлагал.

Он окинул быстрым взглядом ее полные груди под блеклым платьем. Затем оглядел ее ноги, и губы его искривились в усмешке, когда он заметил ее неуклюжие ботинки. Медленно, с пренебрежительной улыбкой он проговорил:

– А что вообще заставляет вас думать, что пастор вас теперь захочет принять?

Произнося эти слова, Джон уже сожалел о том, что они слетели с его губ. Но, черт возьми, девчонка проникла ему в душу, и с этим он ничего не мог поделать!

Лотти поникла, сгорбилась – колкость Джона попала точно в цель. Ее лицо тотчас побелело, когда в нее впилось жало оскорбления. Такой простой вопрос – и наполнил ее таким стыдом! Но Джон был прав. Она знала это наверняка. Никто не приблизится к ней с обручальным кольцом в руке после того, как она жила столь близко от молодого холостяка. Ее репутация, возможно, уже навсегда погублена.

Мисс Эгги говорила, что сожаления о прошлом бессмысленны, они лишь осложняют движение к будущему. Лучше всего забыть прошлые ошибки и двигаться дальше как можешь. Лотти мысленно уже настраивалась на какую-то определенность – и вот оказалась ни с чем. Даже мисс Эгги затруднилась бы указать ей сейчас верное направление.

Коляска по-прежнему мерно покачивалась. Лотти же сидела, сжав ладони, пряча под сиденье свои ужасные башмаки, которые она так ненавидела. Узкие носы ботинок до боли сжимали пальцы ее ног, но Лотти, стараясь не замечать боли, пыталась представить тот момент, когда она, наконец, сможет снять обувь. «Что за отвратительные ботинки», – думала она, сжав зубы.

Лотти еще раз посмотрела через плечо и послала Сисси ободряющую улыбку. Ответом ей была невеселая усмешка, и едва заметный взмах руки, и Томас, обнимавший сестру, еще крепче прижал ее к себе.

Лотти тихо вздохнула, прикрыв глаза, – слишком отчетливо читалось горе на лицах детей. Они так же несвободны, как и она сама, с грустью размышляла Лотти. Оставшиеся с дядей, который легко поддавался переменам настроения и был склонен к вспышкам и истерикам, связанные с незнакомкой, которая оказалась с ними лишь из-за стечения обстоятельств, дети цеплялись друг за друга, как две щепки, увлекаемые стремниной.

Джон Тиллмэн сидел, глубоко погруженный в пучину собственных мыслей, плечи его были опущены, глаза щурились от летящей из-под копыт лошади пыли. Джон думал о том, что вся эта нервотрепка досталась ему ни за что.

– Вот длинный язык, – тихонько усмехнулся, он.

Да, он был незаслуженно груб с ней, и все потому, что она облизала губу и посмотрела на него, как олениха в чаще, которую вспугнул на рассвете охотник. Он позволил затронуть свою душу этой маленькой тетерке, а ведь она не была и вполовину так бойка, как женщины в Миль-Крике, – просто взгляд оленихи, и только-то. Она и в подметки не годится Женевьеве, а все же…

Он прикрыл глаза и представил себе двух этих женщин рядом. Женевьева с блестящими темными кудрями, и Лотти… с толстой косой вокруг головы. А затем в его воображении всплыла другая картина: утренний свет – и в этом свете сидит женщина с округлившимися от испуга глазами, с простыней, натянутой до подбородка, женщина, сжавшаяся на перине его брата. Неописуемой красоты золотистые волосы падали ей на плечи, на спину, и он тщетно пытался заплести их и уложить в ту прическу, что так легко удавалась ей каждое утро…

Женевьева в кисейном платье с чудесным изобилием цветов, бегущих через ярды ткани, – и невзрачное, запыленное платье Лотти… вот, так-то лучше. Джон, удовлетворенный такой картиной, одобрительно улыбнулся. Но все-таки его сознание, та предательская часть мозга, что не поддавалась контролю, рисовало податливую стройную фигурку под пыльным платьем.

«Держу пари, у Женевьевы тоже отличная фигура», – подумал он, словно оправдываясь перед кем-то. Но тотчас же усомнился в том, что она смогла бы наскрести еды на пустых полках, запасы на которых не пополнялись уже, наверное, полгода, и отмыть двоих детей так, что их носы засияли, как заря.

«Что ж, Лотти станет хорошей фермерской женой, – подумал он в порядке обороны. – Но не моей, – определила его упрямая воля. – Мне вовсе не хочется оказаться в таком положении только для того, чтобы видеть, как заботятся о детях Джеймса и Сары».

– Мы скоро приедем? – раздался с заднего сиденья жалобный голосок Сисси.

– Ее укачивает, – заявил Томас.

Джон кивнул.

– Видишь съезд, прямо впереди, а, Сисси?

– Я ничего не вижу с заднего сиденья, – пожаловалась малышка, подтягивая к подбородку колени. – Мне просто надо выйти, и все, – сказала она твердо.

– Ее дурная привычка, – добродушно проворчал Джон, и Лотти заметила, как он улыбнулся краешком рта.

То, что этот человек может перечеркнуть все ее справедливое негодование одной мягко сказанной фразой, казалось нелепостью. Но резкий щелчок поводьев свидетельствовал о том, что он торопился ради ребенка, пусть даже и ворчал при этом. В такой же манере он сунул ей в руку деньги, необходимые, чтобы заполнить пустые полки, и дал полную свободу в выборе покупок. Он не требовал у нее отчета… И это все только для того, чтобы потом так отвратительно преобразиться по пути обратно и делать столь оскорбительные замечания в ее адрес.