Дары Кандары.Сборник(СИ) - Батхен Вероника Владимировна

живностью ходили теперь угрюмые взрослые мужики, даже поганых крачек сбивали палками. Муку

продавали на вес серебра, драгоценные камни меняли на драгоценный сахар, книги шли дешево – плохо

горели.

Город щерился темными окнами, хлюпал выбитыми дверьми, мигал кострами реденьких патрулей.

Прохожие выцвели, из разряженных щеголей и элегантных красавиц былых времен превращаясь в

оборванную толпу. На хорошо одетых смотрели косо. Столица полнилась слухами: о старухах, что

заманивают прохожих, а потом продают пирожки с человечьим мясом; о черной карете, увозящей бесследно

молодых девушек с окраинных переулков; о наследнике – сыне розовой фаворитки, юном принце, который

уже почти собрал армию на востоке.

Ос метался по городу и говорил. О Городе Солнца, свободе и братстве, грядущих победах и светлом

будущем… От завода в казармы, оттуда в доки, в госпиталя и снова на площадь – к толпе. Он осунулся,

исхудал, забывал есть и спать. Времени не хватало. Каждый день, каждый шаг, каждый выкрик в

тысячеликое месиво приближали неизбежное чудо, царство равенства и свободы. Было жалко терять часы,

поэтому Ос согласился на экипаж и гнедых из дворцовой конюшни. Ночевал он тоже в одной из

бесчисленных комнат дворца, в двух шагах от покоев Брока.

В изувеченных залах не тушили огни до света. Рассылали бумаги, планы и вестовых, собирали

отряды грядущих армий, строили и творили новое будущее. Очаги Солнца – воспитательные лицеи для

бродяг и сирот; голубые дома из стекла и металла – чтобы братья не прятались друг от друга;

скорострельную пушку, новый способ книгопечати, два лекарства от смерти, летательный аппарат на

легчайших шелковых крыльях… Никогда еще Осу не доводилось попадать в средоточие пульса жизни –

разношерстные квартиранты дворца торопились, как будто каждый день был последним. Отчасти так и

случалось: одержимые и одаренные в равной степени быстро гибли от пуль, лихорадки и собственной

неосторожности. Их места в строю заполняли мятежные новобранцы. Все, кто мог, несли камни в стены

Города Солнца.

Ос успел полюбить свое утлое гнездышко – закуток чьей-то маленькой фрейлины. Покрывала и

простыни тихо пахли жасминовыми духами, на глазуревом умывальнике вяла пудреница из перламутра, в

гулком брюхе комода ожидали своей судьбы разноцветные бальные платья. Стекла так и не удалось

вставить, но на ночь можно было запереть ставни и задернуть массивного вида портьеры. Получалось тепло.

Почти…

Иногда заходили гости – фанатической силой дара Ос выделялся даже в пестром котле дворца. Все

знали, к рыжему словоплету благоволит Друг Народа. Но близких людей, кроме Брока, так и не появилось –

слишком спешно жилось. Пару раз на душистом ложе оставались ночевать женщины. Они мяли постель и

дрожали от холода в кружевных простынях, жадно курили вонючий табак, говорили о новой жизни и

исчезали, не дожидаясь рассвета. А жаль – по утрам из покоев открывался прекрасный вид на залив.

Полоска воды блестела далеко за домами, обрамленная лоснящейся жестью крыш, зеленью тополей,

высокими трубами – черными и тускло-красными. На флагштоках громоотводов метались знамена

победителей.

По ночам у камина Ос сидел и писал – о городе, о боях и победах, о врагах и о Друге Народа, о

кораблях-птицах и птицах-вестницах. Было зябко, часто хотелось есть, иногда становилось страшно –

безвозвратно быстро рушился старый мир. Но опять надвигался день: кава из кухонного котла, мокрый

хлеб, полселедки – и вперед, к людям. Дар был счастлив. Ос – тоже.

На фронтах наступило затишье. Город съежился и примолк. Снег засыпал все выходы из домов, люди

мерзли и мерли в своих берлогах. Стало пусто на улицах. Только ветер гулял в гулких стрельчатых арках, да

собаки скулили и грызлись над жалкой добычей. Жеребцы из дворцовых конюшен завершили свой век в

общей кухне, поэтому Ос снова ходил пешком.

…Проклятое время мертвых – последние дни холодов. Всякий год кажется, что света больше не

будет, надеяться не на что, следует умереть, забыться сном под хрипы метельных дудок. И с первым лучом

тепла забываешь эти кошмары, чтобы следующей зимой вспомнить...

– Мужчина, послушайте, – наперерез Осу из парадного вышла девушка в куцей шубке, – Я голодна…

И действительно, вся она была как мольба о пище. Высохшее лицо, ввалившиеся глаза, пересохшие

белые губы, тонкие, страшные ноги с узлами коленок. Хлеба при себе не нашлось, но и бросить девчонку на

улице Ос не смог. Он решил отвести бедолагу в покои, накормить пайковой «шрапнелью», дать отоспаться в

тепле. Если ж будет смышлена, то и дело ей подберется. Хоть на посылках или кашу варить, все лучше, чем

на улице в мороз грошничать.

Идти было далеко, через два провесных моста. Девушка долго держалась вровень, но ближе к

площади силы ее оставили. Она вцепилась Осу в рукав, едва волочила ноги, а у дворцовых ворот

неожиданно потеряла сознание. Пришлось нести на руках. Сгрузив гостью в пышные простыни, Ос

растопил камин, сбегал в кухню за кавой и теплым супом, занял у соседа сахар. В тепле девушке стало

лучше, она ела и плакала, не замечая, что плачет. А потом уснула с ложкой в руке.

Ос провел ночь у камина. На душе у него было тепло. Это чувство казалось ему незнакомым.

Младшие братья словоплета чуждались, ни зверей, ни детей у него никогда не водилось, и Ос удивлялся,

что умилительного в тонком, тихом, чужом дыхании. Он задремал, а проснулся от прикосновения. Девушка,

голая и жалкая в своей неухоженной голости, склонилась над ним. Ос улыбнулся, не желая платы за

угощение. Девушка погладила его по лицу. На грязном пальце круглился след от кольца. Перстня с тусклым

агатом, украшения девичьей ручки. …Белое платье… Белая кость… Обручальное кольцо имени.

Ос сам расчесал Анне кудри и согрел для купания воду, распотрошил сундук и добыл ей одежду, а

прежние тряпки выбросил прочь. Он укачивал девушку, как больное дитя, кормил с ложечки, спал у ее

постели, по сто раз повторял, что никто ее теперь не обидит. И думал – как же спасти. Прошла неделя, Ос не

выходил из покоев, сказавшись больным, но врача принимать отказывался. Наконец Брок прислал мальчика,

требуя объяснений. Ос поднялся в кабинет сам.

Словами простыми и грубыми он объяснил, что, наконец, отыскал любимую. Ему плевать, что Анна

аристократка. Если она умрет, он тоже не будет жить. Брок слушал молча. Ос продолжал, что никогда

ничего не просил у друга, и это долг навсегда, и девушка ничего плохого в своей жизни не сделала, и… Брок

расхохотался. Он смеялся долго, булькал, хрипел, бил ладонями по столу, плевался и взвизгивал. После утер

усы и спросил, почему бы Осу не расписаться со своей кралей. Он, Друг Народа, взял же принцессу в

жены... Ос пришел с этой вестью к Анне. Анна сказала «да».

Это было странное счастье. Ос не мог наглядеться на девушку, ставшую вдруг женой. Он просыпался

утром от звука ее шагов и засыпал, слыша ее дыхание. Он таскал воду, колол дрова, приносил в дом то хлеб,

то свечи, то старинную книгу. Будь его воля, он не позволил бы милой мараться о стирку или мытье, но

Анна сама хотела вести хозяйство. Ос полюбил вечера у камина. Он учился разговаривать с женщиной,

вспоминал и рассказывал дни своей жизни. Анна слушала молча. До весны они жили как брат и сестра.

Когда бури утихли, Ос уехал на фронт – говорить для солдат и матросов. Имперцы отступали, но

медленно, слишком медленно. И жгли на своем пути все – поля, закрома, деревни, – случалось, и вместе с

жителями. А Другу Народа был нужен хлеб.

Ос говорил о любви и войне под обстрелом, в окопах, с вестового гнезда на мачте. Приходилось

учить, убеждать, чаровать и грезить неумелые, косные души. Ос питался кониной, обовшивел, был ранен.