Сотник (Часть 1-2) - Евгений Красницкий

Во-первых, никакой карьеры она не делала – все, как и положено аристократке, досталось ей по праву рождения. Это позволяло предположить, что, не пережив тех унижений и трудностей, которые приходятся на долю сделавших успешную карьеру женщин, она не превратилась в законченную стерву, мстящую всем окружающим за пережитое.

Во-вторых, не должно быть у княгини того страха, который преследует «карьерных» женщин – страха в одночасье потерять все, что достигалось долгими годами. Не может Рюриковна быть выкинутой и забытой, не посмеют подонки, ранее лебезившие перед ней, «отыгрываться» за прежние обиды и собственную зависть, тешить свои комплексы за счет проигравшей, да и не посмеют ее «убрать», как ненужного свидетеля, те, кто удержался наверху. Да, этого всего прирожденная аристократка может или совсем не опасаться, или опасаться гораздо меньше, чем выбившиеся наверх карьеристки.

Может, конечно, Агафья овдоветь, может лишиться городненского стола, могут произойти с ней и другие неприятности, но братья Мономашичи, да и другие Рюриковичи, оберегая свой статус, и ей не дадут скатиться на самое дно. И даже если жестокая судьба загонит ее за монастырские стены, все равно жизнь у нее будет легче, чем у рядовых послушниц или монашек. Из этого обстоятельства следует, что право повелевать представляется Агафье естественным, не вызывающим сомнений, равно как и иные привилегии аристократки, которые она может потерять только вместе с жизнью.

Соответственно строились и ее отношения с мужчинами: только очень немногим она должна подчиняться (и то – многое зависит от обстоятельств), большинство же ОБЯЗАНО подчиняться ей или, хотя бы, выказывать почтение и готовность к повиновению. То есть, в случае опасности, вопрос «прятаться ли за мужскую спину или справляться самой», перед Агафьей просто-напросто не стоит – ее обязаны защитить! Иными словами, Мишка со своими отроками, освободив княгиню из плена, вовсе не оказал ей никакого благодеяния, а просто выполнил свой мужской и служилый долг.

Нет, какую-то награду он, конечно же, заслужил, но…

«М-да, сэр, и опереться-то, кроме художественной литературы, вам не на что. Обидно, конечно, но не досадовать же, подобно дону Румате Эсторскому, на отсутствие в учебной программе курса придворной интриги? «За неимением гербовой…», как говорится… Что там у нас первым делом приходит в голову? Анна Австрийская? Не натуральная, разумеется, а из романа «Три мушкетера». Д’Артаньян, помнится, когда притащил ей из Англии подвески, что получил? Именно! Перстень с бриллиантом, причем не лично, а через камеристку. А граф де Ла Фер, когда намекнул, что сопровождал своего друга в Англию? Да! Совсем другое дело! Никакого «материального поощрения», но удостоился приватного разговора и получил испрашиваемую помощь!

В чем разница? А в том, что д’Артаньян был всего лишь нищим безбашенным гасконцем, для которого пределом мечтаний являлось место рядового мушкетера, а граф де Ла Фер – аристократом, для которого и офицерского патента в том же мушкетерском полку было недостаточно. Так кем же вы, сэр, хотите нарисоваться перед княгиней Городненской – д’Артаньяном или Атосом? Ах да! Пардонэ муа, по возрасту вы тянете не более чем на виконта де Бражелона, но ведь все равно, разница-то существенная!

Итак, если вы собираетесь изобразить из себя, как выражался незабвенный профессор Выбегалло, «шевалье де сан пёр, э сан репрош», придется и перед княгиней светить свое родство с Рюриковичами, никуда не денешься – средневековье-с! Однако делать это надо не так, как с князем Всеволодом – «я роду не худого, и не надо со мной, как со смердом обращаться», а изобразить из себя «юного Атоса» – «поступаю так, как предписывает мне мой статус, и никто, даже сюзерен, не может требовать от меня иного».

Что положено Атосу, то не светит д’Артаньяну. В переводе на язык родных осин: «Забудьте о выкупе, но позаботьтесь о таких вроде бы эфемерных, но весьма существенных категориях, как связи и положение».

Вот и цель переговоров обрисовалась: добиться появления в информационном поле Мономашичей (ну, хотя бы одного только Вячеслава Туровского) такой фигуры, как боярич Михаил, которому как-то неудобно подать «рупь на водку», а затем забыть о его существовании. Риск? Несомненно: возле князей – возле смерти. Но стартовая позиция, позвольте вам заметить, очень нехреновая, а это – ресурс, да еще какой! Правда, возраст… но, как говорят мастера единоборств: «если ты выше противника ростом, это преимущество, а если ты ниже противника ростом, то это тоже преимущество».

Соответственно, и стратегия разговора…

«Да, с князем было проще – пугнуть, выдвигая на передний план его беспомощность раненого пленника и попутно напустив мистического тумана, а потом, пока у него «кипит разум возмущенный», вложить нужные мысли, которые тот посчитает своими. С княгиней будет сложнее… с женщинами вообще сложнее, но тут еще и требуется не только добиться своего, но и заслужить хорошее отношение. Ни красота (хотя, какая красота с вашей-то рожей, сэр, да еще на фоне Елисея и Елизара), ни ум, ни обаяние, ни элегантность с куртуазностью тут не прокатят. Женщине во власти нужны: первое – полезность, второе – предсказуемость и управляемость, чтобы этой полезностью можно было воспользоваться».

Значит, никакой мистики, никаких непоняток. Открыто и прозрачно: восторженный пацан, воображающий себя «рыцарем в сверкающих доспехах», распираемый гордостью от того, что он боярич, родственник правящей династии и сотник в четырнадцать лет, но (НО!), ничуть не сомневающийся в своих аристократических правах, так же, как и сама княгиня Агафья – правах поскромнее, чем у князей, но столь же непреложных!

Вот такого «бойцового петушка» княгиня поймет, примет и будет уверена, что сможет крутить им, как ей заблагорассудится. Вот о таком Агафья, в разговоре с братьями, отзовется снисходительно-доброжелательно, а в разговоре со снохой – Ольгой Туровской – даже могут дуэтом и похихикать, мол, забавный зверек, да и приручить его будет полезно.

«Ну, что ж, сэр, глаза горят, усы, не смотря на их отсутствие, топорщатся, шпоры, которых тоже нет, звенят. Вперед!

Княгиня Агафья сидела на чем-то, покрытом шкурой (кажется, лосиной) прямо под раскрытым волоковым окошком так, что ее лицо оставалось в тени, а находящийся перед ней собеседник оказался бы весь на свету.

«Угу, приготовилась. Знаем мы эти штучки».

Артемий, заскочивший вперед, сначала сверхпочтительно произнес:

– Изволь сюда пройти, господин сотник, – потом прямо-таки возгласил на манер мажордома, – Сотник Младшей дружины Погорынского войска боярич Михаил сын Фролов из рода бояр Лисовинов!

Мишка с близнецами, четко печатая шаг, дошел почти до самого торца очага, остановился, акцентированно приставив каблук к каблуку, затем (прямо, как на плацу) изобразил полуоборот направо. Близнецы следовали за ним, точно копируя движения. Какой-нибудь старшина-строевик, возможно, даже умилился бы от такой слаженности – прямо-таки не строевой экзерсис, а музыкальная фраза трио исполнителей-виртуозов.

Выждав пару секунд, Мишка опустился на левое колено – на сгибе правой руки шлем, ладонь левой руки на рукояти меча не позволяет кончику ножен коснуться пола – склонил голову, прижав подбородок к груди (почти прижав – помешала повязка на горле), потом, глядя в упор на княгиню, произнес:

– К услугам Вашей Светлости!

– Что?

Не то чтобы Агафья не расслышала мишкиных слов – в доме было тихо – но слишком уж необычным было обращение. Елисей же понял ситуацию по-своему и в полном соответствии с полученными инструкциями громко повторил:

– К услугам Вашей Светлости.

Не дожидаясь ответа, Мишка (а с ним и близнецы) поднялся на ноги. Княгиня некоторое время озадачено помолчала, а потом, видимо выполняя заранее продуманный план, грозно вопросила:

– Почто вежество не блюдешь, земно не кланяешься?

– Воинское коленопреклонение вежеством земному поклону не уступает, однако, если Вашей Светлости угодно…

Мишка склонился в поклоне так, что если бы не были заняты руки, сумел бы коснуться пальцами земляного пола. Вместе с ним склонились и близнецы, а Елисей, еще не успев выпрямиться, начал:

– Воинское коленопреклонение…

– Да слышу я, слышу, не глухая!

Агафья отмахнулась, как от надоедливой мухи, и Елисей умолк на полуслове.

– Ты как меня назвал?

– Издавна у славян князья именуются Светлыми, отсюда и Светлость, обращение же на «Вы» есть сугубое вежество, надлежащее при разговоре с тем, кто владеет правом говорить не только от себя, но и от множества своих подданных. Посему: Ваша Светлость.