Мое прекрасное забвение (ЛП) - Джейми Макгвайр

— Когда, ты сказала, ты можешь начать? — рассеяно спросил Кэлвин, поправляя картину с брюнеткой за стойкой.

Ее тату покрывали почти все ее тело. Чернила и улыбка — это были единственные вещи, которые были на ней, она лежала вокруг других обнаженных, возможно сонных, женщин. Большинство стен были покрыты такого же рода фотографиями с татуированными моделями с мускулами, которые было очень хорошо видно в их развалившихся позах. Стойка представляла собой беспорядочную кучу бумаг, ручек, квитанций, скрепок, но остальная часть казалась чистой, это выглядело так, будто Кэлвин купил этот стиль на аукционе, который проводился в заброшенном китайском ресторане.

— Прямо сейчас. Я могу работать по понедельникам и вторникам до полудня, но со среды по пятницу я могу работать до семи. В субботу я должна буду уйти до пяти. И не могу работать по воскресениям.

— Почему нет? — спросил Кэлвин.

— Мне нужно учиться и делать домашние задания хоть иногда, а еще у меня всегда сбор работников перед работой в баре Ред.

Кэлвин посмотрел на Трентона с одобрением. Трентон кивнул.

— Хорошо. Трент и Хейзел потренируют тебя на телефоне, компьютере и в бумажной работе. Это очень просто. В основном это обслуживание клиентов и уборка, — сказал он, выходя из-за стола. — У тебя есть какие-нибудь татушки?

— Нет, — сказала я. — Это обязательное требование?

— Нет, но уверяю тебя, у тебя появится одна в течение месяца, — сказал он, спускаясь в холл.

— Я сомневаюсь в этом, — сказала я, подходя к стойке.

Трентон подошел ко мне и положил локти на стойку.

— Добро пожаловать в Скин Дип.

— Это моя фраза, — сказала я, дразня его.

Телефон зазвонил, и я взяла трубку.

— Скин Дип тату, — сказала я.

— Да, хм… во сколько вы, ребята, заканчиваете работать сегодня?

Кем бы он ни был, он казался пьяным в хлам, несмотря на то, что было всего лишь три часа дня. Я посмотрела на дверь.

— Мы закрываемся в одиннадцать, но сначала вам стоит протрезветь. Они не будут делать вам тату, если вы в состоянии алкогольного опьянения.

Трентон скривил лицо. Я не знала, было ли это правилом или нет, но оно должно было быть. Я имела дело с пьяными, и возможно встречу еще добрую часть их здесь. В худшем случае, раньше я всегда чувствовала себя спокойно и непринужденно с пьяными.

Мой отец был завсегдатаем Баш Бир (Busch Вeer — бар). Он ходил туда каждое утро завтракать еще до того, как я родилась. Нечленораздельная речь, неуместные комментарии, хихиканье, и даже гнев — это было то, к чему я привыкла. Работа в помещении с встревоженными мерзкими типами вокруг, обсуждающими памятки, будет более тревожной для меня, чем слушать плач взрослого мужика за бутылкой пива о его бывшей.

— Итак, если это персональный звонок, для одного из нас, то ты должна перевести на другую линию так, — сказал Трентон, нажимая кнопку перевода, затем на кнопку одного из пяти номеров.

— Сто — это офис Кола. Один-ноль-один — это моя комната. Один-ноль — два — комната Хейзел. Один — ноль — три — комната Бишопа… ты увидишь его позже… и если ты повесила трубку, ничего страшного, они перезвонят. Все звонящие записываются в телефонную базу, — сказал он, толкая базу в сторону.

— Прекрасно, — сказала я.

— Я Хейзел, — сказала крошечная женщина с другого конца комнаты. Она подошла ко мне и подала руку. Темная бронзовая кожа на ее руках была покрыта от кистей до плеч десятками разных цветных произведений искусства. Ее уши блестели от огромных украшений, которые охватывали весь край ее хряща, в одном из них виднелся горный хрусталь. Она была натуральной темной брюнеткой, но ее искусно сделанный ежик был медно-блондинистым.

— Я делаю пирсинг, — сказала она, без намека на акцент.

Ее толстые губы формировались вокруг ее слов очень элегантно. Для такого крошечного размера, у нее была очень жесткая хватка. Ее бирюзовые ногти были настолько длинные, что я задавалась вопросом: как она делает ими что-либо, особенно такую сложную процедуру, как пирсинг на разных частях тела.

— Ками. Две минуты назад стала вашим новым администратором.

— Клево, — сказала она с улыбкой. — Если кто-нибудь будет спрашивать меня, всегда записывай их имена и сообщения. Если это будет девушка по имени Алиша, скажи ей, чтобы она пошла на х….

Она ушла, и я посмотрела на Трентона с поднятыми бровями.

— Так, ладно.

— Они поссорились несколько месяцев назад. Она до сих пор злится.

— Я поняла.

— Итак, это формы, — сказал Трентон, вытаскивая длинный металлический ящик из стола для хранения документов. Он объяснил мне все от телефонных звонков до посетителей, прежде чем занялся работой, тогда Хейзел пришла мне на помощь. Кэлвин оставался в своем офисе большую часть времени, и я не вспоминала о нем.

После того, как Трентон закончил со своим клиентом и увидел, как она ушла, он высунул голову между стеклянных дверей и спросил:

— Ты, наверное, проголодались. Хочешь перекусить неподалеку?

Рядом находился Пэй Вэйс (Pei Wei’s), оттуда доносились аппетитные соленые и острые запахи еды, из-за того, что кто-то открыл дверь, но я работала на двух работах для того, чтобы помочь Коби заплатить счета. Есть в таких местах было роскошью, которую я не могла себе позволить.

— Нет, спасибо, — сказала я, чувствуя, как урчит мой живот. — Мы скоро закрываемся, так что я перекушу сэндвичем дома.

— Ты не голодна? — спросил Трентон.

— Нет, — сказала я.

Он кивнул.

— Ладно, я пойду. Скажи Кэлу, что скоро вернусь.

— Без проблем, — сказала я, чувствуя, как мои плечи повисли, когда закрылась дверь.

Хейзел была в своей комнате с посетителем, и я пошла туда, посмотреть, как она делает пирсинг на переносице у кого-то парня. Он даже не дрожал.

Я отпрянула.

Хейзел заметила мою реакцию и улыбнулась.

— Я называю это Бык (The Bull). Они очень популярны, потому что ты можешь просто повернуть кольцо вплоть до ноздрей и спрятать его, как-то так.

Я поморщилась.

— Это завораживающе. Трент пошел поесть тут рядом. Он скоро вернется.

— Лучше бы он мне что-нибудь принес, — сказала она. — Я чертовски голодна.

— Как еда держится у тебя в теле? — спросил клиент. — Если я ем рис, то сразу набираю 10 фунтов, а вы все китайские цыпочки очень худы. Я не понимаю этого.

— Я — филиппинка, идиот, — сказала она, сильно дергая его за ухо.